Капитаны ищут путь - Юрий Владимирович Давыдов

курит трубку и, щурясь, глядит на остров Бичи, на бухту Эребус.

Капитан поднимается и подходит к борту. Он рассеянно выколачивает из трубки золу, и ночной бриз подхватывает ее. Орлиное лицо капитана светлеет, будто с этим пеплом развеялись и его печальные мысли. И тень старого Джона Франклина ведет за руки другие видения прошлого. Руал Амундсен, чуть улыбаясь, кивает им, как добрым знакомым…

Мальчик с одутловатыми щеками и упрямо поджатыми губами. Маленький норвежец в куртке, застегнутой на все пуговицы, в туфлях на толстом каблуке и высоких, маминой вязки, белых шерстяных чулках. Отца уж нет, старшие братья разъехались. Они живут вдвоем с матерью в Осло. Мама мечтает о том времени, когда Руал будет ходить в традиционной студенческой шапочке с черной кисточкой. Ей так хочется, чтоб младший сын сделался медиком. Так хочется…

Руал не в силах огорчить маму; он старательно зубрит уроки и соглашается: ну конечно же, он будет доктором и, конечно же, на дверях их дома прибьют медную дощечку: «Руал Амундсен, доктор медицины».

Улыбка материнских глаз! Разве ее позабудешь, даже если ты уже и капитан дальнего плавания, хлебнувший соленый воздух океанов?

Итак, он аккуратно ходил в гимназию и, твердо пристукивая каблуками, возвращался по улицам Осло домой. Он торопливо обедал, отирая губы салфеткой, благодарил маму и скрывался в своей комнатке. А там… там ждал его иной мир.

Руал низко склонялся над книгой (он был сильно близорук и по-мальчишечьи стыдился этого) и читал затаив дыхание страницу за страницей. Во льдах и бурях брел англичанин. Англичанин выбивался из сил. Страшно перевернуть еще одну страницу — путешественник должен погибнуть. О, нет, он нашел… мох. Потом англичанин идет дальше. Ни крошки съестного. Англичанин гложет кожу мокасин…

Руал незряче глядит перед собой. Нет, никогда еще не читал он ничего более захватывающего, чем эта книга о первых путешествиях Джона Франклина. Никогда…

С Руалом произошли перемены. Они не на шутку встревожили мать. Мальчик начал спать зимой (норвежской зимой!) при отворенных настежь окнах.

— Не простужусь, мама, — улыбаясь говорил он. — Я просто люблю свежий воздух.

С этим можно еще было согласиться.

Мальчик подолгу пропадал в Нурмаркене, излюбленном месте спортсменов Осло, и до полного изнеможения гонял на лыжах.

— Мужчина должен быть сильным, — отвечал он на ее укоры.

И с этим тоже нельзя было не согласиться.

Мальчик ограничивал себя в пище — она-то уж знает его аппетит, ее не проведешь, — а однажды, пусть лопнут ее глаза, коли это не так, она видела, как он пробовал глодать башмаки. Мать перепугалась и отчитала сына. В остальном же она ни в чем не могла упрекнуть его. Он был послушен и прилежен в ученье.

Когда Руалу исполнилось восемнадцать, он, не переча матери, поступил на медицинский факультет, надел традиционную студенческую шапочку с черной кисточкой и начал аккуратно посещать университет.

Но бедной фру Амундсен не довелось увидеть Руала дипломированным доктором: она умерла. Впрочем, доживи она до окончания учебы сына, ей все равно не видать бы его медиком: с пятнадцати лет, втайне от нее, лелеял он мечту о полярных исследованиях и, только жалеючи мать, тянул время решительного объяснения.

Амундсен всерьез готовился к арктическим путешествиям. Он знал, что ноша нелегка, знал, что за малейшую оплошность, за незначительную, на первый взгляд, неосмотрительность в Арктике расплачиваются жизнью. Но он знал также и то, что там его ждет настоящая жизнь, ежели считать настоящей жизнью напряженную и страстную, каждодневную и мужественную борьбу.

Лыжные тренировки уже не удовлетворяли юношу. Чтобы руководить полярной экспедицией, нужно было овладеть морским делом, а чтобы сдать экзамен на судоводителя, надо было сперва несколько лет побыть в матросской шкуре. Таков был хороший обычай в норвежском флоте.

Матросом? Стало быть, матросом!

Парень со стальными бицепсами пришелся по душе шкиперу старушки «Магдолины». Шкипер лизнул заскорузлый палец, посмотрел документы у парня и зачислил его в команду. Матрос Руал Амундсен отправился бить тюленей.

Каждое лето он оставлял родные фьорды, где на зеленой воде дрожали отражения скал, похожие на руины рыцарских замков. Каждое лето ходил он на промысловых парусниках то к берегам Гренландии, то к берегам Шпицбергена. Руал сдружился с неласковой водой и северным ветром. Он насквозь пропах тузлуком и тюленьим жиром.

Спустя три года он был уже не матросом, а штурманом и готов был держать экзамен на капитана дальнего плавания.

А тут еще представилось и оно само — очень дальнее плавание. Видать, Руал Амундсен слыл недюжинным моряком: его, всего лишь двадцатипятилетнего, пригласили первым штурманом в экспедицию к южному магнитному полюсу.

Экспедиция считалась бельгийской — деньги были бельгийские, корабль назывался «Бельгика», начальник, капитан и несколько матросов были бельгийцы. Но, в сущности, была она интернациональной: норвежец — первый штурман, поляк и румын — научные сотрудники, доктор — американец, да к тому же еще и несколько матросов — земляки Амундсена.

Вот уж где привелось отведать настоящих полярных невзгод! Тринадцать месяцев сжимали корабль льды Южного Ледовитого океана. Двое матросов сошли с ума. Почти всех извела цинга…

Руал вернулся в Европу накануне пришествия нового века. Когда же двадцатое столетие наступило, он был уже капитаном дальнего плавания. Руал, конечно, мог бы с успехом заняться доходным делом и заключить свою жизнь в известный круг: прибыльные промыслы, биржевые бюллетени, уютный дом с изразцовым камином и благоверной фру. Но он отнюдь не походил на тех, кто лишь за стаканом вина вспоминал викингов. Он, право, мог бы воскликнуть вместе с поэтом:

Кто гонит меня вперед подобно Року?

Мое Я, сидящее верхом на моей спине.

А «я» вело его по дороге протеста. Он не хотел мириться с упрямством Арктики. Он знал, что, так же как во всемирной истории ничто значительное не свершается без великой страсти, так и в истории