Золотые дни - Джуд Деверо

— И ты хочешь попросить меня вести там хозяйство?

— А почему нет? Или ты предпочитаешь и дальше жить воровством и торговлей собственным телом?

— Я предпочитаю… — Табита хотела сказать что-то саркастическое, но передумала. — Ты наймешь мужчин для работы на ферме? Мне трудно с мужчинами.

— Нам всем трудно, — вздохнула Эдилин. — Я была счастлива до тех пор, пока не встретила Джеймса, а потом своего дядю. И Ангус… — Она махнула рукой. — С ним покончено. Харриет — это компаньонка, с которой я живу, — считает меня ни на что не годной. И вообще, все, кого бы я ни встретила за последний год, считают меня бесполезной. Мне бы хотелось доказать им, что они ошибаются.

— Невозможно вести хозяйство без мужчин.

— Почему? — спросила Эдилин.

— Потому что мужчины должны… Они должны поднимать тяжести.

— Мы раздобудем сильных коней. Я ехала на повозке, которую тащили кони клейдесдальской породы — лошади-тяжеловозы, они могут поднять целые горы.

И, пока она говорила, то, что вначале было просто пустой блажью, прихотью, постепенно превращалось в серьезное намерение. Почему женщины не могут вести фермерское хозяйство? Они будут поставлять на рынок лучшие фрукты и станут знаменитыми. Их яблоки не будут битыми и порчеными, они будут красиво разложены на прилавке. Эдилин уже представила себе зеленые груши на желтом, смоченном водой шелке.

Эдилин окинула Табиту взглядом, вспоминая, как та выглядела, когда была чистой, и картина стала принимать в ее уме отчетливые очертания.

— Подруги поневоле, — пробормотала она.

— Что?

— Это название нашей компании — «Подруги поневоле».

— Компании?

— Да, — сказала Эдилин и недобро прищурилась, глядя на Табиту. — Я знаю, что ты лгунья и что ты любишь рассказывать людям длинные душещипательные истории о своей жизни, но вот что я тебе скажу: если ты солжешь мне, если ты когда-нибудь украдешь у меня хотя бы шпильку, я вышвырну тебя вон. Второго шанса не будет. Сколько бы ты ни умоляла тебя простить, я тебя не пощажу. Ты будешь уволена без права восстановления. Ты меня понимаешь?

— Да!.. — нагло протянула Табита.

— Я говорю серьезно и хочу, чтобы ты тоже отнеслась к этому серьезно. Так мы договорились?

Табита подумала, и ухмылка сползла с ее лица.

— Ты забрала меня с улицы, и я не стану красть у тебя и лгать тебе. Не могу обещать, что я не буду лгать другим и воровать у других, но тебе я ничего плохого не сделаю, можешь не бояться.

— Будешь воровать у других — тебя посадят в тюрьму, а может, и повесят, но это твое дело, — сказала Эдилин. — А теперь пойдем. Я должна сообщить Харриет.

Через десять минут она пробилась через толпу к Харриет, которая торговалась с каким-то фермером, заставляя его сбросить цену на бобы.

— Он — вор! — заявила она, увидев Эдилин. — И посмотри на эти бобы. На них жучки.

— Хочешь — бери, хочешь — нет, мне все равно, — сказал торговец у повозки.

Недовольно бормоча, Харриет положила бобы в корзину, к другим покупкам и взглянула на Эдилин.

— Почему у тебя такое лицо? — Харриет наклонилась к ней. — И почему эта ужасная женщина идет за тобой следом?

— Это Табита.

— Та самая, которую ты… — Харриет с недоумением посмотрела на Табиту. — Она похожа на ночную бабочку.

— Так и есть, и в этом моя вина, — сказала Эдилин, взяв Табиту за руку и оттащив ее в сторону, чтобы их не могли услышать. — Я собираюсь купить ферму мистера Сильвестра.

