Скиф - Николай Коробков

— Завтра! — крикнула она, убегая. — Орик, завтра!

XIII

Макрон шел впереди. За ним четыре раба несли закрытые носилки. Процессия не привлекала к себе внимания — последние годы Херсонес нередко посещали иностранцы: здесь было немало римлян, и лектики встречались на улицах довольно часто. Макрон и его товарищи прошли мимо агоры, обогнули маленький храм, спустились к морю, как будто направляясь к гавани, и пошли влево по берегу.

Здесь почти никого не было. Сначала попадались купальщики, игравшие на солнце дети. Дальше берег казался совсем пустынным. Над ним стояли богатые усадьбы и обитавшим в них людям незачем было в этот обеденный час спускаться к морю.

Они дошли до намеченного места, отнесли в сторону носилки, спрятали за мысом и скрылись между большими камнями, громоздившимися у круто спускавшегося ко взморью берега.

По расчетам Макрона, Ия должна была придти сюда значительно позже. Обычно она купалась очень рано утром и перед вечером.

Макрон, уже бывавший здесь, еще раз осмотрел местность, размотал и свернул кольцом длинную веревку, приготовил холст, в который он предполагал закутать пленницу. Затем дал последние указания своим товарищам:

— Она спустится по этой тропинке. Мы спрячемся по обе стороны за камнями. Как только она поравняется с нами, мы выскочим и схватим. Это надо сделать так быстро, чтобы она не успела крикнуть. Рот ей завяжу сам. В это время вы двое обернете ее в холст, как можно плотнее. Потом сверху обмотаем веревками. Все это надо сделать быстро и притом осторожно: если окажется, что мы повредим ей что-нибудь, мы вместо обещанной награды получим кандалы. Связав, отнесем в носилки, покроем ковром, для большей безопасности, и доставим, куда следует. Для всего этого дела достаточно нас троих. А вы двое пока останетесь сзади на случай, если бы ей удалось крикнуть и кто-нибудь это услыхал. Тогда пускайте в дело кинжалы. Если с ней придет какая-нибудь рабыня, то ею тоже займетесь вы. Понятно? Помните, что награду получим сегодня же вечером.

Они разошлись и скрылись в указанных им местах.

Приближался вечер. Солнечный свет сделался мягким. От деревьев, ломаясь на крутом спуске, падали длинные тени. Прибой шелестел монотонным, успокаивающим прозрачным шумом.

Прошло уже много времени, но никто не показывался на тропинке. Макрон начинал беспокоиться. Обычный час, кажется, уже миновал. Сегодня последний день срока. Вернуться без пленницы к Адриану значило выдержать припадок его бешенства: не избежать плетей, а может быть и смерти. Надо ее добыть во что бы то ни стало; даже если она не придет сюда. Напасть на дом невозможно, но, вероятно, она где-нибудь в саду — там ее можно было бы схватить и унести.

Макрон волновался все больше и наконец решил отправиться на разведку. Он поручил начальствовать Бату, приказал своим товарищам ждать и, в случае если девушка появится до его возвращения, схватить ее. Потом, стараясь оставаться незамеченным, взобрался вверх и вошел в сад. Прячась за кустами, он прокрадывался вперед и высматривал.

Вдруг на дорожке показалась человеческая фигура. Он постарался получше ее рассмотреть, но из-за частых веток видел только мелькавшую белую одежду. Он решил, что это Ия. По мельканию пятен можно было судить, что она двигалась быстро — должно быть, бежала. Макрон оставался сбоку. Он решил пропустить ее вперед и поспешил за ней.

Вдруг шум шагов прекратился. Макрон подождал и осторожно выглянул. Никого не было видно. Он догадался, что она свернула в сторону и, вероятно, спускается не по тропинке. В самом деле, там сорвалось несколько камней, со стуком полетевших вниз. Макрон быстро побежал вперед и свистнул, давая сигнал к нападению. В несколько прыжков он очутился на краю обрывистого берега и окаменел от неожиданности. По камням спускался какой-то мужчина. В нескольких шагах от него виднелся застрявший между двумя глыбами Бат с кинжалом в руке, за ним второй из его помощников. Двое других выглядывали из-за камня, видимо, не зная, что делать. Человек, спускавшийся к берегу, остановился, как будто готовясь отразить нападение. Он был безоружен и одет в короткую белую тунику.

Неожиданность на мгновение лишила Макрона способности рассуждать, но он быстро решил, что этого свидетеля надо уничтожить, и кинулся вниз, увлекая за собой целый поток земли, щебня и мелких обломков. Он хотел с разбега сбить противника с ног, но тот отскочил в сторону и, схватив огромный камень, обрушил на спину Макрона. Он упал с раздробленным плечом, захлебываясь хлынувшей изо рта кровью.

