Персики для месье кюре - Джоанн Харрис

Рейно, где же вы?

Я попыталась раскинуть карты. Но картина вырисовывалась такая же неопределенная, как и прежде. Снова выпал Рыцарь Кубков, затем восьмерка Кубков — отчаяние, разврат. Неужели Рыцарь Кубков — это действительно Рейно? Его лицо скрыто в тени и кажется слишком пьяным, так что наверняка утверждать невозможно. Карты — кстати сказать, весьма дешевые — уже все в пятнах от слишком частого использования. А вот и спутница Рыцаря, Королева Кубков, а между ними Любовники — Жозефина и Ру? — и Башня, разрушенная, обваливающаяся. Брошенный жребий. Разрушение. Перемена. Но кто управляет этими переменами?

Именно ты.

Рыцарь кубков

Глава первая

Четверг, 26 августа

Должно быть, я снова уснул, отец мой, потому что видел сны. Вижу я их нечасто — эту привычку я, похоже, утратил, — но на этот раз сны буквально кишели, как саранча, обгладывая меня до костей, высасывая досуха, и весь мир вокруг был полон шелеста их крыльев. Я проснулся совершенно измученный, чувствуя, как одеревенело все тело. Грудь болела по-прежнему, а изуродованная рука сильно распухла, и время от времени ее пронзала прямо-таки нестерпимая боль. Я не раз пожалел, что не прихватил с собой из дома какие-нибудь болеутоляющие таблетки.

Из дома… Господи, какой я был дурак! Вообразил, что смогу убежать от преследующих меня теней! Что смогу, как Вианн Роше, идти, куда подует ветер! Вот в чем моя главная ошибка, отец. Господи, дай мне возможность вернуть все на круги своя!

Маленький прямоугольник забранного решеткой окошка вновь посветлел и стал отчетливо виден. Значит, наступил день. Вода из прохудившейся канализационной трубы все это время продолжала стекать по стене, и теперь огромная лужа на полу почти достигла лестницы, ведущей к двери. Я прикончил остатки съестных припасов и, обдумав создавшееся положение, пришел к выводу, что в целом перспективы отнюдь не благополучны.

Должно быть, я провел в подвале не менее суток, но за это время туда никто так и не заглянул — ни для того, чтобы объяснить причину моего заточения, ни (и это, разумеется, было бы лучше всего) чтобы выпустить меня отсюда. Я надеялся, что днем тот, кто меня запер, все же струсит, а может, решит, что наказания уже достаточно, и позволит мне убраться восвояси. Но никто не пришел, и теперь моя прежняя оценка сложившейся ситуации стала казаться мне чрезмерно оптимистичной. Интересно, сколько еще меня намерены держать в этом подвале? И, главное, почему я здесь оказался? Кто решил стать моим судьей, кто намерен судить меня?

К грохоту беговой дорожки у меня над головой, похожему на ровное сердцебиение великана, время от времени присоединялись звуки еще каких-то тренажеров. Вот уж не предполагал, что в спортзале у Саида действительно активно тренируется столь большое количество людей! Нет, я, конечно, знал, что зал пользуется популярностью, просто не подозревал, как много представителей мужского населения Маро туда заходят — и, по всей вероятности, с самыми различными целями. Со временем я даже научился различать звуки: глухой стук беговой дорожки, поскрипывание гребного тренажера, постукивание педалей «велосипедов», кажущиеся очень близкими и вполне целенаправленными удары об пол поднимаемых тяжестей. В зале также явно играли в спортивные игры, мне был слышен топот множества ног по полу и приглушенные крики болельщиков, время от времени подбадривавших игроков. Чем они там занимаются? Просто поддерживают физическую форму? Или упражняются в боевых искусствах? Трудно сказать. Но, судя по шуму, в зале находится по крайней мере половина мужского населения Маро. И, увы, никто даже не подозревает, что я совсем рядом, в подвале.

Я снова попытался позвать на помощь. И, разумеется, никто меня не услышал. Во всяком случае, никто ко мне не пришел. Однако на полчаса всякая активность наверху прекратилась, и я догадался, что наступило время молитвы. Во время этого перерыва до меня стали доноситься совсем другие звуки: какое-то неприятное царапанье внутри стен. Крысы, догадался я. Они в этих подвалах просто кишат. Потом снова загрохотала беговая дорожка.

