Гибель великого города - Рангея Рагхав

— Не хотим твоих поучений! — огрызнулся кто-то в толпе.

Вишваджит дико захохотал. Дотронувшись до своего разбитого лба, из которого сочилась кровь, он закричал:

— Это не выживший из ума Вишваджит говорит с вами, глупцы! К вам обращается мудрый человек.

Толпа всегда чувствовала в Вишваджите своего друга и советчика: ведь он многое изведал в жизни! И вокруг юродивого стали собираться горожане. В отчаявшихся сердцах вновь зажглась надежда.

В толпе были и дравиды и рабы. В их тусклых глазах тоже загорелся огонек жизни. Виллибхиттур, пробивая себе дорогу локтями, двигался вперед; за ним протискивались Нилуфар, Чандра, Хэка и Апап.

— Почему вы гибнете? — кричал Вишваджит. — Потому что корысть обуяла гану! Самый большой грех — сделавшись рабом, примириться с этим. Самоубийством вы не причините вреда своему врагу… Не хотите слушать — я могу замолчать. Но помните, — он поднял над толпой труп ребенка. — Завтра то же будет с вами! Этот ребенок, прежде чем умереть, перенес нестерпимые муки… Неужели вы хотите испытать его участь?

— Нет, никогда! — закричал кто-то.

— Никогда! — в едином порыве ответила толпа, словно повторяла за жрецом слова священных молитв в храме Махамаи.

Казалось, крик нисходит с самого неба:

— Никогда!

— Так поклянитесь же, горожане великого города, что не покоритесь деспоту и защитите свою жизнь и честь! — продолжал Вишваджит. — Поклянитесь и рабы и дравиды! Протяните друг другу руки!

Мужчины ответили неистовым криком. Женщины заплакали. В глазах Виллибхиттура засверкал огонь. Хэка и Апап затрепетали от ненависти.

— Будьте же гордыми! — воскликнул Вишваджит. — Жаждущие сохранить достоинство человека, отомстите! Только вы сами можете отстоять свою честь. — Старик говорил все более гневно. — Этот деспот не признает равенства людей, в нем нет справедливости, царская диадема ему дороже человеческой правды… Граждане великого города! Помните: до тех пор не будет мира на земле, пока вы не растопчете царскую корону… Будьте же гордыми, граждане великого города! Выше поднимите голову, и ночная тьма скроется от вас!..

Слова Вишваджита били, словно молот. Голос его гремел, глаза излучали свет. Казалось, он хотел растратить до конца все накопленные в душе богатства!

— Мы не победим, если будем держаться порознь! Мы должны быть едины — из пяти пальцев образуется кулак… Граждане великого города! О таком ли будущем мы мечтали? Для того ли всю ночь боролись с тьмою, чтобы утром солнце, увидев нас, покраснело от стыда?! Поклянемся же, что никогда не склоним головы перед Манибандхом! Поклянемся, что разгоним его войско, растопчем его трон! Разорвем завесу греховной мглы! Отомстим за каждую каплю крови наших близких! Каждая рана на теле врагов приблизит нас к торжеству свободы!

Старый Вишваджит закашлялся. Из толпы послышался голос:

— Никогда мы не примиримся с Манибандхом! Не будем верить его мерзкой лжи!..

Это был Виллибхиттур, он прижимал к своей груди труп ребенка. Толпа встрепенулась. Кто-то вложил меч в руку поэта.

— Разве мы слабы? — громко воскликнул Виллибхиттур. — Кто говорит, что у нас нет силы? Эти насильники разрушили и подожгли наши дома. Поклянемся же загасить пожар их собственной кровью. Их кровью мы смоем грязь грехов с нашего города…

В руке поэта сверкнул меч, — в отблесках пожара он казался алым, словно окровавленным. Подняв меч к небу, Виллибхиттур продолжал:

— Вот чем хотят нас уничтожить! Но этим же мечом мы уничтожим насильников, чтобы никогда впредь человек не выплавлял оружие для убийства себе подобных… Я поэт. Я буду вам петь, а вы отвечайте песне звоном мечей. Кто опалил нашу радость пламенем пожаров? Тот, кто хочет отнять у нас единство! Кто хочет сжечь нас в огне своей ненасытной алчности, посеять ужас и горе в наших домах! Он радуется плачу наших детей! Он хочет окрасить ноги наших жен в крови супругов. Он хочет на костях наших построить свои дворцы. Но мы победим! Мы победим и Манибандха, и северных дикарей! Мы победим любого врага…

Поэт поднял над головой труп ребенка.

— Вот что указывает нам путь! Как знать, может быть, этот ребенок стал бы строителем или певцом и им гордился бы великий город! Для того ли он родился, чтобы однажды пьяный солдат, послушный лаю презренной собаки, восседающей на груде золота, бросил его в огонь?! Манибандх строит свое царство на костях невинных жертв. Так разрушьте его царство, жители великого города! Ныне сама земля взывает к нам, — она обагрена кровью своих сыновей и жаждет возмездия!..