В это время подбежал один из рабов: он успел только вскрикнуть, запрокинулся и упал, получив жестокий удар коленом в живот. Но трое оставшихся уже бросились на противника. Он схватил одного из них за горло, стараясь его телом закрыть себя от кинжалов. В свалке он поскользнулся и упал навзничь, не выпуская из рук полузадушенного им врага. Остальные навалились на него сверху.

Забывая об осторожности, Бат кричал прерывающимся голосом:

— Бейте кинжалами! Вниз, вниз! Схвати его за волосы... Не уйдешь... Бей сбоку... Не уйдешь... Я тебе припомню уши...

Несколько удачных ударов заставили лежавшего внизу закричать. Резким толчком он приподнялся и снова упал.

— За горло!.. хватай за горло! — задыхающимся голосом выкрикивал Бат. — Дави!..

Он несколько раз ударил кинжалом в поднимавшийся и опадавший живот. Смертельно раненный сделал последнее усилие сбросить сидевшего на нем человека, извиваясь, перевернулся на бок, схватился окровавленными пальцами за широкое острое лезвие. Бат вырвал кинжал и начал наносить удары в бок и грудь, направляя их к сердцу. Тело забилось в коротких судорогах, откинулось на спину, согнутые ноги вытянулись и повисли, спускаясь с камня. Рассвирепевшие люди продолжали бить, не замечая, что противник мертв и неподвижен.

Наконец они поднялись. Около истерзанного, окровавленного трупа их было только двое: третий, держась за раздавленное горло, скорчившись, сидел с посиневшим лицом и хрипло икал; получивший удар в живот все еще находился в обмороке; Макрон лежал на камнях, залитых кровью, продолжавшей течь изо рта; глаза закатились так, что были видны только белки.

Его подняли: но он был уже в агонии.

Поспешно они перенесли двух других товарищей, которые не могли двигаться, положили на носилки и торопливо ушли по направлению к вилле Адриана.

Наступила тишина, нарушаемая лишь замирающим щебетанием птиц в саду и доносившимися откуда-то издалека тонкими звуками флейты.

Прошло еще немного времени.

Напевая вполголоса старинную песенку, Ия медленно спускалась по тропинке. Она шла так, как если бы была уверена, что кругом никого нет, но, незаметно улыбаясь, посматривала на овеянные тонкой и нежной вечерней мглой камни. Она знала, что Орик прячется где-нибудь здесь. Она подошла к морю, положила на гравий большой сверток, скрытый под белым покрывалом, сняла с головы повязку, распустила волосы и сбросила сандалии. Свежий и возбуждающий запах соленой воды и ожидание прохладного прикосновения моря заставляли ее вздрагивать и выгибаться. Маленькими шагами она пошла берегом по самой границе воды. Ласковые теплые волны, набегая, щекотали ноги.

Вдруг ей сделалось страшно. Ей показалось, что на берегу, между камнями, мелькнуло что-то белое. Но она сказала себе, что это Орик, и не оглянулась. Некоторое время она стояла, ожидая, прислушиваясь к молчанию. Страх возрастал и заставил ее оглянуться. Там никого не было, но между камнями все-таки белело что-то. Она тихонько позвала:

— Орик!..

Никто не отвечал. Превозмогая страх, она подошла к белому пятну. Ей пришлось влезть на камень, оттуда она перепрыгнула на другой, и ее розовые ступни попали во что-то липкое, темно-красное.

Непонятный ужас вдруг сжал ее сердце. Она побежала вперед, бессознательно продолжая звать:

— Орик, Орик!..

Что это он, она не поняла. Он лежал странно втиснутый между камнями, с лицом, повернутым к ней. Его брови были мрачно сдвинуты, светлые волосы откинуты назад, глаза смотрели мимо ее плеча, расширенные, устремленные на невидимое. Лицо было сурово, но испачканный кровью, искривленный открытый рот улыбался недоумевающей и жалобной детской улыбкой.

Стоя на коленях рядом с ним, она цеплялась пальцами за его плечо, выступавшее из-под обрывков залитой кровью туники, и продолжала звать:

— Орик, Орик!..

Вечер был тихий и нежный. Прозрачный сумрак растворял последние розовые отсветы, скользившие над водой; голубые тени таяли, и слышались только томные вздохи моря да доносившиеся издалека тонкие звуки флейты, повторявшей мотив старинной любовной песенки...

ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК

Скифией, как мы знаем это от Геродота, именовалась территория в пределах теперешних южнорусских степей, приблизительно от Азовского моря до Дуная.

На этом обширном пространстве, хорошо орошенном многочисленными реками, развертывались прекрасные пастбища, способствовавшие развитию скотоводства, а многочисленная и разнообразная дичь, так же как изобилие рыбы в реках, делали территорию благоприятной для обитания охотника и рыболова. Неудивительно, что пространства эти были заселены человеком еще в древнейшие времена.