Афган: русские на войне - Родрик Брейтвейт

В январе замминистра иностранных дел Анатолий Ковалев поехал в Пакистан на переговоры с президентом Зия-уль-Хаком. В феврале Горбачев вновь подчеркнул, насколько важно привлечь к переговорам американцев, и предложил пригласить Зия-уль-Хака на переговоры в Ташкент. Когда Громыко заявил, что альтернативы выводу войск нет, Горбачев резко ответил: «Есть альтернатива! Если мы введем, например, двести тысяч. Но тогда — крах всего нашего дела»{461}.

Политбюро снова собралось в мае 1987 года. На заседании присутствовали Варенников и высокопоставленные чиновники из Кабула. Они жаловались, что афганская армия разваливается, американцы и пакистанцы делают все, чтобы сорвать политику национального примирения, а Наджибулле не удается утвердиться в роли национального лидера. Ахромеев утверждал, что если Наджибулла станет центральным элементом новой политической конструкции, война никогда не кончится. Горбачев сказал, что никого другого у них нет. И если русские оставят его на произвол судьбы, их обвинят в предательстве: «И народу своему не объясним, зачем и почему. А в Афганистане, кто на стороне моджахедов, надолго запомнят, как мы их уничтожали, а те, кто с Наджибом, — что мы всех одним утюгом уравняли с их врагами. И мы не получим дружественного Афганистана. И в тоже время эту войну нельзя продолжать до бесконечности».

Подводя итоги этой в некотором смысле безнадежной дискуссии, Горбачев заключил: нужно активнее привлекать к делу ООН и американцев. ООН смогла бы обеспечить нейтральную площадку для переговоров. Американцы в тот момент были главным поставщиком оружия моджахедам, и никакие гарантии невмешательства без них не имели смысла{462}. Наджибулле следует предоставить более обширную экономическую помощь, но твердо сказать, что русские планируют закрыть афганский вопрос за полтора года. Нужно найти подход к правительству, к королю в изгнании — Захир-шаху, а также к умеренным оппозиционерам вроде Раббани{463}.

Дипломатические маневры

Следующие десять месяцев были заняты дипломатическими маневрами в Женеве, Исламабаде, Москве, Нью-Йорке и Вашингтоне на фоне переговоров в ООН, которые тянулись еще с 1982 года. Американцы участвовали в переговорах с первых дней президентства Рейгана. Джек Мэтлок, который был временным поверенным в делах США в Москве в 1981 году, получил указания сообщить русским, что американцы готовы «обсуждать способы обеспечения безопасности южной границы Советского Союза, а также принять обязательство не использовать территорию Афганистана против Советского Союза». Ответа американцы не получили. После Женевского саммита, 28 ноября 1985 года, Рейган написал Горбачеву: «Хочу сообщить, что я готов сотрудничать всеми разумными способами, чтобы способствовать [выводу советских войск из Афганистана] таким образом, который не угрожает советской безопасности»{464}. На это письмо ответа тоже не прозвучало.

Теперь, в 1987 году, Москва решила ускориться. В сентябре Шеварднадзе заявил американскому госсекретарю Джорджу Шульцу, что СССР уйдет из Афганистана — через пять месяцев или через год{465}. Шульца эта новость поразила, но он был уверен, что правые в кабинете Рейгана встретят ее враждебно. Он держал информацию при себе несколько недель, опасаясь обвинений в смягчении отношения к России{466}.

Три месяца спустя Горбачев сообщил Рейгану, что видит Афганистан нейтральным и независимым. Афганистан — не социалистическое государство, и как он развивается — дело афганцев. Советскому Союзу нужен дружественный Афганистан, но СССР не будет стремиться создавать там свои базы. И американцам, и русским следует поддержать процесс национального примирения. Американцы должны прекратить поддерживать моджахедов. Как только будет определена дата вывода советских войск, они перестанут участвовать в военных операциях.

Два лидера не достигли согласия ни по одному существенному вопросу Рейган выдвинул совсем дикое предложение: чтобы афганское правительство распустило свою армию. Горбачев уехал из Вашингтона, находясь под впечатлением, что американцы рады затруднительному положению русских и даже готовы затормозить вывод советских войск{467}.