Вдруг какая-то женщина протиснулась к Виллибхиттуру.

— Отдай моего ребенка!

— Ребенка? — переспросил поэт. — Но ведь он мертв, госпожа!

— Я знаю, — твердо ответила женщина. Глаза ее горели, волосы были растрепаны, одежда разорвана в клочья. — Разве я, мать, могу не знать этого?! Отдай мне мое дитя! Я преподнесу его в дар жителям великого города!

Виллибхиттур отдал матери труп ребенка.

— Граждане великого города! — воскликнула женщина. — Возьмите его! Муж мой погиб от рук дикарей, но возьмите взамен его сына! — Женщина бросила ребенка в толпу и рассмеялась. — Мой мальчик жив! — крикнула она безумным голосом.

— Жив! — в один голос закричала толпа. — Он никогда не умрет! В каждом нашем вздохе живет его прерванное дыхание. Умирая, он подарил нам жизнь… Мы клянемся, мать, у тебя будет много сыновей, ты еще возликуешь!..

Вперед выступила Чандра.

— Жители великого города! Пепел Киката взывает к вам. Мы должны отомстить за него. Даже здесь с женщинами Киката обращаются, как с животными, оскорбляют их… В вашем священном городе женщины за горсть риса продают свое тело!

Толпа негодующе загудела. Глаза у всех загорелись ненавистью. Протягивая к Чандре руки, люди кричали:

— Госпожа! Прости нас! Мы отомстим за притеснения! В нас кипит кровь, приказывай нам!

— Выньте из ножен мечи! — воскликнул Виллибхиттур. — Разве вы забыли, что молния может блистать и в ваших руках? Поднимите мечи и поклянитесь, что не вложите их в ножны, пока они не напьются вдоволь вражеской крови!

Тысячи мечей сверкнули в воздухе.

— Клянемся!

— Клянемся!

— Горожане! — вдруг воскликнула Хэка. — Я рабыня. Во мне нет мудрости, но я чувствую, что я не животное. Все во мне кричит: «Смерть Манибандху!»

— Смерть Манибандху! — подхватил поэт.

— Смерть! — закричала толпа.

Во тьме казалось, что этой толпе нет ни конца, ни края. Она колыхалась, как разбушевавшийся океан, и шум ее напоминал рокот прибоя. Она была опьянена жаждой мести.

— Смерть чужеземным слугам Манибандха! — воскликнул Вишваджит.

— Смерть Амен-Ра! — подхватила толпа. — Сдерем кожу с чужеземных насильников!

Многие принялись собирать камни. Другие вооружились пиками, дубинами — всем, что попадалось под руку.

Слушая воодушевленные крики толпы, призывающие к мести, Вишваджит разрыдался, словно в эту минуту к нему пришло долгожданное счастье. Это поразило всех. Нищий прижал Виллибхиттура к своей груди.

— Главе ганы Вишваджиту… — крикнул кто-то.

— …слава! — загудела толпа.

Подняв мечи, толпа гремела;

— Слава Вишваджиту, главе ганы!

— Граждане великого города! — заговорил Вишваджит, когда крики стихли. — Вам нужен полководец!

Омочив палец в своей крови, Вишваджит сделал знак на лбу Виллибхиттура.

— Вот вам полководец. Если завтра его не станет, изберете нового. Погибнет и он — вас поведет третий!

Толпа ответила восторженными криками.

— Пусть поют боевые раковины! — воскликнул Виллибхиттур. — Великий бог с нами!

Кто-то затрубил в раковину.

— Борцы за свободу! — закричал молодой полководец. — Да прольется вражеская кровь!

— Да прольется вражеская кровь! — подхватила толпа.

Кровь! Теперь великая богиня утолит свою жажду!

Все были готовы победить — или умереть! Народ восстал против своих угнетателей.

— Горожане! — вновь обратился к толпе Виллибхиттур. — Мы победим, ибо наш путь — путь правды! Так провозгласим еще раз…

— Смерть Манибандху! — снова загремела толпа.

Древний город содрогнулся от криков.

Глава двадцать вторая

Хэка с удивлением смотрела на Нилуфар. Из глаз подруги катились слезы.

— Что с тобой? — спросила она. — О чем ты? В такую минуту плачешь?

Нилуфар не отвечала.

— Ну что с тобой? — встревожилась Хэка. — Чем ты расстроена?

Нилуфар спрятала лицо на груди подруги. Гладя ее волосы, Хэка спросила:

— Ты скажешь мне, Нилуфар?

— Что нас ждет, Хэка? — запинаясь, говорила Нилуфар. — Мне все это кажется ужасным…

— Но ведь ты так жаждала сражаться? А теперь плачешь?