Священный Цветок. Суд фараонов - Генри Хаггард

В спертом воздухе гробницы было трудно дышать. Устав от бессонной ночи и долгой работы, Смит присел на выступ скалы или скамеечку, высеченную в стене, – по-видимому, для приношений усопшей, так как на ней еще валялись иссохшие цветы, – и, поставив фонарь возле ног, долго сидел, глядя на обуглившиеся кости. Да, вон лежит нижняя челюсть и на ней сохранившиеся несколько зубов, мелкие, белые, правильной формы. Несомненно, Ma-Ми умерла молодой. Разочарование и святость места действовали ему на нервы – он не в силах был оставаться здесь дольше.

Фонарь раскачивался в его руках, он снова шел по расписанному живописью коридору. Ему не хотелось рассматривать стенную живопись – она могла подождать до утра; разочарование было слишком тяжелым. Он спустился обратно по ступенькам и вдруг заметил торчавший из песка, покрывшего грязь, то ли угол красного ящика, то ли корзиночки. Он мигом разгреб песок – да, действительно, это была корзина – небольшая, длиной в фут, из тех, в которых древние египтяне приносили в гробницы фигурки, погребаемые вместе с усопшими. По-видимому, корзину обронили, так как она была опрокинута набок. Смит открыл ее без особых надежд, так как вряд ли бы ее здесь оставили, если б в ней заключалось что-либо ценное.

Первое, что бросилось ему в глаза, – это была рука мумии, сломанная в кисти, маленькая женская рука очаровательной формы. Она вся иссохла и побелела, как бумага, но контуры сохранились: длинные пальцы были тонки и изящны, а миндалевидные ногти накрашены красной краской, как это было в обычае у бальзамировщиков. На руке было два золотых кольца; из-за этих колец она и была украдена. Смит долго смотрел на нее, и сердце его часто билось, ибо это была рука женщины, о которой он мечтал уже несколько лет.

И не только смотрел, а поднес ее к губам и поцеловал. И в это мгновение ему почудилось, будто на него пахнул ветерок, холодный, но пропитанный ароматами. Затем, испугавшись мыслей, которые вызвал в нем этот поцелуй, он принялся рассматривать содержимое корзины. Здесь было еще несколько предметов, наскоро завернутых в куски погребальных покровов, сорванных с тела царицы. Это были обычные украшения, знакомые всем знатокам Египта; но тут вместо двух серег была одна, тонкой работы, сделанная в виде букета цветов и граната, и чудное ожерелье было разорвано пополам, одна половина которого исчезла.

Где же все остальное? И почему это брошено здесь? Подумав, Смит ответил себе и на этот вопрос. Очевидно, ограбив могилу, вор хотел сжечь саркофаг, надеясь таким образом скрыть следы своего преступления. Но, должно быть, дым настиг его, и тогда, торопясь выбраться из опасной гробницы, которая могла стать и его могилой, вор уронил корзинку и уже не решился вернуться, чтобы поднять ее. Может быть, он думал прийти за ней завтра, когда воздух очистится от дыма. Но, как видно будет из дальнейшего, «завтра» для него так и не наступило.

Звезды уже побледнели, когда Смит, наконец, выбрался на свежий воздух. Час спустя, когда солнце стояло уже высоко, явился Магомет (оправившийся от своей внезапной болезни) и с ним его феллахи.

– А я тут поработал, пока вы спали, – сказал Смит, показывая ему руку мумии (но не кольца, снятые с нее) и сломанную бронзовую статуэтку, причем опять-таки драгоценные украшения он снял и спрятал в карман.

За последующие десять дней они полностью расчистили подход к гробнице. И при этом в песке, близ верхней ступени лестницы, которая вела к гробнице, нашли скелет мужчины с черепом, пробитым топором.

Магомет и Смит предположили, что это и был скелет вора, осквернителя гробницы. По всей вероятности, стражи захватили его при выходе и казнили без суда, а награбленное поделили между собою. А может быть, его убили его же сообщники.

Больше в могиле ничего не нашли – ни головы мумии, ни священного скарабея. Остаток своего отпуска Смит провел фотографируя рисунки на стенах гробницы и списывая надписи, по различным причинам чрезвычайно его заинтересовавшие. Затем, благоговейно похоронив обуглившиеся кости царицы в потайном уголке пещеры, он поручил ее попечению заведующего местным отделом древностей, расплатился с Магометом и феллахами и уехал в Каир. Драгоценности он увез с собой, ничего никому о них не сказав, и захватил реликвию, еще более для него ценную, – иссохшую ручку ее величества Ма-Ми.

