Иван - Александр Ванярх

— Не знаю, никто нас еще и не звал, просто я чувствую, что время уходит, настанет такой день, когда и воды-то себе не принесешь, тогда что? Дом престарелых? А там каждый день гробы уносят. Сидеть и ждать, когда придет твоя очередь? Нет, это не по мне. Вот говорят же, что где-то в Америке есть служба такая: задумал человек умереть, звонит туда, приезжают, все оформляют юридически — кому что остается, потом дают человеку что-то выпить и — «бывай здоров» ты на том свете.

— Ну, ты, вообще под старость лет одурел! Люди по восемьдесят живут да таких разговоров не ведут, а тут каких-то шестьдесят стукнуло — и пошло-поехало… Давай, заводи свою «иномарку» да поехали — скотина, почитай, полдня некормленая.

И они, обдав пылью ближайшие дома, покатились в сторону большака, качаясь и подпрыгивая на ухабах, пока не скрылись за поворотом.

На пороге почты показались обе работницы. Они заперли двери и отправились на перерыв.

— Зря я у них ничего не расспросила, может, они, что знают о наших знакомых или родственниках, — говорила Зульфия.

— Письмо-то у нас, там и адрес есть, возьми да сама и напиши, глядишь, и ответят — везде же люди живут, — посоветовала старшая.

— Пожалуй, я так и сделаю, — решила Зульфия.

Глава двадцать четвертая

Огромный красивый арбуз так и лежал на столе неразрезанный, а Оля читала и читала все, что было написано в тетради.

— «Чигиринский заговор». Ты что-нибудь слышала об этом, Оля? — спросил Иван.

— Да нет, даже упоминания нигде не встречала, — ответила Оля виновато.

— И это отличники, да еще и медалисты! А я три класса окончил, а о Чигиринском заговоре слышал, — с усмешкой сказал Николай Николаевич. — Это было в Киевской губернии, там столько народу полегло…

— Вот так история! — сказал Иван. — Получается, что Чубаровых было три брата — Сергей, Иван и Владимир.

— Софья Ивановна говорила, что их было не три, а четыре брата, — сказал Николай Николаевич.

— Тогда где же четвертый и как его звали? — сказал Иван. — Слушайте, давайте все же съедим арбуз, а потом дочитаем.

— Вы ешьте, а я буду читать, — сказала Оля.

Иван принес нож, глубокую большую тарелку и начал разрезать арбуз.

— А вот вам и четвертый брат, — с радостью воскликнула девушка. — Слушайте, читаю: «Чубаров Илья Васильевич 1895 года рожденья, унтер-офицер, в 1919 году служил у Колчака, погиб в Сибири, погребен лично Иваном»… Дальше идут дневники.

— Ладно, потом дочитаем, давай навались на арбуз, — предложил Иван.

Николай Николаевич отказался от арбуза и попросил тетрадь и дневники.

— Вам, я вижу, неинтересно, а я дома спокойненько дочитаю до конца.

— Да, пожалуйста! Читайте на здоровье! — Оля с укором посмотрела на Ивана, но ничего не сказав, отдала тетрадь.

— Это же надо — такую ерунду прятать! — говорил Иван, поедая одну скибку арбуза за другой. — Не понимаю, что же там ценного?

— Нам сейчас этого не понять, но людей приговаривали к пожизненному заключению только за то, что они служили у белогвардейцев. А ведь Чубаровы, по крайней мере, трое, были царскими офицерами, — сказала Оля.

— Но один-то, Сергей, был повешен в Одессе за революционную работу!

— Но в живых остались еще два брата — Владимир и Иван, наверняка, у них были дети, семьи, во имя их блага, видимо, и пряталась эта тетрадь.

— Но куда, же подевались эти два брата? Помню, Софью Ивановна рассказывала, что ее отец, мать и муж исчезли примерно в одно и то же время, а вот еще об одном Чубарове — о Владимире, она ни разу не упомянула. А ведь именно Владимир и подарил моим дедушке и бабушке этот дом.

— Ту тетрадку надо читать и перечитывать много раз, чтобы во всем разобраться, — сказала Оля.

Зазвенел телефон. Иван взял трубку. «Ваня, это Попов, могу тебя обрадовать: твои родственники освобождены в связи с отсутствием преступления». — «Что-то непонятно — то обвинялись в убийстве, и вдруг освобождены». — «Милиционеры оказались липовыми, кроме одного, лейтенант даже пытался бежать из больницы, но был вовремя задержан. Сержант — вор и хулиган, которого давно разыскивала милиция, а вот выплыла еще одна личность. Подполковник Денисов Валентин Григорьевич, ваш сибиряк, не слыхал о таком?» — «По-моему, нет, а что с ним?» — «Темная личность, мой начальник особого отдела обещал разобраться. Так что жди твоих родственников скорее всего завтра». — «А может, мне за ними все-таки съездить?» — «Не надо, все будет хорошо, привет Оле!» — «Спасибо».

