Мой муж - маньяк? - Анна Малышева

— Шахов! Откуда…

— Я не помню!

Теперь он кричал, кричал отчаянно, надрывно, каким-то страшным голосом:

— Я не помню! Не помню! Не помню!

— Шахов!

Ответа не было. Шахов упал в обморок.

Глава 14

Дима купил Кате огромный букет малиновых роз — «в честь окончания дела», как выразился он. «И в оправдание своего плохого настроения в последние дни, — подумала Катя, глядя на эти розы. — Раз уж Дима чувствует себя плохо — жди извинений… Уже это в нем хорошо, даже очень хорошо… Когда Игорь чувствовал себя плохо, извинялась за это чаще всего я…»

После последнего разговора с мужем все для нее встало на свои места. Больше ей не надо было оглядываться назад, не надо было мучиться и просчитывать разные варианты своего поведения: уйти от мужа, остаться с мужем и уйти от Димы, оставить все как есть и жить на два дома. Теперь выбора не было, не было никаких вариантов. Она выбросила их из головы, как выбросила уродливое коричневое платье и ужасные очки, в которых следила за мужем. Парик она оставила — вдруг пригодится… «Если следить ни за кем не придется, то вдруг облысею?» — сказала себе Катя. Когда она вернулась с похорон Лены, то, причесываясь перед зеркалом в ванной у Димы, вдруг обнаружила несколько седых волосков на макушке. Они, проклятые, блестели что было сил, резко выделяясь в общей массе русо-золотых волос. «Вовремя все кончилось… — Катя осторожно, один за другим, вырвала волоски, морщась от боли. — Иначе я скоро превратилась бы в настоящую старуху…»

Ее вещи висели в шкафу у Димы, ее туфли выстроились у Димы в прихожей, ее духи и лосьоны украсили ванную комнату. Дима радовался и цвел не хуже своего букета.

— Наконец-то! — говорил он, влюбленно глядя на Катю. — Я боялся, что ты никогда не решишься уйти… Ты ведь не передумаешь?

— Да вот еще! — усмехнулась Катя. — Успокойся. Теперь все совершенно ясно. Некуда мне идти.

Дима, слава Богу, не почувствовал оттенка горечи в ее словах и совершенно развеселился. Предложил провести вечер в хорошем ресторане. Купить Кате новые духи — «новая жизнь, пусть все будет новым!». Заявил, что в Индонезию надо ехать как можно скорее — развеяться… И вообще едва ли не пел во весь голос. Он носился по квартире, отыскивая утюг — собирался гладить костюм для ресторана, а Катя вяло следовала за ним, пытаясь его отговорить.

— Мне не хочется в ресторан, — бубнила она. — Посидим дома… Мне не хочется в ресторан…

— Да ладно, мать! — Дима с возгласом радости обнаружил утюг в стенном шкафу. — Давай собирайся! Надо отметить это дело!

— Арест Шороха?

— А все! Наплевать мне на Шороха! Я счастлив, что это не Игорь убивал, потому что иначе ты погрузилась бы во мрак навсегда — жила с убийцей, как же! Я рад, что ты переехала. Я вообще радуюсь жизни, как могу, и тебя этому научу!

— Попробуй… — Катя стояла у него за спиной и смотрела, как он гладит брюки. Гладил он ловко, ничего не скажешь. — Это еще никому не удавалось.

— А кто пробовал? — Дима на миг обернулся и сильнее прижал утюг к дымящейся влажноватой ткани.

«Мой отец, — сказала про себя Катя. — Мой отец пробовал это сделать. Но ему не удалось… Или удалось? Когда-то он мне говорил почти всякий день: „Катя, радуйся всему, радуйся даже тому, что совершенно обычно, что не выходит из ряда вон… Счастье — везде. В тебе самой. Я вижу, ты ищешь каких-то поводов, чтобы быть счастливой… Не ищи их. Их на самом деле в жизни маловато, этих поводов… Будь счастливой просто так“. Удалось мне следовать его советам или нет? — спросила себя Катя. — Радоваться жизни и не искать в ней поводов для счастья? Слишком рано ты умер. Теперь мне не у кого спросить, какой я стала… А ты видел меня насквозь… Теперь я для всех — закрытая книга. И для себя самой тоже. И радости в этом маловато. А что сказал бы отец о таком человеке, как Дима? Ему понравилось бы его жизнелюбие? Он радовался бы, что я буду жить с человеком, который радуется вообще всему, просто тому, что солнышко в небе светит?» И ей вдруг вспомнился один разговор с отцом. Дима как-то проводил ее до дому из школы. Он довел ее до самой двери ее квартиры — той квартиры, где Катя жила с родителями. Отец тогда прихварывал, сидел дома, мать была на работе. Но Катя не пригласила Диму к себе вовсе не потому, что его пришлось бы знакомить с отцом. Ей просто не хотелось проводить с Димой лишние пять минут. «Как я была скупа на эти минуты! — вспомнила Катя. — Удивительно, что теперь я решилась провести с ним всю жизнь… Или не решилась? Игорь сказал — ты не для Димы. Конечно, тут можно усмотреть остатки ревности, остатки супружеского и просто мужского самолюбия… А может быть, он был объективен. Хотя Диму почти не знал. А отец тогда что-то сказал… Кажется, он смотрел в окно, когда мы подходили к подъезду, и видел нас… Что он мне сказал? Что?»