Глава II

Смит сидел в святилище Каирского музея – в кабинете заведующего отделом древностей. Это была очень интересная комната. Повсюду книги: на полках, в шкафах, грудами навалены на полу; и всюду предметы, ожидающие своей очереди для исследования и внесения в каталог, – предметы, вынутые из могил: горшок с серебряными монетами, найденный в Александрии и пролежавший в земле более двух тысяч лет, недавно найденная мумия царственного ребенка с надписью, нацарапанной на пеленках, и под одной из розовых завязок иссохший цветок лотоса – последний дар материнской любви.

«Зачем они вырыли этого младенца? – подумал Смит. – Оставили бы его лежать там, где он лежал».

У Смита было нежное сердце, но как раз в тот момент, когда он подумал о младенце, он уколол лежавшую в кармане руку о камень ожерелья – и вспыхнул: совесть у него также была чувствительной.

В эту минуту вошел заведующий, бодрый, живой, постоянно чем-то заинтересованный.

– А, милейший мистер Смит? Я рад вас видеть снова, тем более что вы, кажется, поработали не без успеха. Как, вы говорите, звали ту царицу, могилу которой вы нашли? Ma-Ми? Никогда не слыхал такого имени. Если б я не знал вас как добросовестного ученого, я бы подумал, что вы не так прочли или же сами выдумали это имя. Ma-Ми… По-французски это было бы красиво – mamie – моя милочка. Уж, наверное, когда-нибудь кто-нибудь так и звал ее. Ну, рассказывайте, хвастайтесь.

Смит вкратце поведал ему о своей находке, показал фотографические снимки и копии с надписей.

– Интересно, очень интересно! – повторил заведующий. – Оставьте их мне на несколько деньков – надо будет присмотреться к ним поближе. Вы, разумеется, опубликуете их? Это будет стоить не дешево, так как рисунки и надписи, само собой, надо делать факсимиле, но, наверное, найдется какое-нибудь ученое общество, которое поможет вам деньгами. Взгляните на эту виньетку. Необычайно красиво. Какая жалость, что этот подлый вор сжег тело мумии и украл драгоценности.

– Он не все унес с собой.

– Как! Наш инспектор говорил мне, мистер Смит, что вы ничего такого не нашли.

– Он не знал, что я нашел. Я не показывал ему.

– Вот вы какой скрытный! Ну, посмотрим.

Смит не спеша расстегнул жилет и из внутренних карманов начал выгружать драгоценности, завернутые в погребальные покровы. Прежде всего – золотой набалдашник скипетра в виде цветка граната с вырезанными на нем именем и титулами Ма-Ми.

– Какая прелесть! – воскликнул заведующий. – Посмотрите. Ручка была из слоновой кости, и этот мерзавец раздавил ее. Значит, кость не успела высохнуть. Очевидно, ограбление было совершено вскоре после похорон. Вот, посмотрите сами в лупу. Это все?

Смит подал ему половину дивного ожерелья.

– Я перенизал его на другую нитку, но каждое зерно на своем месте, – пояснил он.

– Боже мой! Это восхитительно! Обратите внимание на чистоту резьбы в этих головках богини Хатор, а на цветах лотоса – наэмалированные мушки. Ничего подобного у нас в музее нет.

Смит продолжал выгружать свои карманы.

– Это все? – каждый раз спрашивал его заведующий.

– Все, – наконец ответил Смит. – То есть нет. Я нашел еще сломанную статуэтку в песке, снаружи гробницы. Это – портрет царицы, и я надеялся, что вы позволите мне оставить ее у себя.

– Ну, разумеется, мистер Смит. Она по праву ваша. Мы не такие уж грабители. А все-таки вы покажите мне ее.

Еще из одного кармана Смит вытащил головку. Заведующий посмотрел на нее и с чувством проговорил:

– Я только что сказал, что вы скромны, мистер Смит, и все время восхищался вашей честностью. Но теперь я должен прибавить еще, что вы очень благоразумны. Если бы вы не взяли с меня обещания, что эта бронза останется у вас, она, конечно, не вернулась бы в ваш карман. Да и теперь, в интересах публики, не вернете ли вы мне моего обещания?

– О нет! – печально вырвалось у Смита.

– Вам, быть может, неизвестно, что это – подлинник найденного Мариеттом портрета неведомой царицы, личность которой мы таким образом можем установить?

– Я знаю. Я сам вышлю вам копию вместе с фотографиями. И обещаю, кроме того, оставить оригинал музею после моей смерти.

Директор, осторожно держа в руках головку и поднеся ее к свету, прочел надпись:

– «Ma-Ми, великая Царица. Возлюбленная…». Чья же возлюбленная? Сейчас, во всяком случае, Смита. Возьмите ее, сударь, и спрячьте поскорее, не то, чего доброго, к нашей коллекции прибавится еще одна мумия – современного происхождения… И ради бога, когда будете писать завещание, оставьте ее не Британскому музею, а нашему, Каирскому, так как это ведь египетская царица… Кстати, мне говорили, что у вас слабые легкие. Как ваше здоровье? У нас тут в эту пору года дуют холодные ветры.