Легенды Босфора. - Эльчин Сафарли

Блондинка возвращается не одна. Слышу мужской голос: «В принципе состояние удовлетворительное. Здесь больше психологические травмы, нежели физические. Сейчас она выходит из комы. Не знаю, в каком состоянии она проснется. Будем ждать…» Девушка просит врача соблюдать анонимность. «Не волнуйтесь. Вы же знаете, как руководство нашей клиники относится к вам и к вашей семье». Врач выходит. Спустя несколько минут уходит блондинка. Я остаюсь одна. Не могу уснуть. Я все обязательно вспомню…

58

…Я жива. Мой ребенок умер во мне. От ударов чужих рук, ног. Крошечное сердечко остановилось там же, где забилось впервые. Я хотела умереть вместе с ним. Передумала на краю пропасти, осознала бессмысленность поступка. Ведь мой сыночек попал в рай. Туда, куда меня не пустят. Я-то когда-нибудь окажусь в аду…

…Я жива. Чтобы осознать смысл жизни, нужно столкнуться со смертью лицом к лицу. Столкнуться и воротиться обратно. Я узнала смерть, вернулась к жизни и поняла, что жизнь не обладает смыслом. Жизнь — как длинное бесконечное шоссе. Цели придумывают люди. Нужно же им чем-то объяснить свое существование. Хотя тут и объяснять нечего: нужно просто жить. Идти по тому самому шоссе мимо целей, смыслов, постижений. Все банально. Люди привыкли усложнять…

…Я жива. У меня нет желания мстить, надежды и веры. Нет желания искать справедливости. Так комфортнее. Без веры. Без боли. Без радости, грусти. Я не верю в людей. Разочаровалась без побочного эффекта — ненависти… Меня спасло от смерти порождение того же человека, который заказал нашу смерть — мою и сына. Гюльшен примчалась сразу после звонка консьержа, обнаружившего меня недалеко от ортакёевского дома. Она подобрала меня — избитую, окровавленную, с мертвым ребенком внутри — и отвезла в больницу. Все оплатила, выходила, поставила на ноги. Разрешила пожить в своем маленьком домике в Диярбакыре[213]. О нем не знает никто, кроме Гюльшен. Здесь она изредка отдыхает от ритма мегаполиса… Когда мы беседовали в последний раз, я сказала ей «спасибо», а она промолчала. Попрощалась, повесив трубку. Как-то в больнице Гюльшен призналась, что ей стыдно за мать, брата, отца: «Я всегда была гадким утенком в семье. А сейчас, поверь мне, горжусь этим»…

…Я жива. Об Озане не вспоминаю. Любовь умерла вместе с моим ребенком. Гюльшен тоже о брате не заговаривает, лишь однажды обмолвилась, что он уехал на учебу в Европу. Как выяснилось, никто его не заставлял. Он улетел в тот вечер, когда Алексу избивали три парня, подосланные Бенал. Им не нужна была моя смерть. Им нужна была смерть моего ребенка…

…Я жива. Нет планов, замыслов, стремлений. Живу в уютном каменном домике без телефона. У меня маленький огород: выращиваю баклажаны, виноград, помидоры, арбузы. Завела кошку. Точнее, она сама пришла — развалилась у порога, заснула. Я назвала ее Мястан. Кстати, она прекрасно поладила с Хаяль. Теперь нас трое… Повезло мне и с соседкой — пожилая вдова Сузан-абла, живущая в соседнем домике, научила меня жить в деревне. Сажать, выращивать, консервировать. Вечера мы проводим вместе. Завариваем чай, открываем баночку арбузного варенья, курим крепкий табак. Я о себе ничего не рассказываю. Она ничего не спрашивает. Разговоры исключительно о настоящем…

…Я жива. Полтора месяца назад устроилась на работу в местное почтовое отделение. Благодаря Сузан-абле. Она договорилась со знакомой-начальницей, чтобы та взяла меня без оформления документов. У меня легкая работа — разношу письма. Платят мало, но на оплату коммунальных услуг и немного на еду хватает. Каждый день, исключая выходные, в восемь утра я иду за корреспонденцией. Приношу людям хорошие или плохие вести. До обеда завершаю раздачу. Сама никаких вестей не жду…

… Я жива. Не скучаю по Стамбулу, хотя по-прежнему его люблю. Больше всего тоскую по Босфору. Иногда слышу крики босфорских чаек, это никак не объяснить. Наверное, между мной и Босфором сохранилась волшебная связь… Я не вернусь в город контрастов. Слишком много воспоминаний. А если вдруг и вернусь, то просто-напросто не смогу сориентироваться. Хотя прошло всего пять месяцев после моего отъезда, я уже не помню ни улиц, ни районов Стамбула. Может, заставила себя забыть?..

