Фонтаны на горизонте - Анатолий Вахов

...Отшвартоовавшись в океане, «Вега-1» загарпунила большого финвала и подошла к базе в ясный спокойный полдень. Как обычно, приказав никого из команды не пускать на базу, Бромсет поднялся туда один. Тут он увидел Елену Васильевну и дружески, приветливо с ней поздоровался. Она ответила так же просто и спросила:

— Какой породы кит? Я еще не научилась их различать.

Запишите: финвал, длиной 14 метров. Как видите мы строго придерживаемся условий концессии и не нарушаем их, хотя и многое теряем на этом, — говорил Бромсет с той обворожительной улыбкой, которая, как он знал, располагала к нему людей.

Да, в последнее время суда куда реже стали приходить с добычей и подолгу ходят в океане, — заметила Захматова.

Вернется господин комиссар, и мы, очевидно, пойдем на север. Киты стали уходить туда в поисках пищи и прохлады, — пояснил гарпунер. Он посмотрел на море, на берег. — Лето пришло и сюда. На земле сейчас хорошо. Зелень, цветы...

Елена Васильевна невольно посмотрела на берег, и черты ее лица стали мягче, взор задушевнее:

Я очень люблю цветы...

Знаете что, — воскликнул Бромсет, словно к нему только что пришла неожиданная мысль, — я сегодня хочу отдохнуть после шторма, непрерывной охоты и поисков. Съедемте на берег, походим по траве и соберем цветов. Вот такой букет, — Бромсет широко развел руки и захохотал.

Захматова улыбнулась. Предложение гарпунера ей понравилось.

Я согласна.

Великолепно! — У Бромсет а загорелись глаза: неужели его план сегодня осуществится? «А почему бы и нет? Бабенка, что и говорить, аппетитная». И он еще более оживленно продолжал:—Собирайтесь. Я на минутку к капитан-директору. Ханнаен послал доложить о рейсе.

— Хорошо. — Захматова направилась к себе в каюту. Бромсет проводил ее жадным взглядом. У него было

прекрасное настроение, которое на минуту испортил Микальсен. Когда Юрт узнал, что Захматова передала радиограмму в Петропавловск о смерти Скрупа и исчезновении Джо, он пришел в дикую ярость. Лицо его исказилось, а глаза от бешенства сузились, засверкали. Бромсет не кричал, он с каким-то шипением выдавливал из себя слова:

— Вы глупец, Микальсен!.. Болван. Надо было сказать, что рация вышла из строя. Вернулся бы Северов и узнал один. Тут бы его как-нибудь успокоили, а теперь знают многие. У них есть время на размышления, и они не так тупы, как вы!

Капитан-директор сжался, втянул голову в плечи. Ему казалось, что вот-вот гарпунер бросится на него с кулаками. Чтобы как-то отвести от себя гнев Бромсета, он почти пролепетал:

Вам радиограмма из...

Давайте! — рявкнул Юрт.

Пробежав ее закодированный текст, он опять выругался. Дайльтон приказывает ни в коем случае не знакомить русских с техникой охоты и разделки китов. Тех же русских, кто уже кое-что узнал, как комиссар Северов, уничтожить при уходе флотилии из советских вод. Тут Бромсет выругал себя. На новое поручение он напросился сам. В письме, посланном Дайльтону через Барроу, он похвалился, что приручил комиссара Северова и берет его с собой на охоту. Выругав себя еще раз, Бромсет уничтожил бланк радиограммы. Теперь ничего не поделаешь. Придется убрать комиссара. И он это сделает. Но это потом,

Сколько «пробок» поставили за эти два дня три судна? — спросил он у Микальсена.

Семь.

Маловато, но ничего, — утих Бромсет. — При возвращении комиссара из Петропавловска идем на север, к бухте Глубокой. Ее надо основательно закупорить.

Хорошо, — с готовностью ответил Микальсен.

А сейчас прикажите спустить малую шлюпку. Я с врачом съеду на берег.

Хорошо, — удивлению Микальсена не было предела: заместитель комиссара съезжает с гарпунером на берег.

«Впрочем, я уже устал удивляться», — подумал Микальсен и по переговорной трубе передал вахтенному приказ о шлюпке. Он облегченно вздохнул, когда за гарпунером закрылась дверь.

Выйдя на палубу, Бромсет увидел Захматову. Она ждала его. Елена Васильевна стояла у борта, облитая солнцем. Она смотрела на берег, по которому так сильно соскучилась. Бромсет ощупал взглядом -ее полную крепкую фигуру, обтянутую курткой, представил себе стройные ноги, скрытые резиновыми сапогами, и разом забыл все, о чем он только что говорил с Микальсеном, за что его ругал. Перед ним была женщина, не просто привлекающая к себе, как все женщины, которые так редки среди моряков, — она ему нравилась. В ней была какая-то непонятная притягивающая и в то же время вызывающая сила. Захматова не была красива — это гарпунер хорошо видел, — но в ее лице он бессознательно находил черты чего-то большего, чем обычная красота смазливого женского личика. И вот это большее волновало его, было вызывающим и даже как-то не то сердило, не то оскорбляло Бромсета. У него появилось огромное желание унизить Захматову, подчинить ее себе. К этому присоединялось и обычное влечение мужчины...

Гарпунер быстрым шагом подошел к Захматовой и весело сказал:

— Упросил капитан-директора дать нам шлюпку. Вон ту...

Он указал на маленькую двухвесельную шлюпку, которую матросы спускали с ботдека[33]

Ботдек — палуба самой верхней надстройки судна, на которой находятся шлюпки. У темного борта базы она казалась крохотной скорлупкой.

Захматова спросила:

Сколько же в ней поместится человек?

Только мы двое. — Бромсет прямо встретил вопросительный взгляд черных глаз Захматовой и улыбнулся. — Если вы не будете против? Остальные заняты работой.

Он махнул рукой на палубу, где, как обычно, секли ленты жира над люками. Бромсет встревожился, что женщина уклонится от прогулки, но она только сказала:

— Вам придется грести одному, я не знаю, как обращаться с веслами.

— Конечно, конечно, — подтвердил гарпунер. — Разве дама должна сидеть на веслах? Ее почетное место на корме.

У Захматовой сердито сдвинулись брови, и она резко сказала:

— Здесь дам нет!

Бромсет понял, что допустил в чем-то ошибку, и испугался: Захматова откажется от прогулки! Но она, сделав паузу, добавила:

Научите меня грести!

С удовольствием! — гарпунер облегченно вздохнул: Захматова съезжает с ним на берег.

Шлюпка уже покачивалась на воде. Елена Васильевна первой стала спускаться по штормтрапу. Гарпунер хотел ей помочь, поддержать ее, но Захматова почти сердито сказала:

—. Не надо!

«Колючая, как дикобраз, — подумал Бромсет и мысленно с угрозой пообещал Захматовой: — Обломаю твои иголки, как только будем на берегу».

Елена Васильевна неловко, с трудом, добралась до шлюпки, в которой был матрос. Он придерживал шлюпку за трап, Захматова опустилась на корму, но, вспомнив слова Бромсета, пересела на банку и невольно ухватилась за нее обеими руками.