Избранные произведения. Т.3. Между-Мир: Между-Мир. Внутри себя - Алан Фостер

Два тела, человека и фуркота, были надежно закреплены на спине Руума-Хума. Конечно, тащить на себе всю дорогу до дома такую ношу было нелепо, но ни Борну, ни Руума-Хуму и в голову не пришло, что можно вернуться без них. Борн хорошо запомнил последние слова Хансена-вождя, когда он подкрался уже достаточно близко, чтобы убить его, произнесенные той последней ночью под дождем. Слова эти были ложью. Едва ли великаны осмелятся построить новую станцию где бы то ни было в Мире. По крайней мере не теперь, после того, как вся их работа была поглощена целиком, без остатка, безмолвно, необъяснимо. А если даже и попытаются, то здесь они не найдут тех наростов, которые ищут. Им даже не удастся установить свое легкое оружие и доставить металлы. Племя проследит за этим. И другие племена будут предупреждены. Весть о них разнесется.

Брайтли Гоу, которая увидела их первой, поприветствовала по возвращении, когда они еле живые от усталости и изнеможения ввалились в поселок. Но она недолго пробыла с ними после того, как увидела тело Лостинга. К своему удивлению, Борн понял, что ему это все равно. После этого он спал два дня, а Руума-Хум на день дольше.

Вся история была рассказана Совету.

— Мы сделаем все, чтобы они не пришли. Мы не позволим им больше напустить свою болезнь на Мир, — объявил Сэнд, когда повествование было окончено.

Ридер и Джордан согласились.

Теперь осталось сделать последнее. В последующую ночь люди взяли факелы и вместе с детьми отправились в лес с телами Лостинга и Джелливана. Для этого они отыскали величайшее дерево из Тех, Кто Хранит, самое высокое, самое старое, самое сильное. Дерево это было последним пристанищем для самых чтимых из вернувшихся домой. Презрев великую опасность, исходящую от полночных небесных демонов и разбойных обитателей крон, процессия взошла на Первый Уровень. Пропели торжественную песнь, и слова в этот раз выходили печальнее, чем раньше. После этого тела обработали маслами и травами и бок о бок положили в дупло. Сверху их прикрыли гумусом, восстановили органический покров. Лостингу понравилась бы хвала, которую вознесли ему. Долго говорили и превозносили его бесстрашие и искусство охотника, силу и твердость характера. Говорили все, собратья охотники, Сэнд, Джойла и Борн, больше всех Борн. Он говорил так долго, что его пришлось остановить. Все было кончено.

Церемония завершилась. Мужчины и женщины в сопровождении детей стали спускаться по спирали вниз к Дому. По обе стороны от них шли молчаливые фуркоты. А могучее То, Кто Хранит, возвышалось до самых плачущих облаков. И вот уже во всепоглощающей темной зелени исчез огонек последнего факела, остался только темный лес, зеленый и безродный. Кто знает, что за мысли родятся в этих малахитовых глубинах?

Через два дня у основания Тех, Кто Хранит созрел бутон, лопнула его тугая кожица и оттуда показалось изумрудное существо, тянущееся всей своей влажной шелковистой шерсткой к слабым лучикам света. Моргнули и открылись три крошечных глазика и маленькие клычки показались у уголков все еще мокрого, ни разу не открывавшегося рта. А потом крошка зевнул и принялся охорашиваться. Сопротивляясь и извиваясь, оторвались от раскрывшегося бутона последние зеленые корешки и тут же, превратившись в мех, улеглись на спине, впитывая солнечные лучи. В крошечном тельце начался процесс фотосинтеза. Мурлыкая от радости встречи с необъятным миром, крошка фуркот огляделся и увидел яркие глаза, глядящие на него из дневного полумрака.

— Я — Руума-Хум, — заявило то разумное, что скрывалось за этими глазами. Пойдем со мной к братьям и к людям.

Совсем еще слабенький, но с каждым шагом обретающий уверенность фуркотенок пошел вслед за старшим по направлению к свету. Далеко-далеко вверху новорожденный младенец припал к груди матери.

При последнем вторжении, вызванном похоронами Лостинга, в глубинах величайших из Тех, Кто Хранит проснулись силы. Дерево отозвалось и обволокло два тела густым древесным соком, чтобы оградить и охранить уязвимые органические ткани. Сок быстро затвердел, образовав непроницаемый барьер, сквозь который не могли уже пробраться ни бактерии, ни тли. В одной из верхних ветвей потекли и заработали соки смолы и странные жидкости. Они растворяли и добавляли, воссоздавали и сохраняли, оживляли и перерождали. Мельчайшие частицы вновь пришедших перетекали к новому дополнению из других ветвей, растворялись и вымывались кости, плоть и бесполезные органы, все это исчезало и на их месте образовывалась сеть из терпеливых темных волокон, древесных нейронов. И прежние нервные окончания человека и фуркота подсоединялись к этой обширной сети. Новые питательные вещества стали поддерживать подвергнувшуюся метаморфозе клеточную структуру. Процесс вживления Лостинга и Джелливана в душу и разум Тех, Кто Хранит, занял целую вечность и вообще ничего не занял. Мир леса работает неустанно, движутся соки, создаются новые вещества, в новую область поступают стимуляторы. И вот реакция произошла. Лостинг и Джелливан стали чем-то большим, стали великими. Они стали частью общего разума Тех, Кто Хранит, который в свою очередь не больше, чем одна-единственная доля огромного, великого мозга леса, ибо лес владычествовал над Миром без имени. Он изменялся, он развивался и рос, он умножал сам себя. И когда Мира достигли первые люди, он понял, что они сулят и чем угрожают. Лесу хватило силы и упругости, плодовитости и разнообразия. И вот теперь он прибавляет к своему разуму медленно, терпеливо, так, как умеют только растения.

Лостинг, чувствуя, как растворяется последний след ненужной теперь индивидуальности, чувствуя, как он сливается с великим разумом, образованным десятками людей и множеством Тех, Кто Хранит, и все это прошито и связано неисчислимыми сознаниями рождающихся от дерева фуркотов, возликовал.

— Нет, Борн, не ты выиграл, — победоносно воскликнул он, и величие поглотило его. Уже исчезла и зависть и все другие чувства, поскольку он стал частью великого целого. И все человеческие настроения и эмоции отпали, как мертвый кокон. Разум леса стал еще чуточку больше, и скоро он придет к завершению замысла. И тогда ни люди, ни кто другой не смогут вот так прийти и убивать и рубить безнаказанно. А потом, со временем, он перекинется через пустое пространство, которое он теперь уже начал смутно ощущать.

В лесу Борн эмфолил вместе со свежепробившимся зеленым росточком, и вместе с ним улыбнулся тому, какой хороший день. Он взглянул на любимое свое странное небо и даже не понял, как далеко он смотрит.

Вселенная, берегись ребенка в зеленом!

Внутри себя

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});