…Я жива. Отпустила прошлое и не заметила как. Защитная реакция психики? Если бы не отпустила, то погибла бы под его обломками. Теперь во мне пустота. Чувства высохли, эмоции раскрошились, обиды потрескались. Ничего не чувствую. Из-за внутренней пустоты мне постоянно холодно, руки мерзнут даже в теплую погоду…

…Я жива. Но перестала видеть сны. Они ушли вместе с прошлым. Мои сны сейчас — это реальность. Чтобы увидеть сон, не нужно засыпать, стоит оглядеться вокруг… Скучаю по снам, хочу увидеть в них сыночка, услышать биение маленького сердечка. Аллах бережет. Знает, что если во сне увижу своего малыша, то не захочу просыпаться…

…Я жива. Дописываю последнюю страницу Дневника. Вернулась к нему два дня назад. Решила поставить окончательную точку. Предыдущие две записи сделала со слезами на глазах. Хотела вспомнить пережитое в больнице. Вспомнить, чтобы отпустить. Отпускаю… Завтра утром отправлю Дневник Другу, в Стамбул. Подарю ему все, я же обещала. Может, когда-нибудь из моих записей он сделает книгу. Только к Другу у меня одна просьба. Если эта книга будет, то пусть она закончится следующими словами:

«Все вышеизложенное является вымыслом. Любые совпадения случайны».

От автора

Этот роман стал для меня сродни затяжной болезни. Сложно было проживать его строки как реальные события. С каждой главой я все больше уважал Сашу, восхищался ее волей, силой… Мне посчастливилось знать ее в жизни. Ближе к концу своего дневника она рассказывает обо мне. Надо признаться, я планировал сократить эти эпизоды: слишком уж положительным выгляжу в ее описаниях. Детское смущение овладевало мной всякий раз при чтении «наших» глав. И все-таки решил оставить их: пусть все будет так, как было на самом деле… Мы много общались с Сашей, меня иногда поражали ее мысли. Я старался больше запомнить и часто, по возвращении домой, записывал сказанное. Этими записками взял на себя смелость дополнить текст: мне кажется, это делает Сашу еще искреннее и естественнее…

Что касается самой работы над романом, то она, как я уже говорил, протекала тяжело. Одно дело выдумать героиню и по своей воле решить ее судьбу. Другое дело писать о реальном человеке — друге, судьбу которого считаешь несправедливой. И изменить что-либо ты не в силах… Часть Сашиного дневника была написана на турецком языке — многие записи перевел или переписал заново. Некоторые фразы сохранил на турецком. К примеру, эсэмэски Озана…

Сегодня, когда роман завершен, хочу выразить благодарность, прежде всего, моей маме Сарие. Она поддерживала меня, не позволяла падать духом и выслушивала мои бесконечные сомнения. И еще я признателен моим издателям: благодаря им смог сделать немного больше того, на что был способен.

…До сих пор ищу Сашу. Пару раз ездил в Диярбакыр, без успеха. Скорее всего, она поменяла имя. Я пытался связаться с Гюльшен, но она отказывается со мной говорить. Надеюсь, что эта книга когда-нибудь попадет в руки Саши и она снова появится, как раньше, на ортакёевской набережной. И мы будем гулять с Айдой, лакомиться пишмание, пить чай из термоса… А пока, Саш, выполняю твою просьбу:

«Все вышеизложенное является вымыслом.

Любые совпадения случайны».

Любовь со дна Босфора

Роман

Тому, кто не влюблен, жизнь — не жизнь.

Назым Хикмет

Если вы чувствуете себя счастливым, не анализируйте вашего счастья. Это было бы все равно что раздробить красивую бабочку для того, чтобы лучше видеть ее красоту.

Паоло Мантегацца

Давайте не будем принимать на веру, что жизнь полнее проявляется в том, что принято считать большим, чем в том, что принято считать малым.

Вирджиния Вулф

Я люблю тебя тоже…

Всем отчаявшимся посвящаю.

С благодарностью отцу, маме и брату

Пролог

За три месяца до описываемых событий

…Провожает в аэропорту. Надела темные очки. «Глаза чешутся от солнца. Аллергия…» На самом деле — скрывает слезы. Какой бы сильной ни была женщина, она имеет право на слабости… Прячу эмоции. Говорю звонче, беспрерывно курю. Сигареты отвлекают. Хорошая мина при плохой игре. Тем временем нутро обжигает боль расставания. Не хочу уезжать. Не хочу покидать Стамбул. Выбора нет: я — гражданин другой страны. Скоро все изменится…