Прекрасные дьяволы - Ева Эшвуд

меня взглядом, качая головой. На его скуле играют желваки.

– Ты не пешка, – говорит он мне, понизив голос. – Никогда ею не была. Ты гребаная королева. Единственный человек во всем этом проклятом мире, способный поставить меня на колени. Единственный человек, который когда-либо проникал в мою душу.

У меня отвисает челюсть, весь воздух выходит из легких.

Я смотрю на него, ошеломленная честностью его слов. Я никогда раньше не слышала, чтобы он говорил нечто подобное. Конечно, он проявлял собственнические замашки, и ясно дал понять – я забралась им под кожу так же, как они забрались под мою, но это… что-то совсем иное.

Это чистая честность.

Мэлис раскрылся так, как не раскрывался, наверное, не перед кем.

Напряжение между нами становится все сильнее, и я не знаю, что сказать или сделать. Я должна его выгнать. Должна сказать ему, что мне все равно и что я не хочу в этом участвовать, но не делаю этого. Просто не могу.

Снова раздается звонок домофона, разрывая напряженную тишину.

Я вздрагиваю от неожиданности и протягиваю руку, нажимая кнопку внутренней связи. Не отводя взгляда от Мэлиса и не двигаясь ни на дюйм.

– Кто там? – спрашиваю.

Из динамика доносится мужской голос.

– Это Джошуа. Прости, да, я сказал, что задержусь, но в итоге пришел немного раньше.

Я убираю палец с кнопки домофона, с трудом сглатывая. Мэлис все еще смотрит на меня, его глаза горят адским пламенем. Он качает головой и высовывает язык, облизывая губы.

– Не ходи, солнышко, – хрипит он. – Пожалуйста. Не ходи с ним.

Мне требуется несколько попыток, чтобы обрести дар речи, и когда я это делаю, то говорю шепотом:

– Почему?

– Потому что на моих руках и так достаточно крови, и если он прикоснется к тебе, я его на хрен прикончу.

Слова резкие, но тон – нет. Не знаю, можно ли назвать что-то в Мэлисе мягким, но да, его тон звучит почти мягко. Будто это не угроза, а скорее обещание. Будто это даже не выбор, а неизбежность – он прикончит любого другого мужчину, который прикоснется ко мне.

Это осознание поражает меня прямо в грудь, будто стрела. Пульс такой быстрый, что я почти ощущаю его на языке. Рука слегка дрожит, когда я снова нажимаю на кнопку домофона. Глаза Мэлиса прожигают меня насквозь.

– Мне… мне жаль, Джошуа, – шепчу я. – Я неважно себя чувствую. Сегодня пойти не получится.

– О, ну хорошо, тогда…

Это все, что он успевает сказать, прежде чем Мэлис отрывает мой палец от кнопки, полностью убирая от домофона. А затем хватает мои руки и прижимает меня спиной к стене.

Я не успеваю ни заговорить, ни даже толком перевести дыхание, как он уже целует меня – горячо, жадно и жестко. Его руки крепко стискивают меня, и, кажется, что я идеально вписываюсь в их отчаянную колыбель.

Все собственнические чувства, которые я увидела в его глазах, когда он появился здесь, отражаются в этом поцелуе. Это как оказаться посреди океана во время грозы, когда губы, зубы, языки сталкиваются, словно самые дикие стихии. Всякий раз, когда я выныриваю, чтобы глотнуть воздуха, Мэлис преследует меня, его рот немедленно находит мой, затягивая обратно.

Между нами словно прорвало плотину. Все споры и напряжение, которые накапливались, наконец-то прорвались, выпустив наружу поток чувств и ощущений, с которыми ни один из нас не может бороться.

– Я же говорил, что не отпущу тебя, – бормочет он по-русски. – Я не могу. Никогда не смогу.

Я чувствую исходящий от него жар, твердую линию его тела, прижимающегося ко мне, теснящего меня к стене и не дающего мне уйти. Мое сердце бешено колотится, но не от страха. А от чистого адреналина, животной потребности. И я поддаюсь. Льну к нему, задираю одну ногу, чтобы получить трение, в котором так нуждаюсь.

Я отдаюсь поцелую, позволяя себе расслабиться. Уступаю всем чувствам, которые так пыталась сдержать. Голос, говоривший мне держаться подальше от него и его братьев, умолк, сменив пластинку на тихое «да».

Да, да.

– Черт, – хрипит Мэлис, и его голос звучит так же надломленно, как я себя сейчас чувствую. – Проклятье, какая же ты сладкая. Никто другой не сможет заполучить тебя, ты поняла? Никто. Ты принадлежишь нам. Ты должна быть с нами. И если кто-то думает, что может забрать тебя…

Я прерываю его еще одним поцелуем, проглатывая любую угрозу, которую он собирается высказать. Мне не нужно это слышать. Я чувствую эту угрозу в каждом его движении. То, как его руки двигаются по моему телу, щупая меня, прикасаясь ко мне повсюду и воспламеняя.

Если бы его братья были здесь, они, возможно, присоединились бы. Рэнсом держал бы меня, а потом тоже целовал, а Вик наблюдал бы из-под тяжелых век. Но сейчас здесь только я и Мэлис, и такое чувство, будто он пытается сделать работу и за своих братьев в их отсутствие.

– Я сделаю так, что ты никогда этого не забудешь, – бормочет он, сжимая мою задницу и притягивая меня еще ближе к себе. – Ты не сможешь думать ни о ком другом, когда я закончу с тобой. Я поставлю на тебе метку. Я, черт подери, сделаю тебя своей.

– Мэлис, – хнычу я в ответ, прижимаясь к нему бедрами. Клитор пульсирует, и трение о него только разжигает огонь еще сильнее, угрожая сжечь меня дотла.

– Скажи еще раз, – рычит он, прокладывая дорожку из поцелуев вниз по моей шее, а затем прикусывая достаточно сильно, чтобы заставить меня вскрикнуть.

– Мэлис. – Я стону его имя, содрогаясь всем телом. – Прошу тебя.

Он отстраняется, и его глаза наливаются кровью, приобретая глубокий, почти черный цвет. Неприкрытое желание в них затмевает все остальное. Он хватает меня за подол платья, и я думаю, что он собирается стянуть его через голову, чтобы избавить меня от него, но вместо этого он просто рвет его, растерзывая лиф посередине.

Я задыхаюсь, когда порыв холодного воздуха обдувает мою внезапно обнажившуюся кожу, и Мэлис рвет платье еще сильнее, оставляя клочья ткани на моей талии.

– Вообще-то, оно было дорогое, – бормочу я. Грудь вздымается, а соски набухают.

– Мне насрать.

Его руки блуждают по моей груди, ощупывают ее, пока не стаскивают лифчик.

Он наклоняет голову и целует татуировку, которую сделал мне, прямо над моим сердцем. У него теплые губы, и я знаю, он чувствует, как сильно бьется мое сердце. Мэлис будто пытается еще сильнее закрепить на мне свою метку, и я вспоминаю, каким раздраженным он выглядел, когда я сказала, что подумываю