Кахатанна. Тетралогия (СИ) - Виктория Угрюмова

Между Бордонкаем и братьями‑богами восседал на коне стройный, как тростинка, воин. И сам он, и его оружие, и доспехи — вернее, полное отсутствие таковых, — и даже конь вызывали изумление людей. Громадное животное с одним рогом во лбу и драконьей мордой с оскаленными клыками было сплошь покрытo зеленоватыми чешуйчатыми пластинами. Эта естественная броня делала дивную лошадь совершенно неуязвимой. Всадник же, в полную противоположность своему скакуну, был гибок и изящен. Ростом он не уступал ни Арескои, ни Малаху га‑Мавету, но выглядел моложе и светлее. На лице его блуждала милая рассеянная улыбка. Налетевший ветер растрепал ничем не прикрытые серебристые волосы — всадник был совершенно седым.

Он обернулся к Каэтане, и она охнула. Узкое тонкое лицо с высокими скулами было ей известно с незапамятных времен, но кто это, она вспомнить не могла. Знакомыми казались и высокие изломанные брови, и разноцветные глаза — один черный, другой зеленый. Зрачки их, кстати, были не вертикальные, а самые что ни на есть обыкновенные. Тонкие длинные пальцы небрежно поигрывали уздечкой. Доспехов на всаднике почти не было. Только широкий металлический пояс с наборными пластинами, короткой юбочкой закрывавшими живот, да невероятной работы наручи от запястья до локтя на изящных нежных руках. На нем была легкая безрукавка с глубоким вырезом. И на гладкой коже шеи на простом шнурке висел какой‑то талисман.

Каэтана глядела на него во все глаза, силясь вспомнить, но только смутные неясные образы носились перед глазами.

Двухголосое существо Эйя — Габия внезапно выдохнуло:

— Траэтаона?!!

Неведомо как очутившийся рядом Зу‑Л‑Карнайн возбужденно прошептал Каэтане прямо в ухо:

— Это первое сражение, в котором я в лучшем случае играю роль слона, но не ферзя. Я ведь был уверен, что Траэтаоны не существует.

— А кто это? — одними губами спросила Каэтана. Если император и удивился, то она этого не увидела, потому что во все глаза смотрела прямо перед собой — на невиданную лошадь и дивного всадника. Тем не менее ответил:

— Древний Бог Войны, предшественник Арескои.

События на поле брани тем временем стремительно развивались.

— Когда двое бессмертных не могут справиться с одним смертным, этот смертный нравится мне больше. Я принимаю его сторону. Сразимся?

Траэтаона казался хрупким на фоне трех исполинских фигур: совсем не таким грозным и мрачным, как Малах га‑Мавет; не таким надменным и безжалостным, как Арескои; и вовсе не таким яростным и могучим, как залитый кровью врагов Бордонкай. Но оба бога попятились назад, услышав его предложение, и Малах га‑Мавет сказал:

— Зачем тебе этот смертный, великий Траэтаона? И зачем тебе сражаться с нами? Разве мы не одной крови?

Но звонко рассмеялся в ответ юный Древний бог:

— Я истосковался по битвам, га‑Мавет. Этот воин тронул мою душу…

Его конь, грозно нагнув голову и выставив вперед рог, двинулся на противника.

Арескои неуверенно переглянулся с братом, затем сжал зубы с такой силой, что заходили желваки, и прошипел:

— Хорошо, воин! Ты сам этого хотел.

Каэтана не заметила, когда и как расступились люди и остановилось сражение у стен ал‑Ахкафа. В несколько неуловимо коротких секунд расчистилось большое пространство. Враждующие стояли плечом к плечу, затаив дыхание и глядя на то, чего смертным не удавалось увидеть на протяжении многих тысячелетий. Разве что в начале мира были люди свидетелями таких битв.

Арескои протрубил в огромный золоченый рог, и звук его разнесся по всему пространству, сотрясая небеса. И поднял черное знамя га‑Мавет.

На звук рога из небытия вышло призрачное войркю Арескои — войско демонов и мертвецов. Эта третья армия в считанные мгновения заполонила все окрестности. Тревожно ржали кони, кричали верблюды. В ужасе застыли на стенах солдаты Урукура, не понимая, что происходит внизу. Воины Арескои разворачивали свои полки, угрожая Траэтаоне и так и не отступившему Бор‑Донкаю.

— Не многовато ли, братец? — рассмеялся Траэтаона в лицо Новому Богу Войны. — Не бесчестно ли выпускать против меня все свое войско?

— При чем тут честь? — искренне удивился зеленоглазый. — Может, хоть так мы тебя одолеем…

— Хоть и бесчестно, но откровенно. Это уже хорошо. — Траэтаона коротким кивком отослал Бордонкая назад: — Это моя битва, воин.

