Сокол на запястье - Ольга Елисеева

К удивлению хозяйки, сатир оттяпал совсем немного волос - чуть-чуть там, чуть-чуть сям - а потом взялся за горячие щипцы, и тут "амазонке" не поздоровилось. Он завивал до тех пор, пока на ее голове не образовалось подобие маленькой львиной гривы.

-- Я похожа на стриженную медузу Горгону. - вздохнула Бреселида. Надеюсь, сетка спасет положение.

-- Никаких сеток! - пан порылся в ларце с украшениями, выбрал тонкий золотой обруч и пересек им лоб госпожи.

-- Так не носят. - запротестовала Бреселида.

-- Будут носить. - Элак вытащил длинные серьги в виде белых эмалевых лебедей и осторожно вставил их в уши хозяйки. - Мне нравится.

-- Мне тоже. - протянула женщина, зачарованно глядя на себя в медное зеркало. -- Ты, и правда, волшебное создание. - она улыбнулась ему. - Я никогда не думала, что я...

Сатир приложил ей палец к губам.

-- Ты это ты. - мягко сказал он. - Вспомни себя в буковом лесу. Сейчас ты такая же.

Элак щелкнул пальцами, призывая рабынь с одеждой. Они принесли тонкую черную тунику с золотой вышивкой по подолу. Закалывал и драпировал ее пан сам. На бедра Бреселиде лег легкий пояс из витых цепочек.

Женщина было двинулась к выходу, но сатир удержал ее.

-- Подожди. Я хочу, чтоб ты пахла лимоном и лавром. Как ночь. Чувствуешь запах в садах?

"Амазонка" кивнула.

-- Мы его только усилим. -- Элак встряхнул двумя алебастровыми пузырьками.

-- Вот теперь ты готова идти во дворец. Эй, Нестор. Хватит спать! Госпожа отправляется. Ты составишь ей кампанию?

* * *

Освещенный множеством огней дворец, напоминал горящий светильник. Бреселида шла по открытой верхней галерее, соединявшей крепостные постройки акрополя с жилыми. Ей оставалось лишь спуститься к квадратному каменному бассейну, пересечь двор, где уже шло веселье, и присоединиться к пиру царицы в трапезной зале.

Тиргитао часто устраивала праздники - большие и маленькие - для всего двора и отдельно для избранных приближенных. Иногда ей вовсе не нужен был повод, чтоб веселиться. А сегодня приезд сестры совпал с разрешением от бремени Сабры, любимой египетской левретки царицы.

Царица ревностно следила, чтоб ни у кого при дворе не было таких же собак, лошадей, тканей и благовоний, как у нее. Поэтому Тиргитао оставила в живых лишь одного щенка, а остальных -- крошечных, мокрых, похожих на мышей - приказала немедленно сварить в меду и подать за столом прорицательнице Гекубе под видом древесных сонь. Вот будет потеха!

Эта мрачная старуха давно раздражала царицу. То ее не устраивал новый "живой бог", и она требовала заклать его в храме Трехликой. То ныла по поводу излишних расходов на войско. Поначалу Тиритао не обращала на это внимания. И не так взбесишься, если целый день мять свой старый зад на треножнике у оракула! Но последняя выходка Гекубы оскорбила царицу.

Решив, что прорицательница переживает плохой возраст, и ей нужен мужчина, чтоб скрасить болезненное увядание, Тиргитао подарила храму Тюхе прекрасно вышколенного раба-нубийца. Он надоел ей самой, но еще годился для общих мистерий. Каков же был гнев царицы, когда она узнала, что столь редкий кусок черного дерева пущен под нож, и, потрясая его окровавленной печенью, Гекуба предвещает Меотиде страшные времена: хаос, нашествие скифов, резню в царской семье...

Такие предсказания не остаются безнаказанными.

Спускаясь по лестнице в сад, Бреселида столкнулась с мрачной процессией главной жрицы, направлявшейся на пир. Впереди и позади Гекубы шли по три молодых послушницы с факелами в руках. Другие девушки держали над головой прорицательницы огромный зонт из траурного шелка. Была ночь, и этот предмет странно смотрелся на фоне звездного неба.

Гекуба скользила по дворцу, как тень, и встречные с испугом расступались перед ней. Бреселида тоже шагнула назад, но было поздно. Прорицательница заметила ее. Старуха остановилась и выжидательно уставилась на "амазонку". Ее глаза смотрели цепко и равнодушно, словно пили жизнь с лица молодой женщины.

Сотница заставила себя выпрямиться и выйти вперед.

-- Боишься обгореть? - с издевкой спросила она, указывая на зонт.

-- Это ты? - устало произнесла Гекуба. - Подойди ближе.

Помимо воли "авмазонка" повиновалась. Ее сердце сжалось в ледяной комок, когда легкая, как крыло птицы, рука старухи легла на лицо и скользнула по нему вниз.

-- Ты еще не готова. - сказала прорицательница. - Когда же я дождусь?

Бреселида молчала.

-- Мои пальцы слабеют. - продолжала жрица. - Но ты не идешь.

Сотница едва нашла в себе силы отступить назад и вырваться из кольца прислужниц Гекубы.

- Младшая сестра царицы всегда становится жрицей Трехликой. вздохнула прорицательница. -- Внутри царского рода должны быть чистые руки, чтоб убить царя, когда его позовет Великая Мать.

-- Замолчи! - Бреселида схватила Нестора за загривок и потащила вперед.

Гекуба с усмешкой дала им дорогу.

Высокие двери трапезной были распахнуты в сад. Из них лился свет масляных ламп, слышалось пение флейт и смех пирующих. Все встречные низко кланялись Бреселиде, а когда она вышла из тени на освещенные ступеньки, в толпе придворных пробежал одобрительный шепот.

-- Элак был прав, ты сегодня чудо как хороша, - шепнул Нестор.

Они поднялись наверх и под гул приветствий вступили в зал, где пиршество уже началось. На возвышении за трехногим низким столом возлежала Тиргитао в пеплосе, затканном золотыми нитями. Вокруг нее располагались знатные меотянки. Обычно женщины и мужчины ели по рознь, но на праздниках им позволялось присутствовать вместе. Мужчин было немного. Некоторые из них сопровождали на пир глав материнских родов: степняки побаивались города и считали, что даже во дворце не помешает надежная охрана. Кроме них, в зале находились богатые купцы-колонисты. Эллины вели себя раскованнее и не норовили при каждом удобном случае сползти со стульев на пол.

Царица болтала со своей новой фавориткой Аретой, девушкой, год назад убившей архонта Гекатея. Теперь она исполняла обязанности телохранительницы и в данный момент огромным ножом чистила для Тиргитао гранат. Между их ложами сидел на полу кастрат Ликомед и аккуратно слизывал рубиновый сок с пальцев то одной, то другой женщины.

Бреселида терпеть не могла этого борова. Всего полгода как его оскопили, а он уже оброс жиром, словно дельфинья самка! Слов нет: смазливый малый - белокожий, светлоглазый с мягкими льняными волосами до плеч. Но томная женственность и расслабленная грация Ликомеда внушали "амазонке" инстинктивное отвращение. Она бы еще потерпела его, если б кастрат не лез в дела, к которым не имел ни малейшего отношения!

За соседним с Тиргитао столом возлежал Делайс. Он вел оживленный разговор с Зифом, мужем одной из придворных дам. Тот ворочал большими делами в порту. Заговорщически понизив голос, мужчины обсуждали перевозки через пролив.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});