Племя - Павел Сергеевич Бутяев

антенн и прочего барахла.

Спалось Шону гадко. В мысли один за другим проникали силуэты, возникшие, точно миражи, в туманном полумраке сна. То это были лица знакомых ему людей, то омерзительные рожи мутантов, то выдумки воображения, которые смешали в себе внешность каждого и породили совершенно новых, невиданных ранее сущностей. Они заглядывали так глубоко, как бы крича во все горло о своей способности видеть наши страхи и манипулировать, они грозятся сотворить невиданное, лишь дай им эту возможность. Преградив путь в спокойный мир снов, эти существа подбираются все ближе. Длинными тенями они показывают свое присутствие, и ты чувствуешь холод, тоскливый мороз, пробегающий по коже в эту минуту. Нельзя позволить им овладеть тобой.

Роза тихо сопела. Только этот тонкий свистящий звук возвращал Шона в свой чистый разум. Он становился неприступной стеной для темных сил зла, звучной мелодией мира, песнью долгожданной, добытой трудом и кровью свободы, счастьем, что казалось таким далеким, вера в существование которого, казалось, пропала навсегда.

Где-то за окном протяжно завывал ветер. Покачивались худые стволы берез, изредка дотрагиваясь тощими ветвями до окон, слегка постукивая. Ночь. Стук. Гул ветра. И в этом вся жизнь, в этом и есть все прекрасное. В дверь неожиданно бешено застучали, точно в порыве сумасшествия, и между увесистыми ударами звучали отчетливые крики:

— Шон! Открой, скорее! — это кричал Кирилл.

Шон за мгновение успел собраться и уже открывал входную дверь. Завалившись в квартиру, Кирилл испуганным взором окинул Розу и Родригеса, которые тоже были сильно возбуждены от такого необычного визита.

— Давай, пошли! Эта тварь выбралась из клетки и теперь громит весь гараж! — еле держась на ногах докладывал Кирилл.

— Господи! Да почему же ничего не может пойти так, как надо? — Шон со злостью напялил на себя куртку и, заметив, что Роза делает то же самое, спросил. — Может останешься дома? — но девушка, как всегда, была неотступна. Вся троица устремилась к гаражу.

Роза глотала ледяной воздух на бегу, вслушивалась в звуки ночной природы, но слышала только собственное сердцебиение. Какое оно сегодня необычное, такое мягкое, даже как бы воздушное, и, тем не менее, очень частое. Так может биться только чистейшее сердце, ничуть не омраченное тьмой и разрухой, беспределом морали, ставшим совершенно естественным в новом мире. И как же жалко на этом свете видеть таких людей, этих светлых существ, будто им здесь не место. Нужна ли им такая жизнь, которую им пришлось принять?

Все подбежали к дверям гаража. За ними громовыми раскатами гремели перевернутые шкафы, трещали деревянные обломки, звенел металл — настоящая граница ада, полная воинственной канонады. За этой стеной расположен совсем иной мир, там велась борьба за будущее, будущее без человечества.

Вцепившись в ручку двери и крепко сожмав в руке пистолет, Шон начал медленно открывать дверь, которая издала громкий звонкий скрип. От мощного удара Родригеса отбросило на несколько метров назад. Зверь набросился на дверь, чуть не сорвав ее с петель. Издав хриплый вопль, мутант бросился на своих жертв. Шон пытался нащупать в темноте улицы свое оружие, он нервно водил руками по холодному асфальту, но пистолет точно испарился, ладони онемели, глаза совсем залились безжизненной тьмою и лишь звуки помогали осознать реальность. Мутант сделал два больших шага, оттолкнулся ногами от земли и упал прямо перед Розой, взмахнув гигантской лапой пред ее лицом. Раздался крик. Пронзительный стон. Родригес видел все лишь краем глаза. Наконец, в его руке оказалось оружие, он направил его в сторону зверя, дрожа от ужаса, молясь о том, что все это ему лишь кажется. Выстрел. Драугр пошатнулся и выпустил из своей хватки девушку, которая сразу же рухнула на землю. Шон выстрелил еще, руки его дрожали, но почти каждый выстрел поражал цель. Опустошив магазин в уже падающего мутанта, Родригес отбросил пистолет в сторону и подбежал к лежащей на земле Розе.

Столь милое, прелестное создание… И как же смеет жизнь так жестоко с нею обходиться? Шон приложил ледяную руку к ее бледному лицу, гладил растрепанные волосы, так сильно сжимал эти маленькие ладони. Он смотрел в ее глаза, пустые глаза. Нет, не может быть, это же все еще она, это ее серые, красивые глаза, но почему же в них больше нет той искры, куда исчезла жизнь в их глубинах? Истекая кровью, со лба и до груди спускалась смертельная рана. Коготь зверя сотворил страшное: он не просто убил человека, он сумел еще и истязать живую душу. Шон все еще держал ее ладони, прижимал ее окровавленную голову к себе, целуя и все пытаясь увидеть в ней жизнь. Но все было тщетно.

— Шон, — тихо позвал его Кирилл, дотронувшись до плеча. Шон молчал. Он словно и не слышал больше никого, он пытался уловить стук любимого сердца. — Шон. Она умерла.

— Нет! — воскликнул Родригес и принялся еще горячее обнимать Розу. — Нет! Ей нужно помочь! Ей… ей нужно… — Шон упал лицом на ее истерзанную грудь и зарыдал. Слезы лились по его щекам, смешиваясь с молодой кровью. Луна мягким, еле заметным светом освещала ее лицо, по-прежнему такое красивое и светлое. Она навечно осталась собой, она умерла собой, она — Роза.

Глава 10

Ее похоронили на рассвете. Бледно-розовые лучи солнца падали на молодое, мертвенно-бледное тело в тот момент, когда его укрывали в толстое одеяло и опускали в холодную, твердую землю. Шон с трудом воткнул хлипкий деревянный крест в замерший грунт и снова упал на колени. Больше не было сил кричать, плакать и говорить. Больше не было желания двигаться вперед, искать счастливое будущее. Больше не было света, жизнь погрузилась во мрак. Больше не было и самой жизни, осталось лишь гнилое, унылое существование.

С неба, кружась в причудливом танце, сыпались снежинки, покрывая собою все вокруг. Шон поднял голову к небу, и его лицо защекотали мягкие белые хлопья. “Первый снег. А ее нет, — измученно шептал внутренний голос. — У нее скоро день рождения. Я больше ее не поздравлю, я больше ее не увижу”.

Весь оставшийся день Шон пролежал в кровати, справляясь с жаром и головокружением. Каждая конечность, каждая часть его тела точно омертвела, он не чувствовал ничего. Но стоило ему закрыть глаза на секунду, и являлась она, с полным счастья лицом, с той улыбкой, в которой было столько веры и надежды на будущее. Не выдержав, Родригес поднялся с постели и, хромая из-за онемевших ног, подошел к окну, как делал каждый день. Полные улицы снега, огромные сугробы, ледяные