История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 2 - Джованни Казанова

После этих двух демаршей мое сердце успокоилось. Я в душе уверился, что найдется жених, такой, как я хочу. Я думал лишь о том, чтобы удачно закончился карнавал и чтобы так отрегулировать свое поведение, чтобы не оказаться с пустым кошельком в момент, когда деньги насущно необходимы.

Благосклонная Фортуна устроила так, что я подошел к началу поста владельцем почти тысячи цехинов, оплатив все свои долги, и льгота из Рима пришла через десять дней после того, как г-н де Брагадин запросил ее у посла. Я отдал ему сто римских экю, которые он заплатил папской канцелярии. Льгота давала право Кристине венчаться в любой церкви, но нужно было скрепить ее печатью епархиальной епископской канцелярии, которая распоряжалась также и опубликованиями. Для моего счастья недоставало только жениха. Г-н Дандоло предложил мне трех или четырех, которых я по здравому размышлению отверг, но, наконец, он нашел подходящего.

Поскольку нужно было забрать перстень из Мон-де-Пиете и не хотелось появляться там самому, я написал кюре о встрече в Тревизо в назначенный час. Я не удивился, увидев, что он приехал с Кристиной. Будучи уверена, что я приехал в Тревизо, только чтобы согласовать все касательно нашей свадьбы, она не беспокоилась, она сжала меня в своих объятиях, и я сделал то же. До свидания, героизм. Если бы ее дядя там не присутствовал, я придал бы ему еще больше уверенности, что у нее никогда не будет другого мужа, кроме меня. Я видел, что он засиял от радости, когда я вручил льготу, дающую ей право венчаться, с кем она хочет, во время поста. Она не могла себе представить, что я работаю на другого, и, не будучи ни в чем уверенным, я не был уверен, что должен ее переубеждать в настоящий момент. Я обещал ей приехать в Пр. в течение восьми-десяти дней, и мы все устроим. После хорошего и веселого ужина я даю кюре квитанцию и деньги, чтобы он забрал перстень, и мы отправляемся спать. К счастью, в нашей комнате только одна кровать. Я должен перейти в другую комнату. На завтра я вхожу в их комнату, когда Кристина еще в постели. Дядя пошел служить мессу, а затем отправиться забрать из Мон-де-Пиете мой камень. Случилось так, что я сделал открытие в себе самом. Кристина была очаровательна, и я любил ее. Но она предстала передо мной как объект, который не может мне больше принадлежать, сердце которого должно быть отдано другому, и мне показалось, что нужно перестать давать ей те знаки нежности, на которые она имела право рассчитывать. Я провел с ней час, держа ее в объятиях и насыщая свои глаза и губы всеми ее прелестями, но не гася огонь, который она во мне зажигала. Я видел ее влюбленной и удивленной, и восхищался ее целомудрием, которое не позволяло ей делать мне авансы. Она оделась, не показывая себя ни недовольной, ни оскорбленной. Она была бы и той и другой, если бы могла представить себе причину моей скованности.

Пришел ее дядя, отдал мне бриллиант, и мы пообедали. После обеда он продемонстрировал мне небольшое чудо. Кристина научилась писать и, чтобы мне это продемонстрировать, написала что-то под мою диктовку и в моем присутствии. Я уехал до них, дав им слово, что увижусь с ними через несколько дней.

На второй неделе поста г-н Дандоло, придя с проповеди, сказал мне с победным видом, что счастливый жених найден, и что он уверен, что тот пройдет мою проверку. Он назвал мне Карло ХХ, которого я по виду знал. Это был очень красивый и порядочный молодой человек двадцати двух лет. Он служил клерком ragionato[46] у Хавьера Константини и был крестником графа Альгаротти, сестра которого была женой старшего брата г-на Дандоло.

Этот мальчик, — продолжал он, — не имеет ни отца, ни матери, и я уверен, что его крестный хорошо оценит приданное, которое принесет с собой невеста. Я прозондировал его и знаю, что он охотно женится на честной девушке, которая принесет ему приданное, которое позволит ему выкупить должность, которую он сейчас занимает.

— Это прекрасно, но я не могу ничего сказать. Сначала я должен с ним поговорить.

— Он придет завтра к нам пообедать.

Назавтра я увидел молодого человека, вполне достойного похвал, которые ему воздал г-н Дандоло. Мы подружились. Он разбирался в поэзии, — я ему показал свои стихи. На следующий день я нанес ему визит, и он показал мне свои. Он представил мне свою тетю, у которой он жил вместе с сестрой, и я был очарован ими и приемом, который они мне оказали. Оставшись с ним наедине в его комнате, я спросил, как он относится к любви, и, ответив, что он ею не интересуется, он сказал, что хочет жениться, повторив то, что мне рассказал г-н Дандоло. Я сказал г-ну Дандоло в тот же день, что он может начать договариваться, и он обсудил это дело сначала с графом Альгаротти, который переговорил соответственно с Карло. Тот ответил ему, что он не скажет ни да ни нет, пока не увидится с претенденткой, переговорит с ней и узнает, что она о нем думает. Г-н Альгаротти ответил своему крестнику и заявил, что готов предоставить невесте четыре тысячи экю, если ее приданное того стоит. После этих предварительных церемоний настал мой черед действовать. Карло пришел в мою комнату вместе с г-ном Дандоло, который объяснил ему, что это дело в том, что касается невесты, зависит от меня. Он спросил меня, каким образом могу я оказать ему любезность и познакомить его с ней, на что я известил его о дне, когда это произойдет, объяснив, что на это уйдет целый день, поскольку она живет в двадцати двух милях от Венеции. Я сказал, что мы с ней пообедаем и вернемся в Венецию в тот же день. Он обещал быть в моем распоряжении на рассвете. Я отправил срочное сообщение кюре, чтобы известить его о времени, когда я приеду к нему вместе с другом, чтобы пообедать с ним и Кристиной вчетвером.

Провожая Карло в Пр., я сказал ему только, что познакомился с ней случайно, направляясь в Местре, месяц назад, и что сам сделал бы ей предложение жениться, если бы смог достать четыре тысячи дукатов.

Мы прибыли в Пр. к кюре за два часа до полудня, и через четверть часа появилась Кристина, с очень независимым видом, пожелать доброго утра своему дяде, и сказала мне спокойно, что рада меня видеть. Она слегка поклонилась Карло, спросив у меня, является ли он, как и я, клерком адвоката. Он сам ответил ей, что он старший клерк, на что она сделала вид, что знает, что это значит.

— Я хочу вам показать, — сказала она мне, — как я пишу, а потом мы, если хотите, пойдем к моей матери. Мы обедаем только в девятнадцать часов; не правда ли, дядюшка?

— Да, племянница.

Польщенная похвалой, которую ей воздал Карло, когда узнал, что всего месяц, как она стала учиться писать, она пригласила нас за собой. Дорогой Карло спросил ее, почему она только в девятнадцать лет научилась писать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});