Эпопея любви - Мишель Зевако

— Я выполню ваше приказание, мадам! — сказал Моревер.

Он покинул Тампль, решив про себя: «Найду жилье поблизости, спрячусь и никуда не уеду: я должен посмотреть, что здесь произойдет».

А Екатерина тем временем ломала себе голову над другой проблемой: «С какой стати любовница короля интересуется этими двумя авантюристами? Как ей удалось заполучить приказ об отсрочке? Скоро выясню… Пардальяны никуда не денутся, а сегодня у меня есть дела поважней…»

Как же Мари Туше добилась от Карла такого приказа? Постараемся быстро объяснить это читателям.

Королевский лакей зашел в семь утра в покои Карла и обнаружил, что тот лишь собрался раздеваться.

— Я, видишь ли, — объяснил Карл, — всю ночь работал.

— Ваше Величество выглядит хуже некуда, — фамильярно заметил лакей.

— Постараюсь наверстать упущенное. Я намерен проспать до одиннадцати. Никого ко мне не пускать! Скажешь придворным, что сегодня церемония утреннего туалета не состоится. Я их жду в зале для игры в мяч после полудня.

Лакей вышел, а король разделся и облачился в суконный костюм зажиточного горожанина. Коридорами и потайными лестницами он вышел в пустынный двор, открыл низкую дверь в стене у того угла, что был ближе к церкви Сен-Жермен-Л'Озеруа, и покинул дворец. Карл часто пользовался этим путем, чтобы ускользнуть из Лувра тайком от всех и насладиться прогулками по своему доброму Парижу, счастливый, как школьник, увильнувший от нудных занятий.

Оказавшись на улице, король жадно вдохнул свежий воздух, пахнувший рекой, впалая грудь его развернулась, щеки порозовели. Никто не узнал бы в этом улыбающемся скромном горожанине человека, который всего лишь несколько часов назад боролся с жестоким припадком, с мучительными кошмарами; никто не узнал бы короля, только что отдавшего приказ уничтожить гугенотов.

Карл пошел вверх по набережной, свернул налево, оказался на улице Барре, около дома Мари Туше. Именно здесь он обретал спасительный покой после чудовищных припадков, обращавших его то в жалкого страдальца, то в бешеного безумца; здесь его ждали любовь и нежность и он забывал о жутких сценах, что устраивала во дворце королева-мать.

Карл зашел в покои Мари Туше и остановился на пороге комнаты, зачарованный прекрасной картиной: Мари сидела у окна еще в утреннем дезабилье; рама была приоткрыта, и свежий воздух струей вливался в дом; к ее обнаженной груди приник розовый, пухленький младенец. Он жадно сосал, прижав ручки к белоснежной груди и суча ножками. Мари с улыбкой любовалась сыном.

Наконец младенец, насытившись, выпустил грудь и тут же заснул; капелька молока застыла у него на губах. Мари встала и осторожно положила мальчика в колыбель, а сама осталась стоять у его изголовья, нежно глядя на младенца. Карл бесшумно, на цыпочках, подошел сзади и, обхватив Мари, прикрыл ей глаза ладонями, словно расшалившийся мальчишка.

Мари, конечно, сразу узнала его, но, вступив в игру, со смехом воскликнула:

— Кто это?! Какой безобразник мешает мне любоваться сыном. Это уж слишком! Я пожалуюсь королю…

— Жалуйся! — рассмеялся Карл, убирая руки.

Мари бросилась к нему в объятия и подставила губы для поцелуя:

— Первый поцелуй для меня, сударь… а теперь поцелуйте же вашего сына…

Карл склонился над колыбелью, Мари встала рядом. Их головы соприкасались, и в глазах читалось одинаковое восхищение. У Карла к этому чувству примешивалось изумление: как!.. Неужели!.. Такой крепкий, красивый младенец — его сын!.. Король хотел поцеловать малыша, но боялся разбудить, наконец он поцеловал в губы Мари и прошептал:

— Передай ему этот поцелуй… я боюсь его испугать. Мари Туше наклонилась и нежно приложила губы к лобику младенца. Потом и Карл, и его возлюбленная на цыпочках вышли в столовую.

Король бросился в кресло со словами:

— Умираю от усталости и очень хочу спать!..

Мари села к нему на колени и нежно гладила волосы короля.

— Расскажи мне о своих горестях, — попросила она. — Ты так бледен… Опять они тебя мучили… Надеюсь, припадка не было?

— Увы! Был! И такой тяжелый… Знаешь, страшно то, что моя болезнь обостряется… Я чувствую, как страдает мой разум: у меня что-то с мозгами… Когда наступает припадок, меня обуревает какая-то безумная ненависть… я ненавижу все человечество… Мне хочется разрушить окружающий мир, поджечь Париж, как тому римскому императору, помнишь, я тебе рассказывал… хочется убивать… Ах, Мари, мне так часто твердили, что король силен лишь тогда, когда может внушить страх, распоряжаться чужими жизнями… И это проникло в мой мозг, вошло в кровь…

— Не волнуйся, все пройдет… Нужно немного отдохнуть, немного покоя…

— Да, отдых… покой… Но лишь у тебя я нахожу покой. Во дворце я окружен заговорщиками.

— Не думай об этом… Отдыхай… я пожалею тебя… расскажи о своих страданиях, но не бойся: ведь ты король, тебя никто не посмеет тронуть…

Долго, нежно говорила так Мари с Карлом, утешая, лаская его. Но на этот раз король был безутешен. Слишком страшные дела творились в королевском окружении. Он не осмеливался рассказать Мари обо всем, но поведал, что Гизы готовят заговор, что королева-мать обнаружила доказательства и уже сегодня утром будут допрошены два опаснейших заговорщика.

— Уже девять. Через час начнется допрос, эти проклятые Пардальяны признаются, и Я выясню всю правду!

— Значит, тех двоих, которых будут сегодня допрашивать, зовут Пардальяны? — воскликнула Мари.

— Ну да! Они служат Гизам.

— Сир! — умоляюще произнесла Мари. — Прошу вас, пощадите их…

— Но почему? Что с тобой?

— Ах, милый Шарль, помнишь, я рассказывала, как меня спасли два человека. Они тогда сказали, что их зовут Бризар и Ла Рошетт… Так это они и есть! Рамус сказал мне их настоящую фамилию.

— Вот видишь, значит, они заговорщики, раз скрывают свои имена… Слушай, Мари, они же хотели убить меня…

— Шарль, мой добрый Шарль, клянусь, они не виновны… Ведь ты разыскивал их, чтобы вознаградить, а теперь их будут пытать… Ужасно, сир! Два храбреца, спасшие мне жизнь! Если я и осталась жива, то лишь благодаря им…

— Мари!

— Нет, Шарль, нет! Я себе век не прощу, если два отважных дворянина, жизнью рисковавшие ради меня, будут преданы в руки палача. Вызови их в Лувр! Допроси сам! Ручаюсь, они все расскажут.

— А, пожалуй, ты права… Лучше мне самому выяснить… Возбужденная Мари потащила Карла к секретеру:

— Пиши приказ об отсрочке! Карл написал.

— Где они сидят? — спросила Мари.

— В тюрьме Тампль. Я сейчас кого-нибудь пошлю…

— Нет-нет! Я побегу сама! — воскликнула Мари, накидывая плащ. — Только дай мне пропуск.