Русские и американцы потом спорили о том, что произошло на той встрече. Каждая сторона была уверена, что другая упустила возможность предпринять позитивные шаги. По мнению русских, Рейган обозначил, что готов прекратить снабжение моджахедов. Шеварднадзе сообщил об этом Наджибулле (и по неосторожности афганской прессе) в январе 1988 года. Шульц отреагировал гневным опровержением. Советский МИД попросил Джека Мэтлока, теперь посла США в Москве, прояснить ситуацию. Проконсультировавшись с Вашингтоном, Мэтлок ответил, что американцы воздержатся от поддержки моджахедов, если СССР прекратит поставки военной техники и припасов афганскому правительству.

Естественно, на такую сделку русские пойти не могли, и обе стороны продолжили снабжать своих союзников. У советских чиновников осталось ощущение, что их надули.

Мэтлок потом считал, что соглашение о планомерном выводе войск, включая условие о том, что американцы прекратят помощь моджахедам, а СССР сохранит помощь Кабулу, могло быть достигнуто в 1986 или 1987 годах, если бы Горбачев тогда был готов вступить в контакт с Рейганом. Вопрос о том, позволила бы это внутриполитическая обстановка в обеих странах или нет, остается открытым{468}.

* * *

Первого апреля 1988 года Политбюро собралось на заседание, чтобы обсудить итоги переговоров в Женеве. Американцы теперь были готовы подписать соглашение при условии, что в нем не будет ничего сказано о военной помощи моджахедам. Черняев считал, что этот вопрос уже не актуален: моджахеды получат помощь вне зависимости от того, что будет сказано в соглашении, а СССР в любом случае готовился вывести войска. Горбачев попросил членов Политбюро высказаться. Все согласились, что СССР должен подписать соглашение. Десять дней спустя в Ташкенте Горбачев передал эту новость Наджибулле. Тот принял ее невозмутимо{469}.

Соглашения, наконец, были подписаны в Женеве 14 апреля 1988 года под эгидой ООН. Двустороннее соглашение между афганским правительством и Пакистаном предусматривало невмешательство. СССР и США подписали декларацию о международных гарантиях. В документах предусматривалось, что советские войска к ц февраля 1989 года будут выведены в два этапа. Моджахеды не были стороной в этих переговорах и отказались принимать условия соглашений. Это в конечном счете привело к падению режима Наджибуллы и к кровавой гражданской войне, которой так боялся Горбачев и о которой говорил в беседе с Черняевым в сентябре 1987 года: вывод советских войск может закончиться кровавой баней, которую СССР «не простят ни в “третьем мире”, ни в самых занюханных либеральных кругах Запада, десять лет ругавших нас за оккупацию»{470}.

Шеварднадзе с тяжелым сердцем подписывал соглашения в Женеве: «Казалось, я должен был быть счастлив: в страну перестанут приходить похоронки. Будет перекрыт счет смертям и расходам, достигшим шестидесяти миллиардов рублей… Мне тяжело осознавать себя министром иностранных дел, который подписал отнюдь не соглашение о победе. Такое в истории России и Советского Союза случалось нечасто. А еще не давала покоя мысль о людях, которых мы выпестовали, подвигли на революцию, а теперь оставили один на один со смертельным врагом»{471}. Это настроение повлияло на политические рекомендации, которые он давал в следующие два года.

«Оставим страну в плачевном состоянии, — говорил он Политбюро по возвращении, — разоренные города и кишлаки, экономика парализована. Сотни тысяч людей погибли. Наш уход будет рассматриваться как крупное политическое и военное поражение. Внутри партии и страны отношение к нашему уходу неоднозначно. Придется когда-нибудь объявить, что ввод войск был грубой ошибкой, что уже тогда и ученые, и общество отрицательно отнеслись к этой авантюре… Отмежеваться от прошлого легко не удастся тем фактом, что мы не можем нести ответственность за тех, кто был до нас». Шеварднадзе предлагал оставить в Афганистане десять — пятнадцать тысяч советских солдат для поддержки режима Наджибуллы, что явно противоречило только что подписанному им соглашению. Его поддержал Крючков. Горбачев отреагировал резко: он назвал выступление Шеварднадзе «ястребиным клекотом». Не важно, говорил он, выживет режим Наджибуллы или нет. Исходя из подписанных соглашений, вывод советских войск не должен быть похож на стремительный уход американцев из Вьетнама. И, подытоживал он, было сделано все возможное, чтобы свести к минимуму негативные последствия войны{472}.

Мысли о том, насколько далеко может зайти СССР в поддержке Наджибуллы и можно ли использовать для этого военную силу, терзали советских политиков и после вывода войск. Шеварднадзе и Крючков по-прежнему занимали агрессивную позицию, а оппонировали им по большей части военные.