Мадам Казанова - Габи Шёнтан

— Вы знаете этот дом? — спросила я.

Талейран кивнул.

— Когда-то здесь был великолепный дом свиданий. О нем сохранилось множество дивных воспоминаний, в том числе и у меня. — Он посмотрел вокруг. — Здесь, похоже, не так уж сильно все изменилось с тех пор.

— Не хотите ли освежить память и осмотреть весь дом? — шутливо предложила я.

— С удовольствием. — Талейран поднялся. — Позвольте, я пойду впереди и попытаюсь найти дорогу в прошлое, чтобы пережить его вновь.

Должно быть, Талейран неплохо знал этот дом и его милых хозяев при прежнем режиме. Он без труда ориентировался здесь, осмотрев сначала гостиную и столовую, затем поднялся по лестнице и остановился перед дверью в будуар. Закрыв глаза, глубоко вздохнул.

— До сих пор пахнет резедой и сандаловым деревом, — пробормотал он. — Аромат пережил всех обитателей этого волшебного дворца наслаждений.

Талейран вошел в комнату.

— Время тут словно замерло. Во-он те две севрские вазы, расписанные цветами, зеркало с позолоченными колоннами, белый фарфоровый камин с медными розетками… — Он прошел в спальню. — Кровать с балдахином, который держат амуры, резные стойки… Здесь все тоже почти на своих прежних местах, как было когда-то, но только почти. — Талейран указал на стенные панели из какого-то красновато-желтого дерева. — Вам известно, мадам, что находится за этим?

Я покачала головой.

На его лице появилось довольное и загадочное выражение.

— Позвольте мне открыть вам кое-какие нежные тайны этого алькова.

Талейран перегнулся через изголовье постели, протянул руку и нашарил что-то на стене. Послышался негромкий шорох, деревянные панели раздвинулись. На открывшихся за ними поверхностях были изображены сцены какой-то невероятной оргии. Обнаженные тела по двое и по трое сплетались в объятиях, совершая любовное действо в самых разнообразных и причудливых позах. Эта неистовая вакханалия цветов, людей, деталей, выполненная с большим художественным мастерством, оказывала на зрителя мощное естественное воздействие, создавала в комнате атмосферу чувственности и сладострастия. Как зачарованная, я смотрела на эти сцены буйства любви. Казалось, что все эти телесного цвета фигуры находятся в движении, постоянно переходя одна в другую, и согревают распространяющимся от них теплом всю комнату и меня.

— Вот она, любовь, — сказал стоявший рядом со мной Талейран, — исполненная активности и чувственной культуры. Изысканное наслаждение, неотразимое очарование, безудержный восторг, творческий процесс, творимый с легким сердцем и нежными руками, захватывающее воображение умение давать и получать, шутливая серьезность чувств и игра всерьез — разнообразию любви нет предела.

Я повернулась к нему. Его широко раскрытые сапфировые глаза, чуть потемневшие от глубины чувств, оказались совсем рядом. Я знала, что должно случиться, как знал это и он. И все же мы продолжали стоять, молча глядя друг на друга. Наши взгляды встретились. Мы уже физически ощущали друг друга, хотя наши тела еще не соприкоснулись. Сейчас нас обоих, словно в магическом круге, окутывало мощное поле любви и желания. Казалось, что расположившиеся по стенам фигуры с нетерпением ожидают момента нашего соединения. С какой-то покорностью Талейран склонил ко мне голову, а я обвила руками его шею и поцеловала в губы.

— Наконец-то, — чуть слышно прошептал он и стал снимать с меня платье.

При свете наступившего дня события прошедшей ночи казались нереальными, как сон. Я лежала в постели одна. Деревянные панели на стенах были целомудренно сдвинуты. Лишь сладостное ощущение удовлетворения во всем теле и некоторые смутные воспоминания говорили о том, что все это мне не приснилось, а произошло на самом деле. В моей душе царили мир и покой, когда на подносе с завтраком я обнаружила вдруг конверт с оттиснутым на нем гербом в виде короны — письмо от княгини Боргезе.

Паолина не теряла времени на всякие вступления и вопросы о здоровье. В первых же строчках своего по-детски корявого послания она извещала о том, что сегодня около полудня заедет за мной, чтобы отвезти на прием во дворце Мальмезон. И надо же было случиться этому именно сегодня, когда мне удалось наконец хотя бы ненадолго забыть о существовании Наполеона! А с другой стороны, почему бы и нет? Именно сегодня, утомленная и насытившаяся ночными удовольствиями, я буду в особенно хорошей форме. Прелесть новизны добавит мне очарования. Это как раз то, что так понадобится мне при встрече с Наполеоном.

