Искусство обмана. Популярная энциклопедия - Юрий Щербатых

Что лживо, то и гнило.

Вранье не споро: попутает скоро.

Неправдою свет пройдешь, да назад не воротишься.

На обмане далеко не уедешь.

Им вторят сомалийские поговорки:

Враньем отобедаешь, но не отужинаешь.

Сначала ложь — мед, потом горечь.

Речь без правды болеет.

Но, с другой стороны, у разных народов мы находим пословицы и поговорки, свидетельствующие о том, что полностью исключить ложь из нашей жизни также невозможно, как и жить только ею:

Не будь лжи, не стало бы и правды.

Русская пословица

Лучше ложь, приносящая пользу, чем правда, сеющая раздоры.

Уйгурская пословица

Ложь, направленная к доброй цели, лучше правды, возбуждающей вражду.

Таджикская пословица

Умная ложь лучше глупой правды.

Русская пословица

Если хочешь помочь правде, подружись с ложью.

Ассирийская пословица

В итоге противоречие между общепризнанными моральными догмами и реальными жизненными требованиями приводит к заколдованному кругу. Возникает тупиковая ситуация, безжалостно отраженная народным сознанием:*

Правдою жить — от людей отбыть, неправдою жить — Бога прогневить.

Русская пословица

Такая бивалентность мнений ставит в тупик не только обыденное сознание, но и мыслителей, изощренных в философских изысканиях.

Например, знаток в области этики Д. И. Дубровский на стр. 5 своей монографии «Обман» пишет:

«В каждом конкретно взятом соотношении обман и правда решительно исключают друг друга. Правда противостоит обману, неправде как экзистенциальная (смысложизненная) ценность высшего ранга, удостоверяющая подлинность нашего существования. Попрание правды ведет к распаду ценностных устоев человеческого общежития, к умножению абсурда, бессмысленности бытия, ибо правда выражает саму суть социальности, единение с другими, со всеми, кому несут весть, доверие к другим, общность или согласуемое интересов.

Наоборот, обман как намеренное действие чаще всего выражает эгоистическое обособление, разрыв, нарушение общности, недоверие, враждебное отношение к другим или неподлинное общение, в котором доминируют прагматические цели. Как полагал Монтень, «правдивость лежит в основе всякой добродетели». Поэтому лживость есть порок, разрушительно влияющий на всякую добродетель».

Но на двадцатой странице той же монографии он уже приводит положительные стороны применения обмана в обществе:

«Одна из важнейших социальных функций обмана состоит в том, что он способен обеспечивать возможность сохранения наличных коммуникативных структур в условиях расходящихся или практически несовместимых интересов».

И далее он отмечает двойственную роль обмана в социальной эволюции человеческого общества:

«На всех исторических этапах нашей цивилизации обман служил оправданию эксплуатации, подчинению одной социальной группы другой, одних людей другими. Обман — непременное средство борьбы за власть, орудие амбиции, честолюбия, корысти. Однако, как свидетельствует исторический опыт, обман использовался и в качестве средства борьбы с различными формами зла. Все революционные организации, ставившие своей целью низвержение существующей власти, изобретали изощренные способы конспирации и обмана своего противника».

Одной из форм компромисса, сглаживающего противоречия между моральными нормами и реальностью, является так называемая двойная мораль, почти всегда присутствующая в любом обществе.

Николай Козлов в своих «Философских сказках…» пишет, что «всегда различалась мораль господ и мораль для рабов, мораль элиты и мораль для масс, мораль мужчин и мораль для женщин, мораль взрослых и мораль для детей.

В этом списке все названные первыми позволяют по правилам своей морали себе то, что никогда не разрешат вторым. Мужчины делают то, что не позволяют женщинам, а все взрослые — то, что категорически запрещают детям».

А истоки «двойного стандарта» мы можем отыскать еще в Библии, в частности в Новом Завете:

«Посему говорю вам: всякий грех и хула простятся человекам; а хула на Духа не простится человекам. Если кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему; если же кто скажет на Духа Святого, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем» (Матф. 12; 31–32)

Следовательно, ругать человека и даже Христа, сына Бога, можно, а вот отца его — ни-ни.