— Слушай, Дима… — обратилась она к его спине. — Ты всегда был таким весельчаком?

— Что? А ты не помнишь, каким я был?

— Смутно. Помню только, что ты был в меня влюблен.

— А, ну это состояние протяженное… — весело ответил Дима. — Влюблен я в тебя был всегда. То есть с тех пор, как стал чувствовать себя мужчиной. Ужасно, конечно, что ты так поздно меня оценила. Но это теперь не важно. Мне все равно. Главное — ты теперь со мной. А что ты вдруг ударилась в воспоминания?

— Так просто. В последние дни многое наводит на воспоминания, особенно о школьной жизни.

— А вот я ничего не вспоминаю, — ответил Дима. — Все, уступаю тебе доску. Гладь самое шикарное платье, и пошли! Я тебя поведу в японский ресторанчик. Прелесть что такое.

— Это палочками есть? — возмутилась Катя. — Не пойду! Вся измажусь!

Но ее возражение не было принято. Катя гладила свое выходное платье из серого бархата, доставала жемчужное ожерелье, красилась, и все время ее не покидало чувство, что она что-то забыла, забыла и теперь никак не может вспомнить. Только тогда, когда она села рядом с Димой в машине, она вспомнила. Отец тогда сказал: «Что это за мрачный молодой человек тебя провожал?» Тогда она рассмеялась, рассмеялась и теперь. Дима спросил ее, почему она смеется, но она ничего ему не ответила.

Вечер удался. Палочки ничему не помешали, рыбные и прочее блюда из морских продуктов были отменны, Катя спросила, не может ли Дима заказать ту самую знаменитую ядовитую рыбину, ужин с которой превращается в лотерею — сто человек съедят ее безнаказанно, сто первый отравится насмерть. Дима посоветовался с официанткой и с сожалением выяснил, что такую рыбину можно съесть только в самой Японии. И утешил Катю:

— Мы еще туда поедем и поедим! — Рассмеялся своему каламбуру. — А вообще-то в русскую рулетку мы можем сыграть и дома.

— Пистолета нет, — сказала Катя, цепляя палочками какие-то водоросли. — А когда мы поедем в Индонезию?

— Очень скоро. На днях. Сделаем визы, я вытащу деньги из одного места и поедем.

— Надолго?

— От многого будет зависеть… Вообще-то я думал сделать так: ты поедешь туда первая, я еще улажу кое-какие дела в Москве…

— Как?! — Катя выпустила палочки из рук. — Ты меня отправишь туда одну?!

— Ну не на Северный же полюс я тебя отправлю! — примирительно возразил Дима. — Всего-навсего в Индонезию, безопасную и прекрасную Индонезию. Ты сама прекрасно справишься со всеми делами. Я дам тебе нужные адреса и парочку ходов… Надо будет кое-кого уломать насчет острова…

— Послушай, ты это серьезно? — Катя все еще не могла прийти в себя.

— Да, совершенно серьезно. Знаешь, я решил — ты лучше моего сумеешь сэкономить наши деньги. Как-никак, ты теперь моя жена и скоро станешь ею официально… А муж да убоится жены своей! — Он перефразировал известное изречение. — Я тебя убоялся. И решил, что лучше, если ты сама все сделаешь, чтобы потом не упрекала меня в том, что я напрасно потратил деньги и время.

— Но… Ты хочешь свалить на меня всю ответственность? Я не смогу! Ты что?!

— Если я смог бы, то ты и подавно сможешь. У тебя два языка, у тебя обаяние…

— У тебя один язык — русский, но болтаешь ты им на всех языках мира! — возразила она. — А обаянием и тебя природа не обделила. Ты говоришь так, словно я там должна кому-то отдаться, чтобы нам сдали в аренду остров…

— Я тебя убью, если ты кому-то там отдашься, — предупредил он. — Ну Катя! Будь же человеком! Я не могу так надолго бросить фирму! Ей-богу, не могу! Ты поедешь сперва одна, а потом и я приеду туда… Кроме того, у меня Куба зависла.

— А, я предупреждала! — возликовала Катя, забыв на миг об Индонезии. — Что — нет желающих?!

— Желающих — пруд пруди… — грустно ответил Дима. — Так, организационные проблемы, пока никому об этом не говори.

— Боже мой, да я вообще ни с кем не говорю о делах, — вздохнула Катя. — И в Индонезию я одна не поеду! Не надейся!

— Глупая женщина… — сказал Дима, глядя в свою тарелку, — я тебе даю возможность выдвинуться… Не говори потом, что я развел тиранию в фирме и не предоставляю другим возможностей для профессионального роста… Практически ты явишься организатором этого тура в Индонезию, это честь, это деньги, это рост! И ты вдруг отказываешься. А мне больше попросить некого! Почему я один должен заниматься всем, буквально всем?! Не Зину же мне просить помочь, на самом-то деле?! Почему ты отказываешься? Это, учти, не просто просьба, а задание… Разве я не вижу, что ты напрасно гробишься на своем месте! «Ах, здравствуйте, купите у нас тур!» Это любая дура может сделать, даже та, которая до этого торговала газетами в киоске! Для этого большого ума не надо! А ты?! Что, присиделась на этом месте? Не желаешь ничего другого? Вообще не думаешь о своем будущем.