И тот послушно отступил, заняв место чуть, впереди Каэтаны и Зу‑Л‑Карнайна,

Призрачные войска стояли в боевом порядке. Самыми первыми под черным знаменем га‑Мавета высились две фигуры: Зат‑Бодан, Бог Раздора, и Зат‑Химам, Бог Ужаса. Зат‑Бодан имел уродливое тело красного цвета, кривые когти и зубы и острые, прижатые к голове уши. Из пасти его высовывался змеиный раздвоенный язык. Зат‑Химам был величиной в два человеческих роста и покрыт чешуей. Вместо лица у него была морда древней рептилии с немигающими глазами без век. Его очертания постоянно расплывались, менялись, таяли, не давая возможности сосредоточить на нем внимательный взгляд, ибо доподлинно известно: то, что можно рассмотреть и постичь, не так страшно. И только неизвестное и непонятное способно вызвать настоящий ужас.

Герои прошлых тысячелетий, павшие на полях битвы или давшие некогда обет служить после смерти Арескои, составляли основную часть войска. Но были в нем и адские псы, и рогатые змеи, и отвратительные грайи, разжигавшие в сердцах людей жажду мщения, зависть и злобу. Непобедимо было войско Победителя Гандарвы.

— Люблю войну, — сказал Траэтаона, обнажая легкий и тонкий, как и сам он, меч.

Его конь без понуканий бросился вперед и огромными клыками вцепился в красное уродливое тело Зат‑Бодана. Тот взвыл и истаял мелкими клочьями дыма. Бросившегося на Траэтаону Зат‑Химама конь пронзил своим витым рогом. И ужасом наполнились глаза Бога Ужаса. Он выл и корчился, не в силах освободиться, пока Траэтаона не отсек ему голову неуловимым, почти ленивым взмахом меча. Лишенный телесной оболочки, демон исчез с поля битвы.

А Траэтаона прошел по рядам армии Арескои, сея в них опустошение. Как спелые колосья под серпом опытного жнеца, беспомощно падали некогда великие и могучие воины, способные поспорить с самим Арескои в силе и выносливости. Но Траэтаоне не было равных ни среди людей, ни среди богов. Если Арескои был Богом Войны, а га‑Мавет — Богом Смерти, то Траэтаона был и самой битвой, и смертью на поле брани. Он не повелевал, а вдохновлял, не приказывал, а дышал, не убивал живых, а создавал мертвых. И это было жуткое но прекрасное зрелище. Стало совершенно ясно, почему изящный Траэтаона не отягощен доспехами и вовсе не грозен. Не было на свете руки, способной его поразить. И не было ему нужды внушать страх своей жертве. Какая ему была разница, будет или не будет бояться тот, кому суждено пасть от руки Траэтаоны?..

Арескои боялся. И Малах га‑Мавет тоже боялся. Более того, они даже не скрывали своего страха и не выступили против Траэтаоны. Когда от призрачных войск Арескои осталась дымящаяся бесформенная груда, когда с жалобным воем пали под ударами тонкого меча последние адские псы и с испуганным шипением расползлись рогатые змеи, братья‑боги повернули своих коней, пришпорили их и понеслись прочь от Древнего Бога Войны.

Траэтаона, запрокинув голову, расхохотался, хлопнул по Плечу Бордонкая и молвил:

— Прощайте, смертные. Теперь вам самим придется решать свои распри.

И растаял в знойном воздухе.

Несколько минут на поле битвы царила тишина. Люди оглушенно мотали головами, пытаясь понять, не было ли у них чего‑нибудь вроде теплового удара. Первым пришел в себя Зу‑Л‑Карнайн и с отчаянным криком бросился на ДахакаДавараспа. Лишенный божественной поддержки, князь Урукура оказался не таким уж и хорошим воином. Он слабо сопротивлялся и наконец спешился, бросил меч и преклонил колени.

— Ты победил, аита, — прошептал он едва слышно.

По всему полю битвы пронесся победный клич. И тагарская конница хлынула в распахнутые ворота ал‑Ахкафа, отчаянно рубя тех, кто еще сопротивлялся.

Войны Урукура довольно быстро пришли в себя и, словно не обратив внимания на то, что их князь сдался на милость императора, отчаянно сопротивлялись, сражаясь за каждую улицу и каждый дом.

Каэтана пришпорила коня и въехала в ал‑Ахкаф, почти не отвлекаясь на сражение. Друзья окружили ее тесным кольцом. Впереди несся Бордонкай, еще не пришедший в себя после непосредственного общения с богами, что, однако, не мешало ему прокладывать в рядах защитников ал‑Ахкафа дорогу к храму. Воршуд торопился следом.

«Когда три бога сойдутся в степи, — твердила Каэтана про себя слова предсказания, — когда древний надсмеется над молодым, когда смерть убежит от смерти и ужас будет пронзен рогом коня, встанет на колени князь и падет от руки воина жрец».

Неизбежная гибель Тешуба наполняла все ее существо невыразимым отчаянием. Им всем некуда было податься, не у кого спросить совета…