Расплата за это будет жестокой и неминуемой.

Спустимся с небес на нашу грешную землю. Россия. Годы Советской власти. Как там у нас было с критикой? Нормально… Хочешь критиковать товарища по работе? Вперед, на трибуну. Честь тебе и хвала. А начальника цеха? Ну, если критика заслуженная, конструктивная, попробуй. А директора завода? Стоит ли? Может, лучше в рабочем порядке… Напишите ваши предложения и передайте секретарю в письменном виде. А секретаря райкома? Тише, тише… Ты думай, что говоришь! Может, тебе и власть наша не нравится? И политика Центрального Комитета партии?

Если человек отвечал на этот вопрос утвердительно, то у него сразу появлялись две перспективы: отправиться на лесоповал в Сибирь или попасть в «психушку». Это был типичный пример двойной морали, когда правда дозволялась только в определенных пределах: от сих до сих, а за их границами в ходу была откровенная ложь. Особенность двойной морали заключается в том, что она создает у граждан тоталитарного общества противоположные по своей сути установки, разделяя людей на «своих» и «врагов».

«…Ненавидь и губи своих собратьев-людей — раздается повеление в эту минуту; люби своих собратьев-людей и оказывай им всякую помощь — слышится новое повеление в следующую минуту. Пускай в ход все средства для обмана — говорит один кодекс; будь правдив и верен в слове и в деле — говорит другой кодекс и т. д.», — писал Таранов в своей книге «Секреты поведения людей».

Такое положение характерно для любой замкнутой корпоративной системы от мафиозной банды до страны с тоталитарным режимом. Однако со временем ненависть, которую руководство сообществом вкладывает в свой народ (при отсутствии «внешних врагов»), может быть обращена «внутрь». Поэтому действительно устойчивыми тоталитарные системы могут быть только в условиях постоянных войн, когда есть выход негативной энергии масс. Внутри же страны в целях стабилизации общества правители должны были пропагандировать положительные идеалы (вроде широко рекламируемого советского лозунга «Человек человеку — друг, товарищ и брат»). Парадокс состоял в том, что люди, стоящие у власти, старались привить народу в общем-то правильные нравственные нормы, одновременно сами оставаясь глубоко безнравственными людьми. И это понятно, ибо, как говорил Г. Гейне, «Честность — прекрасная вещь, особенно когда все вокруг честные, а я один жулик». Как пишет Д. И. Дубровский, «клеветники и доносчики, захватившие руководящие позиции, обычно начинают «читать мораль», выступать в роли блюстителей нравственности, ибо им выгодно иметь Дело с честными, порядочными людьми, добросовестно выполняющими свои обязанности. Эта двойная мораль — одна для себя, Другая для управляемых — неизменный атрибут антидемократических режимов и бюрократически организованных учреждений, «закрытых» для свободного критического обсуждения».

Однако, поступая так, властители с неизбежностью сами попадают в расставленную для других ловушку. Ибо рядовые коммунисты, искренне верящие во внушаемые им идеалы правды, доброты, равенства и справедливости, нередко выступали с разоблачением зарвавшихся партийных боссов, давно уже отбросивших все моральные нормы. Обычно система тотального контроля за инакомыслием успевала тушить разгорающиеся скандалы, пока эксперимент Михаила Горбачева по созданию «социализма с человеческим лицом» не привел к ее краху.

По-видимому, как и в квантовой механике, где постулируется нахождение электрона только в определенных областях орбиты, в обществе не может быть середины между демократией и тоталитаризмом. Либо власть железной рукой подавляет малейшие признаки инакомыслия, всей силой своего репрессивного аппарата поддерживая ложные предаавления, либо она допускает свободу слова и в этом случае рискует оказаться под беспощадным огнем независимой прессы. Конечно, в последнем случае у властей еще остается немало рычагов воздействия на газеты, радио и телевидение, примеры которого мы видим в настоящее время, однако экономическое давление уже не может гарантировать вечного существования царства лжи. Изначально заложенное в человеке стремление к истине настолько сильно, что заставить его лгать постоянно можно только под угрозой неминуемой смерти.