— Ну, все обошлось! — облегченно вздохнул Иван, положив трубку. — Завтра наши гости вернутся. Давай сделаем вид, что мы ничего не знаем — хватит ли у них духу умолчать о случившемся?

— Только Николая Николаевича надо предупредить! — поддержала его Оля.

— Это о чем меня надо предупреждать? — спросил дядя Коля со двора.

— Мы тут с Олей решили поиграть в игру: завтра вернутся наши гости — звонил мой командир, вот мы и хотим сделать вид, что ничего про их «подвиги» не знаем. Хватит ли у них духу не рассказывать нам?

— А что же все-таки было?

— Милиционеры оказались переодетыми бандитами.

— Ладно, согласен. Но я шел к вам по другому делу. Есть предположение, почему исчезли одновременно муж Софьи Ивановны, ее отец и мать.

— И почему же? — заинтересовались Иван и Оля.

— Категорически утверждать не буду, но предположение такое есть. Софья Ивановна говорила, что незадолго до начала войны отец с матерью надумали ехать в Сибирь и долго готовились к этому. Зачем они туда ехали? По-моему, чтобы разыскать место захоронения Ильи, которого сам Иван наспех и похоронил, да еще с какими-то ценностями, и довольно большими, так как в дневнике его есть такая запись: «Вместе с Ильей кануло и все наше состояние». Не в самом же брате Чубаровых было состояние? Видимо — в его вещах или в том, что захоронили с ним. А что захоронили? Может, отец с матерью и решили все вернуть?

— А как муж Софьи Ивановны оказался с ними?

— Вот тут есть вопрос. Софья Ивановна отзывалась о нем как о человеке-легенде. А чем же он был так знаменит? Я еще при жизни Софьи Ивановны пытался узнать о нем побольше, но так ничего и не узнал. Значит, легенда-то была запретная, мне даже кажется, что муж Софьи Ивановны запятнал себя чем-то страшным и мог сочетать в себе «нежность и ласку», как часто говорила Софья Ивановна, с «предельным мужеством и жестокостью». Однажды я посмотрел домовую книгу вашего дома и никакой записи о проживании мужа Софьи Ивановны не нашел. Может, его не существовало вообще, а старушка сама выдумала эту легендарную личность?

— Да нет же, был, его упоминал в своих рассказах даже внук Софьи Ивановны, полковник Кузнецов… Нет, был, был, потому что Владимир Иванович рассказывал, что он, будучи уже в Англии, вспомнил, как дед качал его на ноге и пел старинные русские песни.

— Тем более, — вставила фразу Оля, — эту тетрадь надо очень тщательно изучать! Только мне непонятно, почему они спрятали только тетрадь, неужели у них больше нечего было прятать?

— Ты хочешь сказать: что-то спрятано еще? — спросил Иван.

— И я думал об этом. Не могли Чубаровы вернуться из-за границы с пустыми руками! — сказал дядя Коля.

— Тогда такой шмон был, что захочешь жить — не возьмешь ничего, — мрачно сказал Иван. — А вообще-то что мы хлопочем? Нас это совсем не касается.

— Как сказать! Могут всплыть такие вещи, что и не придумаешь, — покачал головой дядя Коля. — Ладно, вон Нюрка почту несет. Оля, тащи сюда, тут и посмотрим.

Оля спустилась вниз, забрала газеты, журналы и письмо из Сибири для Ивана.

— Ваня, тебе письмо, — заулыбалась Оля, — а нам с вами, дядя Коля, газеты да журналы.

— Газет я не люблю — там одно вранье, а журналы давай, полистаем. Иван стал читать письмо. Его насторожили слова: «Отец твой велел мне сказать об этом только после твоей женитьбы, но ты все не женишься и не женишься, а мы все стареем и стареем, и может так случиться, что некому будет тебе рассказать правду. А есть одна вещь, принадлежащая тебе, очень дорогая, и надо, чтобы ты ее забрал». Потом идут описания Людмилиных «концертов», а в конце подписано: «Помнишь, когда приезжали японцы, судили некоего Денисова В.Г., так оказывается, он не был осужден, а живет и здравствует где-то у вас в Крыму, звал туда свою жену, давал телеграммы на Чулым…»

— Так вот кто Денисов! — взволновался Иван. — Надо позвонить полковнику Попову, и немедленно!.. Ну, шкура, теперь и я вспомнил: это он убил моего деда и бабушку. Вот гад!

— Ваня, успокойся! Ты что, какой Денисов? — подбежала к нему Оля. — Не горячись, надо все обдумать.

Глава двадцать пятая

А через четыре дня Людмила вернулась. Так же скрытно, как и исчезла. Утром, чуть свет, поднялась Настя, включила свет в задней комнате, и хотела было закрыть открытую дверь в переднюю, как вдруг увидела спящую, как ни в чем не бывало, племянницу.