Цветы и железо - Иван Курчавов

Копали молча — сначала снег, а затем песок, желтый и рыхлый.

— Ты права, Танюшка, — сказал вдруг Никита Иванович, — убегать нам с тобой нельзя. Это дезертирство. Но и оставаться здесь невозможно: теперь этот прыщавый часто будет наведываться, понравился ему овраг, да и закапывать есть кому!

— Надо обо всем сообщить полковнику.

— Что он может сделать за несколько сот километров, через линию фронта?

— Что-нибудь придумает!

2

На второй день с утра Никита Иванович направился в Шелонск по необычному делу. Он опасался, что Эггерт снова появится у оврага и тогда он, Поленов, может не сдержаться. Никита Иванович, конечно, должен был сдерживаться, но в нем жил и просился наружу, проявляя свой характер и не смиряясь, Алексей Шубин. Пока он своими глазами не видел зверств фашистов, еще можно было кое-как жить, тем более что делал он нужное и полезное дело. А если перед его глазами ежедневно будут совершаться зверские убийства?! И он шел в Шелонск, чтобы покончить со всем этим навсегда.

В Шелонске Никита Иванович всегда боролся с самим собой, и осторожный Поленов побеждал нетерпеливого и горячего Алексея Шубина. Шубин настоятельно требовал побывать у родного дома, посмотреть хотя бы на окна, Поленов же останавливал его: «Что ты делаешь? Там тебя не только люди, там тебя каждая собака знает!» И он останавливался, долго раздумывал, и тогда Шубин уступал Поленову. Или вдруг Шубин приглашал навестить кого-либо из близких друзей, поговорить, узнать, чем дышат люди в Шелонске, просто посмотреть на земляков. Но осмотрительный Поленов снова возражал, доказывая, что в душу человека залезть трудно, что неизвестно, чем сейчас живет старый друг и друг ли он вообще.

Так было всякий раз, когда Шубин ходил в Шелонск.

Лейтенант Карл Эггерт был немало удивлен, когда увидел в такой ранний час у себя в кабинете Никиту Ивановича.

— О, Поленофф! — сказал он, отрываясь от альбома с какими-то картинками. — Пошему так рано, Поленофф? Што-нибудь слушилось?

Никита Иванович снял шапку-ушанку, набожно перекрестился, заткнул рукавицы за пояс полушубка и степенно ответил:

— Всю ночь не спал, ваше благородие! Не дадите ли мне ружьишко, какое вам не жалко?

— Для шего вам ружьишко, Поленофф? — удивился Эггерт.

— Боюсь, ваше благородие, очень боюсь. Вчера вечером, ваше благородие, появились они от леса и все время ходили. Из окна я на них всю ночь смотрел, натерпелся страху, ваше благородие!

— Кто «они», Поленофф?

— Партизаны, ваше благородие!

— И ви их видел?

— Видел, ваше благородие!

— Как далек?

— Метров за двести, ну триста, ваше благородие!

— О, этой близок, Поленофф!

— Ваше благородие, пожить при новом порядке хочется! — Никита Иванович умоляюще посмотрел на Эггерта. — Боюсь попасть им в руки, ваше благородие! И за вас боялся, очень боялся. Могло быть нехорошо. Они ведь и вас, и барышню могли убить. Автомат, он далеко бьет, ваше благородие?

— Далек, Поленофф! У них немецкие автомат, хороший автомат!

Поленов сокрушенно покачал головой, вытер пальцами нос:

— Могло плохо кончиться, ваше благородие!

— Спасибо, Поленофф! Хороший информации! Ми будет это уштет!

— Рад служить, ваше благородие!

— Ви, Поленофф, большой рыжий борода обрежьте, оставьте мал волос. Я вшера приказ. Партизаны видел вас в лесу, теперь мог узнайт. Он подозрение: пошему большой рыжий борода не стал жить Низовой, захотел жить Шелонск? Без борода вас никто не узнайт. Устроит кузницу, куй желез! Спокойно жизнь будейт!

— Ваше благородие, не прикажите всю бороду резать, старовер я! — взмолился Поленов. — Большой грех на душу положу, если обрежу, не принято это у нас, староверов; большевики заставляли, а мы их никогда не слушались. Скажите, сколько можно оставить, сделаю, как вашему благородию угодно будет!

«Обрезать всю бороду? — думал про себя Никита Иванович. — Тогда любой шельмец признает во мне своего земляка!»

— Хорош, Поленофф, половина рыжая борода — капут! — уступил лейтенант Эггерт.

Никита Иванович отвесил глубокий поклон:

— Премного благодарен, ваше благородие, премного благодарен! И ваше приказание выполню, и себя спасу, и грех на душу не положу! Премного благодарен! А ружьишко, ваше благородие?

— Ружье, Поленофф, дать не могу. Не положен. Они, партизаны, пришел, выстрел наш слышал. Своих вырушайт хотел. Не будейт ходить партизан. Я стреляйт в другом месте будейт, Поленофф!

— Спасибо, ваше благородие. Поберегите себя, не выходите из Шелонска. Много партизан развелось вокруг. И когда их не будет?

— Скоро, ошень скоро, Поленофф! Скоро Шелонск партизан далекой уйдет!

— Бояться будут, ваше благородие? — насторожился Никита Иванович.

— Будут, Поленофф! За сто километров обходить вокруг Шелонска нашнуйт!

Поленов притворно вздохнул и сказал:

— Хоть бы побыстрее!

— Ошень скоро, Поленофф!

— Какие есть приказания, ваше благородие, рад служить вам! — сказал повеселевший Никита Иванович.

Эггерт встал с кресла и сказал, перекосив в улыбке свое прыщеватое лицо:

— Три боевой заданий, Поленофф: первое — половина большой рыжая борода капут; второе — кузница готова пять дней; третье — ковка двух лошадь, моей и барышень Кох.

— Барышня Кох ваша невеста, ваше благородие? — с наивной улыбкой спросил Поленов.

— Невеста комендант Шелонск фон Хельман. Дошь погибшего от партизан Адольф Кох. Ми будейт сопровождать ее прогулка!

— Все будет сделано, ваше благородие!

— Да, еще один заданий, Поленофф!

— К вашим услугам, ваше благородие!

— У нас есть данный, што район Шелонск действуйт большевистский агенты. Они вступайт связь рации…

— Так, так, ваше благородие!

«Теперь уже не говорит, что ловит двух больших начальников из советского концлагеря, как это было в Низовой, — думал Поленов, — называет все своим именем. Больше доверять тебе стали, Никита Иванович!»

— Они очень хитры, Поленофф. Мы пока не знайт их тошних примет.

— И сколько этих агентов, ваше благородие?

— Тошно не известен. Видимо, два-три. На што обратийт внимание? Характерен, што на месте передаш два раза находили окурки. Один нормален, другой искусан. Вот, смотрийт. Второй агент ошень нервнишает.

«А уловка удалась. Спасибо капитану из фронтовой разведки: много дал добрых советов!» — поблагодарил в душе своего наставника Никита Иванович.

— Интересно, ваше благородие! Вы даже по окурку можете определить характер человека! — восторгался Поленов. — Как хорошо быть образованным!