— Ты? — Харриет смотрела на нее с веселым любопытством. — И что ты будешь с ней делать? Розы сажать?

— Это хорошая мысль. Представляю, как будут смотреться белые розы с темно-красными сливами.

Харриет прикоснулась ладонью ко лбу Эдилин.

— Ты перегрелась на солнце.

— Солнце тут ни при чем. У меня всегда было слишком много всего, а самого главного никогда не хватало.

— Когда мы придем домой, я дам тебе опийной настойки.

— Ты и твой братец помешались на этом зелье! — огрызнулась Эдилин. — Харриет! Ты прекратишь разыгрывать из себя мою матушку и хотя бы раз выслушаешь меня наконец?! Я собираюсь купить ферму, и мы с тобой будем этой фермой управлять; Ты займешься бухгалтерией, потому что у тебя хорошо получается считать, а я займусь…

Эдилин не знала точно, чем будет заниматься, но она никогда в жизни не была так уверена в себе, как сейчас, и точно знала, что у нее все получится.

— Ты не можешь купить ферму. Ты ничего не знаешь о фермерстве, — сказала Харриет. — Ты не можешь…

— Этим утром ты жаловалась на то, что я не сделала ничего путного в своей жизни, а теперь ты говоришь, что я не могу сделать то, что хочу сделать. Нет! — воскликнула Эдилин, когда Харриет начала ей возражать. — Ты останешься здесь с Табитой, а я поговорю со вдовой мистера Сильвестра.

— Даже не думай оставлять меня с этой… с этой женщиной!

— Ты с ней останешься! — отрезала Эдилин, отдирая пальцы Харриет от своей руки. — И будешь с ней в полной безопасности, потому что я знаю по собственному опыту, что драться она не умеет.

Харриет, казалось, вот-вот упадет в обморок.

Эдилин повернулась к Табите:

— Не делай ничего, что может ее напугать, иначе я тебя уволю.

Табита кивнула, но посмотрела на Харриет с недобрым огоньком в глазах.

— Успокойся, Харриет, — сказала Эдилин. — После того как ты сделаешь ей ванну и переоденешь, в чистую одежду, ты увидишь, что она очень даже прилично выглядит.

— Я? — возмутилась Харриет. — Я должна ее купать? Ты что, сошла с ума?!

— Возможно! — бросила через плечо Эдилин, направляясь к повозке Сильвестра. — Возможно, я действительно сошла с ума.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 20

Фронтир 1770 год

Четыре года спустя

— Харкорт, — сказал полковник Уэллмен, — я хочу, чтобы вы нашли… как ни неприятно мне это говорить, ее жениха. Проклятый дурак позволил индейцам похитить его.

— Которым именно? — спросил Ангус.

— О чем вы?

— Какому племени индейцев он позволил себя похитить?

— Я-то откуда знаю? Эти дикари — ваша работа, а не моя. Я знаю только, что этот глупый мальчишка исчез, а моя дочь рыдает сутками напролет. Скажите, Харкорт, вы понимаете женщин?

— Совсем не понимаю, — честно ответил Ангус.

— Я сосватал свою дочь за мужчину, а она предпочла никчемного мальчишку. Какого-то там Мэтью Олдриджа. Когда я услышал, что на дилижанс, на котором он ехал, напали индейцы, мне очень хотелось сказать ей, что мальчишка погиб. Но она была там, когда мне об этом сообщили, поэтому ей известна правда.

Ангус никак не прокомментировал слова полковника. Он давно научился тому, что в армии никому не стоит сообщать свое мнение, а в особенности этому надменному хвастуну полковнику Уэллмену. Но поскольку Ангус не был военным, Уэллмен считал, что может вести себя с ним раскованнее, чем с другими, и говорить все, что вздумается. Из-за этого Ангусу приходилось часами выслушивать лекции Уэллмена на самые разные темы, начиная с того, чем кормить лошадей, и заканчивая тем, как распоряжаться собственной жизнью.