Записки о большевистской революции - Жак Садуль

Эта депеша пришла сюда больше трех месяцев назад. Однако я до сих пор не знал о ее существовании, а меня не изволили поставить в известность о данном мне разрешении телеграфировать в Париж. На мой вопрос генерал Ниссель ответил, что, действительно, такая депеша посольством была получена, но г. Нуланс не счел, что будет полезным мне о ней сообщить. Я в бешенстве.

Признаю, за последние два месяца посол часто консультировался со мной, просил составить записки, некоторые из которых были телеграфированы в Министерство иностранных дел за моей подписью. Но составляя эти записки, я полагал, что г. Нуланс действует по собственной инициативе. Оттого я соглашался с его дополнениями, обтекаемыми формулировками, сокращениями, будучи уверенным, что если текст будет более полным и энергичным, то есть соответствующим тому, что я думаю, в Париж не будет послано ничего. Я был в этом тем более уверен, что не раз г. Нуланс по поводу той или иной фразы в моих записках абсолютно прямо говорил мне: «Я так не думаю. Я не могу такое отправить» и т. д.

Можно не говорить, что если бы я знал о предоставленном мне праве без купюр сообщать по телеграфу то, что я думаю, я часто и в полной мере пользовался бы этим правом. Горько думать о тех полезных советах, которые за два месяца я мог бы передать в Париж тем путем, который был открыт, и я об этом не знал. Здесь в России телеграф — единственное средство, хоть как-нибудь обеспечивающее быструю связь. Особенно после событий в Финляндии наша почта стала до такой степени редкой, ненадежной, медленной, что я продолжаю писать эти ежедневные записки исключительно потому, что научился делать это быстро. Дойдя до Франции, они уже почти не представляют никакого интереса, — так стремительны и многообразны события.

Даже рискуя быть обвиненным в чрезмерном самомнении, считаю своим долгом сказать, что если бы я мог, как мне было разрешено, с января связываться по телеграфу с французским правительством, наш кабинет, я убежден, согласился бы пойти на сотрудничество, о котором большевики запрашивали с декабря и даже с конца ноября 1917-го, в области экономической реорганизации и создания новой армии. За два месяца можно добиться результатов, и большевики, без сомнения, располагали бы несколькими десятками тысяч солдат, которые сумели бы, отстояв пути сообщений, благодаря зиме, а затем и распутице, дать отпор наглым притязаниям немцев. Будь такая сила сформирована, мир, безусловно, не был бы подписан.

В огромном списке ошибок, допущенных в России против интересов Антанты, эта мне кажется сугубо непростительной.

Москва. 16 марта

Дорогой друг,

Съезд Советов, Конвент, был созван для ратификации Брест-Литовского мира и принятия решения о переводе столицы России из Петрограда в Москву. Большевики торопят дебаты. Они вызывающе бойкотируют всех ораторов от оппозиции, крикуны заглушают их выступления, как только кто-то позволяет себе самую незначительную критику политики правительства. Достаточно произнести два слова «Учредительное собрание», чтобы вызвать бурю негодования и быть вынужденным сойти с трибуны. Председательствующий Свердлов, прозванный «затыкалыциком», совершенно серьезно заявил, что произнесение этого выражения должно рассматриваться как провокационный акт по отношению к съезду. Мои друзья большевики немного перегибают палку.

За исключением большевиков все представленные на съезде партии, включая анархистов, высказались против ратификации мира и за немедленную войну. Даже среди большевиков образовалось меньшинство «вояк», во главе с Коллонтай, Дыбенко{116}, Рязановым{117}, Бухариным{118}… Всего около шестидесяти членов партии.

К тому же все ораторы без исключений, в том числе и большевики, и среди них Ленин и Чичерин, ясно заявили, — настолько ясно, насколько это можно сделать на съезде, где каждая фраза станет известна противнику, — что ратифицированный мир будет непрочным, что война вскоре возобновится, что следует уже сейчас подготавливать новую армию.

Дебатов не получилось. Два выступления Ленина, плоские и пустые, усыпанные жестокими нападками и неуместными остротами, направленными против противников ратификации, произвели на меня тягостное впечатление.

В кулуарах товарищи горячо поздравили меня с результатами моей поездки в Вологду. Обращение Вильсона к Советам приписывают моим заслугам. По возвращении в Петроград я говорил, что такое возможно. Ленин и Чичерин видят в обращении Вильсона подтверждение того, что Соединенные Штаты готовы, с одной стороны, сотрудничать с большевиками, а с другой — готовы помешать японской интервенции, которая по-прежнему остается для правительства самым тревожным вопросом.

Первый результат депеши Вильсона — то, что впервые на съезде Советов в ходе продолжительных заседаний, где обсуждался политический отчет, официально не было произнесено ни одного откровенно враждебного слова в адрес союзников. Это отметили все делегаты. Кое-кто из правых эсеров и центристов, «наших хороших друзей», оказались единственными, кого это возмутило.

Рязанов, председатель петроградского совета профсоюзов, дружески и с восхищением относящийся к французскому народу, возмущенно выступает против перенесения столицы в Москву. Он предвидит сильное недовольство рабочего и торгового населения Петрограда. Решение о перенесении столицы заденет его самолюбие, намечаемый же перевод промышленности Петрограда на Волгу и на Урал ущемит его самые непосредственные интересы.

Действительно, большевики не скрывают, что эвакуация заводов и складов — мера не временная и осуществляется не только для того, чтобы промышленность не попала к немцам, если их наступление будет продолжаться. Речь идет о глубоком перевороте в национальной экономике. В последние годы промышленность в районе Петрограда развивалась совершенно непропорционально и искусственно. Ей необходимо вернуть правильные пропорции, соответствующие географическому положению города, его удаленности от горнодобывающих центров и районов потребления России. Петроградским промышленникам будет бесплатно предоставлен транспорт для перевозки всех станков, инструментов, сырья, конечных продуктов. Таким образом, они скорее всего без колебаний откликнутся на просьбу о переброске заводов, в которой они почти все, очевидно, заинтересованы. Я говорю именно об интересах на будущее, но, разумеется, от захвата противником они прежде всего заинтересованы спасти то, что имеют.

Видел Коллонтай, вернувшуюся с Аландских островов, где она была арестована и подверглась грубому обращению со стороны шведских офицеров, отказавших ей в праве проезда. Она отказалась от своей поездки во Францию. Я сожалею об этом. Сегодня, как никогда, необходимо, чтобы большевики были представлены на Западе людьми первого плана для того, чтобы быть понятыми и чтобы понять. Я передавал с Коллонтай огромный пакет, мои записки и письма больше чем за месяц. Все теперь лежит в Петрограде. Попытаюсь как можно быстрее отправить это с кем-нибудь в Париж.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});