Пчела в цвете граната - Сания Шавалиева

Но советую помолиться.

– Чего? – Руслан оступился, повалился на бок, ударился о пенёк под сугробом.

Ася стала задом переступать по лыжне, затем протянула Руслану палку. Он зацепился, она потащила на себя.

– Домой, – предложила Ася, когда он поднялся.

Руслан отряхнулся.

– Я пойду первым.

Пропуская Руслана вперёд, Ася переступила с лыжни на целину и спросила:

– А ты знаешь молитву, которую сегодня надо сказать?

– Конечно!

– Научи.

Ася старательно повторяла за Русланом непривычные слова, чем вызывала его гомерический хохот.

– Что ты ржёшь? – обижалась она и криво повторяла: – Ля Иляха Илля!

– Ля! – требовал Руслан. – Мягче, как нота ля. Звук «э»! Между «а» и «э». Повтори.

– Э… а… э…

Так и дошли до вершины, в разговоре под чутким ухом тайги. Лес обычно не любит чужаков. Деревья следят за ними. Чаще всего они просто наблюдают, пока не поймут, что человек пришёл со злом. Если уследят коварство, вот тогда держись. Гораздо хуже, если чужак начнёт оскорблять лес, бить палкой по стволам, топтать молодые побеги. Тут уж деревья встанут на свою защиту, начнут скрипуче перешёптываться, шелестеть на листьевом или игольчатом языке. Могут на голову снег сбросить, веткой царапнуть, сунуть под ноги пенёк или поваленное дерево. Но это не так опасно. Чужак не поймёт, а свой распознает обиду, кинется извиняться, просить благословения на добрый путь.

– Хватит, – вконец измучился Руслан, – ты, как армянское радио, говоришь всё наперекосяк. Сам за тебя всё скажу.

Руслан прибавил шагу. Впереди видны только бесчисленные стволы самых разных деревьев: ровные и изогнутые, высокие и низкорослые, покрытые наростами, драной корой. Некоторые деревья, довольно крупные и старые, полностью поросли серо-зелёным лишайником, замороженным густым мхом. Чем ближе к вершине, тем больше деревья расступались, становилось светлее. Лыжня тщательно выбирала путь, огибая свисающие ветви, выступающие пни.

На вершине всё гораздо более живое. Всюду неглубокие следы зайцев, среди них – лисьи. По ширине размаха видно, что не гналась, а осторожно переступала. Вот здесь сидела под камнем, грела нос под солнцем. В расщелинах камней ещё сохранился мох, да и под рябиной в снегу остаётся ягода, так что зайцы обязательно придут. Лёгкими движениями от головы к хвосту лиса стряхнёт зябкость и, если не будет ветра, начнёт охоту именно с этого места.

– Ого-го! – крикнула в небо раскрасневшаяся Ася.

Как всегда – никакого ответа. Эхо здесь не жило.

– Тебе нравится? – обернулась к Руслану.

Он глядел по сторонам, казалось, уже не совсем уверенный, что ему здесь нравится. От Аси это не укрылось. Она стала сомневаться, права ли была, когда потащила его сюда. Вокруг царило глубокое безмолвие. Печальный край, лишённый видимых признаков жизни. Всё пустынно и холодно. Это была дикая глушь, оледеневшая до самого сердца земли. И всё равно никакая вселенская скорбь не могла омрачить дух счастья, наполнявший Асю и витавший вокруг неё.

– Я всегда мечтала и знала, что в самый счастливый момент в моей жизни поднимусь на эту высоту. Отсюда звёзды кажутся ближе, а весь мир сияет радужными красками. – Ася сбросила лыжи и, словно набираясь решимости перед неким отчаянным шагом, стала смело карабкаться на вершину огромного камня.

– Иди сюда, – позвала сверху.

Руслан оробел и, кажется, лишился языка. Когда он поднялся, Ася взяла его за руку, взглянула в глаза, и её охватило такое ощущение восторга, которое она никогда не испытывала. Наступило мгновение, когда она вскинула руки и заорала во всё горло.

– Люди! Небо! Мир! Я счастлива! Я люблю! – столь пламенно постаралась выразить она охватившую её страсть. Это был довольно дерзкий замысел. Глушь не любит резких звуков.

Хотя Руслан не осмеливался её перебивать, он слушал и чувствовал то же самое. И не надо слов, чтобы высказать, как она стала ему дорога, его привязанность к ней достигла апогея. Они стояли на вершине камня, держась за руки, и понимали, что ещё многое надо пройти, прочувствовать, пережить, но теперь они вместе, они сосредоточены друг на друге и ничто постороннее и чуждое не остановит их преданность.

Они возвращались домой. Сильно опаздывали. Любуясь фарфоровым блеском неба над пиками деревьев, пейзажами, широко распахнутой тайгой, они пропустили время, и теперь приходилось нагонять. Спускаться – не подниматься. Недавно прошедший запоздалый снегопад укрыл деревья белыми шапками, под тяжестью которых ветви клонились друг к другу. Лыжи легко принимали снежные волны. Лёгкий шелест бега по снегу смешивался с весёлым хохотом влюблённых. И кажется, из-за смельчаков, проникших в страну печали, осязаемое безмолвие вдруг наполнилось пением птиц: «тр-р-р-р» – задолбил дятел, «кар-пар-здравляю!» – закружили в вышине вороны, воробьи вторили, перебивали, даже глухарь вставил своё «экк-кка-коу».

Ася только успела нырнуть в платье, повязать на голову платок, как её позвали к столу. Руслан уже сидел на диване, Ася устроилась рядом. Возглавлял стол старик в чёрном пиджаке с медалями, жилистую шею подпирал жёсткий воротник новой рубахи, на голове – вышитая разноцветным бисером тюбетейка.

Мулла смотрит пристально, пытается напустить на себя вид древнего, мудрого аксакала, а у самого улыбка в уголках глаз и губ. Видно, что наслаждается молодой парой. То ли себя вспомнил в молодости, то ли забавляет непривычная для этих мест и времён процедура никаха. Рядом суетятся женщины, приносят соль в пиалах, воду, полотенца. Мулла останавливает их взмахом руки, складывает ладони для чтения молитвы.

Ася дрожит от страха. Она, вообще-то, комсомолка, комсорг цеха. Как она вообще додумалась до всего этого? Если Шутенко узнает, упадёт в обморок. Ася представила невозможную картинку, и ей стало смешно. Прыснула в кулачок.

– Ты чего? – толкнул её в бок Руслан.

– Да так, – прошептала Ася. – Я забыла слова.

Чтобы не выдать своего смеха, Руслан лицом утопает в раскрытых ладонях. Мать строит Асе гримасы, призывая мимикой к вежливости и порядку. Это ещё хуже. Сдерживая смех, приходится кусать губы, мысленно просить прощения у муллы за своё недостойное поведение. Мулла, конечно, кремень – всё слышит, видит, понимает, читает, сокращает молитву втрое и просит произнести новобрачных святые слова. Ася с чудовищным акцентом повторяет за муллой. Теперь уже гости с трудом сдерживают смех. Только отец молчалив и внимателен. Понимает свою ошибку, что не научил дочь родному языку.

Ночью случилась неприятность. Руслан словно ожидал всего этого: не удивился, не стал выяснять, молча ушёл в коридор курить. Только взгляд потемнел и отяжелел. Ася не глядела на него. Она чувствовала, что сейчас её раздавила сама природа. Она лежала под одеялом притихшая, молчаливая и отлично понимала, в какое затруднительное положение попала. И ведь не виновата ни в чём, не понимала, почему тело не отреагировало должным