Я взобрался на груду клетей и выглянул наружу. Дождь на время прекратился. Но вид из окна был столь же безлик и безнадежен, как и вчера: какая-то кирпичная стена, груда мусора возле нее и одуванчики, проросшие меж камнями. Я приготовился снова крикнуть, позвать на помощь…

И тут увидел чье-то круглое любопытное личико: девочка смотрела на меня как бы вверх ногами, низко склонив голову между широко расставленными ногами в ярко-розовых резиновых сапожках и изумленно моргая темными, цвета кофе-эспрессо, глазами.

— Ты что, джинн? — спросила Майя.

Глава вторая

Четверг, 26 августа

После беспокойной ночи, проведенной в каком-то полусне, я отправилась проверять, не вернулся ли Рейно. Оказалось, что я не одинока. Возле его дома я обнаружила Каро Клермон со свитой; Жолин и Бенедикта как раз проверяли заднюю дверь жилища. Вскоре стало ясно, что Каро воспринимает исчезновение кюре как нечто в высшей степени подозрительное, а может, и зловещее.

— Я полагаю, отцу Анри следовало бы немедленно проверить счета нашего прихода за последние несколько месяцев, — вещала она, когда я подошла. — Как бы то ни было, а дыма без огня не бывает! Особенно если учесть все последние события…

Каро метнула в мою сторону неодобрительный взгляд. Видимо, мое присутствие она также сочла событием необычным. Ее голубые глаза — они настолько бледного цвета, что кажутся припудренными, — медленно осматривали меня с головы до ног, точно посыпая толченым мелом.

— Разумеется, если Рейно неким образом замешан в истории с той девицей…

— С какой девицей? — спросила я.

Каро слегка усмехнулась — весьма натянуто, надо сказать — и небрежно бросила:

— Одной из тех, что живут в Маро. Луи Ашрон на прошлой неделе около полуночи видел у моста какую-то девушку. Судя по всему, maghrebine.

Я пожала плечами.

— Ну и что?

— Ну и то! Кто она? Луи говорит, что на ней был никаб.

— Половина тамошних женщин носят никаб, — заметил Шарль Леви, наблюдавший за этой сценой из-за ограды своего сада.

— И вы полагаете, что половина тамошних женщин назначают полночные свидания месье кюре? — Голос Каро был сочен и сладок, как baba au rhum.[58]

— Может, и назначают. — Это уже вступила Бенедикта. — Я слышала, что Жозефина Мюска, например, в последнее время ужасно с ним подружилась.

Каро и Жолин одновременно глянули на меня, и Каро сказала:

— Ну, Жозефине это не впервой!

— Что вы хотите этим сказать? — вежливо осведомилась я.

Она одарила меня очередной своей сиропной улыбкой.

— Она же ваша подруга, вот у нее и спросите. А что касается Рейно, то его поведение в последнее время было… мягко говоря, неправильным. Я уверена, с ним что-то происходит. Я уже позвонила отцу Анри. Он выяснит, что в данном случае нужно делать.

Я оставила их дожидаться отца Анри и двинулась к площади Сен-Жером. Если кто и знает, куда мог исчезнуть Рейно, то это, скорее всего, Жозефина. Однако ядовитые намеки Каро все же довольно сильно меня задели.

Ну, Жозефине это не впервой.

Разумеется, Каро никогда не любила Жозефину. А незамужняя мать-одиночка в Ланскне всегда являлась предметом сплетен и пересудов. И я не должна была бы — ведь теперь-то я достаточно хорошо знаю Каро! — позволять подобным инсинуациям действовать мне на нервы. И все-таки… что, если Каро знает, кто отец Пилу?

В кафе я не обнаружила ни души. Даже в баре было пусто. Я окликнула Жозефину, но ответа не последовало. И Мари-Анж, наверное, была выходная. Неожиданно я, точно ребенок, обрадовалась, что никого не застала: значит, мне вовсе не обязательно с ней встречаться! И вдруг заметила некое странное движение за занавесом из стеклянных бусин, который отделял бар от жилых помещений, находившихся в задней части дома.

— Жозефина! — снова окликнула я ее.

— А кто ее спрашивает? — услышала я мужской голос.

— Это Вианн. Вианн Роше.

На мгновение воцарилась полная тишина. Затем занавес раздвинулся, и оттуда на инвалидном кресле выехал седовласый мужчина. Сперва я его не узнала, потому что первым делом в глаза мне бросились инвалидное кресло и две беспомощных ноги, аккуратно прикрытые клетчатым пледом. Но затем разглядела знакомые темные глаза, улыбку и довольно красивое, хотя и жестокое лицо, а также мускулистые руки, торчавшие из-под засученных рукавов джинсовой рубахи.

— Ну, привет, вездесущая сука!