Я была полностью готова задолго до того, как приехала Паолина — как всегда, небрежная и несобранная, она заставила меня прождать ее почти целый час. Хотя я и была самым строгим своим судьей, мне пришлось признать, что я прекрасна. Платье из атласа цвета перламутра со строгими длинными рукавами и довольно низким декольте великолепно гармонировало с накидкой из меха песца. В этот раз мне не потребовалось большого количества косметики. Моя кожа приобрела тот удивительный сочный оттенок, которого не достичь ни пудрой, ни румянами — женщине его может дать только мужчина. Мои глаза источали полученную дань восхищения и блестели от переполнявших меня радостных чувств и приятных ощущений.

Паолина приветствовала меня в своей вычурной, перегруженной украшениями карете, в которую была запряжена четверка гнедых лошадей. Она вела себя довольно нервно. Ее лицо побледнело, глаза окружали темные тени, а от носа к уголкам рта пролегли глубокие морщины. Вся увешанная драгоценными украшениями, усталая, истощенная, жалкая, больная, она, несмотря ни на что, была одержима здоровой, естественной жаждой жизни. В первых же словах, обращенных ко мне, отчетливо ощущалась зависть.

— Ты потрясающе выглядишь, — ядовито сказала она. — Подумать только, а ведь ты старше меня! Нет, это даже как-то ненормально.

Я невольно рассмеялась.

— Нормально это или нет, а я такая, какая я есть.

— А может, это все из-за князя? — похотливо спросила Паолина, проведя по губам кончиком языка.

Я с благодарностью подумала о Талейране и кивнула, признавая, что в этом есть доля истины. Сейчас, когда мы выехали за пределы Парижа, моросящий дождик перешел в снег, который мгновенно припорошил поля и луга. Облепленные белым снегом ветви деревьев красиво освещались светом, льющимся с сероватого зимнего неба. Карета въехала в широко раскрытые ворота парка и по аллее покатила к белому дворцу. Даже в это неблагоприятное время года в устройстве местного декоративного парка чувствовались женская изобретательность и изысканный вкус хозяйки. Группы мощных деревьев посреди широких открытых пространств живописно контрастировали с причудливо изгибающимися дорожками, живыми изгородями, клумбами, искусственными прудами и открытыми беседками на фоне поблескивающих ото льда веток.

Несмотря на голые ветви кустов и деревьев, на укрытые на зиму клумбы, на пустые сады и покрытые тонкой корочкой льда пруды, при желании нетрудно было представить себе все великолепие этого парка в ясный летний день. Меня вдруг заинтересовала личность Жозефины — той, которая задумала это великолепие и которую так ненавидело и высмеивало все семейство Бонапарт.

Карета остановилась перед портиком с колоннадой. Лакеи в зеленых ливреях бросились вперед, открыли дверцу кареты и откинули вниз ступеньки. Паолина спустилась первой. Она была в отвратительном настроении и не обращала ни малейшего внимания на окружающую ее красоту.

— Надеюсь, что благодаря тебе, — сказала она, — сегодня не будет обычной тоски. Представляю их изумление, когда они тебя увидят. Возможно даже, что эта моя чертова невестка лишится своего высокомерного спокойствия.

Внутри дворец Мальмезон выглядел не менее прекрасно, чем снаружи. Направо от вестибюля располагались бильярдная, выкрашенный в золотой цвет приемный зал и музыкальный салон. Расположенные слева столовую, кабинет и библиотеку я в тот раз не успела увидеть, поскольку распорядитель повел нас вверх по широкой лестнице, а затем — через другую приемную в фарфоровый зал. Когда я вошла туда вслед за Паолиной, то услышала голоса людей и лай множества собак.

Два мопса, а за ними пара пуделей и длинношерстный сеттер устремились ко мне, почуяв запах Минуш и других моих собак, и с энтузиазмом принялись приветствовать меня. Хотя я очень люблю собак, в данный момент питомцы Жозефины представляли для меня куда меньший интерес, чем она сама и ее гости. Зал был полон людей, но, как я ни старалась, разглядеть среди них Наполеона я не смогла. Впрочем, пока меня это устраивало, поскольку давало возможность спокойно и без спешки познакомиться с теми, кто принадлежал к наиболее узкому кругу приближенных императорской четы.

Мы приблизились к Жозефине, чья стройная фигура была облачена в обычное белое платье, а на плечи накинута того же цвета кашемировая шаль с серебряной вышивкой. Обменявшись с Паолиной обязательным, ничего не значащим поцелуем в щеку, она взглянула на меня. Паолина что-то прошептала ей, и Жозефина улыбнулась своей загадочной, сдержанной улыбкой. Я низко присела перед ней в реверансе.