Проклятие Лермонтова - Лин фон Паль

а) На сей пункт не имею [ничего] [чего] сказать, [ничего] ничего [могущего служить к моему к своему оправданию] в свое оправдание. Доказательством же случайности поединка может служить то, что вызов мой был сделан после объяснения, – [тогда] [только тогда] и именно тогда, как уже мне не оставалось [уже] [уже] другого средства окончить с честью это дело.

б) На сей пункт [не имею] [имею] [имею] [не] имею сказать [……]) [одно] [ничего] одно в свое оправдание; [именно то] кроме – что поединок этот был совершенно случайный, [доказательством чего] [от] злобы к нему я никогда не питал, следовательно [и не имел нужды], мне незачем было иметь предлог с ним поссориться, и в доказательство привожу неоднократный отзыв мой г-м секундантам, в чем именно почитаю себя обиженным и по каким причинам [сам] не могу сам сделать первого шага к примирению.

– Когда вы посылали от себя приглашенного вами секундантом корнета Глебова к Лермонтову с вызовом его на дуэль, то каков получился ответ Лермонтова и не говорили ли чего относящегося к миролюбию или продолжал те колкости, кои вас оскорбляли с согласием на ваш вызов и в чем заключались меры секундантов Васильчикова и Глебова к примирению вас с Лермонтовым.

а) Не знаю, продолжал ли он свои колкости во время вызова, только мне Глебов ничего об них не говорил [В] Переданный мне ответ [был] состоял, что он готов исполнить мою волю. – Миролюбивых предложений [никаких не было сделано] он мне не делал. – Васильчиков и Глебов напоминали мне взаимные наши отношения и тесную связь, которая до сего времени существовала между нами, желая через то убедить меня взять назад вызов.

б) Не знаю, продолжал ли он свои колкости во время вызова, только мне Глебов ничего об них не говорил. – Переданный мне ответ состоял в простом согласии [исполнить мое желание,] без всяких миролюбивых предложений [его с своей стороны]. – Васильчиков и Глебов напоминали мне [взаимные] [наши] прежние мои отношения с ним и тесную связь, которая до сего времени существовала между нами, [желая через то убедить меня взять назад вызов] желая кончить [миролюбиво] [дружелюбно] это дело дружелюбно.

– Когда назначено вами было время дуэли с Лермонтовым: и, прибывши на место расстоянием от города Пятигорска в 4-х верстах, вами ли был размерен барьер или же секундантами и по вашему ли обоих с Лермонтовым согласию было назначено это расстояние для выстрела. Чьи были пистолеты и заряды, и сами ли вы заряжали оные или кто другой. Не заметили ли вы у Лермонтова пистолета осечки или он выжидал вами произведенного выстрела, и не было ли употреблено с вашей стороны или секундантов намерения к лишению жизни Лермонтова противных общей вашей цели мер.

а) Как уже было мной сказано в ответе на 5-й пункт следственного дела (далее следует вымаранная строка: Мартынову никак не удавалось сформулировать мысли правильно).

Как я уже объяснил в ответе на пункт следственного дела, моя честь была затронута не насмешками его, а решительным отказом прекратить их и предложением разделаться иначе. —

В этом же пункте объясняется мной, каким образом я хотел отвратить дальнейшие [про] неприятности, что и было известно г-дам секундантам.

Я был знаком с Лермонтовым с самого вступления моего в Юнкерскую школу. – Отношения наши были довольно близкие; – Поводом же к его остротам на мой счет было вероятно не что иное, как желание поострить, по крайней мере я других причин не знаю – Но как в подобном расположении духа человек легко увлекается и незаметно переходит от неуместной шутки, к [едкой] язвительной насмешке, – [я был принужден останавливать его несколько раз] и так далее, то несколько раз был принужден останавливать его и напоминать, что всему есть мера.

Хотя подобные шутки нельзя назвать дружескими, потому что они всегда обидны для самолюбия, – но я подтверждаю еще раз то, что [сказал в] [видно из] [выражает] выражено в моем ответ [на] [мой] на 6-й пункт следственного дела, а именно: что честь моя была затронута не насмешками, а решительным отказом прекратить их и советом прибегнуть к увещаниям другого рода. —

Вступая с ним в объяснение, я и в виду не имел вызывать его на дуэль, но после подобной выходки с его стороны, – по понятиям, с которыми я сроднился, – я почел бы себя обесчещенным, если бы не истребовал [у него] [от него] [у него] от него удовлетворения.

б) По нашему обоюдному согласию был назначен барьер в 15-ть шагов. – Хотя и было положено между нами считать осечку за выстрел, но у его пистолета осечки не было. – Остальное же все было предоставлено нами секундантам и как их прямая обязанность состояла в наблюдении за ходом дела [и потому и прошу г-д следователей отнестись к ним для узнания], то они и могут объяснить, не было ли нами отступлено от принятых правил. [Накануне дуэли Глебов мне сказал, что пистолеты будут, но кому они принадлежали, не знаю. —]

– По причинении вами выстрелом Лермонтову раны оставался ли он на месте при отъезде вашем в город жив, говорил ли при прощании вам что-либо или был в то же время лишен жизни, и в чем прощание ваше с ним заключалось.

б) От сделанного мною выстрела он упал, – и хотя признаки жизни еще были видны в нем, – но уже он [ни слова] не говорил. – Я поцеловал его и тотчас же отправился домой, полагая, что помощь может еще подоспеть к нему вовремя.

Как вам совершенно запутавшийся майор Мартынов, который в воображении уже примеряет колодки и спускается в нерчинский рудник? А тут еще в его городской тюрьме, в общей с ним камере, сидит какой-то грабитель и совершенно сумасшедший душегуб, который лезет к нему с чтением Псалтыри?!

О том, как происходила дуэль, Мартынов не врет, но очень многое недоговаривает. Причину дуэли Мартынов называет смехотворную, следствие этим, само собой, удовлетвориться не может. Ему не верят. Вот тогда-то, наверно, и появляется один добрый самаритянин, жандармский офицер, который советует Мартынову признаться, будто причина была в том, четырехлетней давности, пакете с письмами. Защита чести сестер – причина более убедительная, чем дуэль из-за «монтаньяра с большим пуаньяром». Во всяком случае есть одно подтверждение, что перепуганного грядущей каторгой майора убедили назвать эту причину, хотя в дело это признание и не внесли. Рассказал об этом один из первых биографов Лермонтова Мартьянов:

«От одного из отставных офицеров, не пожелавших, впрочем, предавать имени своего гласности, я узнал, что бывший московский полицмейстер, генерал-майор Николай Ильич Огарев, под начальством которого он служил когда-то, со слов Н. С. Мартынова, рассказывал ему, что натолкнул Мартынова на мысль о дуэли из-за сестер один из жандармских офицеров, находившихся в Пятигорске в 1841 году, во время производства следствия по делу о его дуэли с Лермонтовым, который в таком смысле донес тогда о причине дуэли генералу Дубельту. На суде этого Мартынов не показывал, но кому-то под хмельком проговорился. В последнее же время своей жизни он сожалел, что подобный слух проник в московское общество и циркулирует в нем. Относительно получения от Лермонтова 300 рублей он говорил Огареву, что денег ему Лермонтов не навязывал, а только заявил о пропаже пакета. Когда же он сказал ему, основываясь на письме сестры, что в пакете были деньги 300 рублей, Лермонтов переспросил его: сколько?.. 300 рублей?.. И на утвердительный кивок головою тотчас заплатил с извинениями о случившемся».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});