Легенды Босфора. - Эльчин Сафарли

Звонки повторяются с периодичностью в два часа. «Gizli numara»[206]. Мое «efendim»[207] остается без ответа. На том конце провода пустое молчание — без устрашающего дыхания, любых звуков, проникающего напряжения. Прислушиваюсь. Гробовая тишина. Такого не бывает, когда звонят с мобильного: всегда слышны помехи, пусть и незначительные. Злюсь. Нажимаю отбой.

Через сто двадцать минут очередной звонок. Опять молчание. Кто-то издевается надо мной? Выключить мобильный я не могу, вдруг позвонит Озан или Друг из Баку… Набираю 500 — службу поддержки AVEA[208]. Прошу девушку-оператора проследить звонки и определить номер. «Вы сначала обратитесь в полицию с соответствующей жалобой. Они, в свою очередь, обратятся к нам. Тогда мы официально предоставим им распечатку поступающих звонков. Номера, дату, время…»

В ярости бросаю трубку на диван. Через секунду раздается звонок. «Gizli numara». Отвечаю: «Подонок, перестань звонить ко мне! Смелости не хватает заговорить?» Резкий отбой. Вот это да. До этого отсоединялась исключительно я… Звонки не прекращаются вторые сутки. Наверняка поступают из Интернета. Чьих это рук дело? С какой целью? Кто-то из семейки моего мальчика? Вряд ли звонят родители Озана, они не станут играть в такие игрушки. Сразу перейдут к действиям… Но мне все равно страшно подходить к сотовому. Трель мобильного наводит страх. Переключила на режим вибрации. Схожу с ума…

Осень вступает в свои права. Стена из густо-серых туч заслонила озябшее солнце. В Стамбуле второй день льют дожди. То-то радость для правительства, удрученного проблемой нехватки воды. Аллах услышал молитвы турок — наградил осадками. Я не выхожу из дома. По утрам сижу на балконе, вспоминаю прогулки минувших дней. На соседнем стуле — подросший базилик. Оба принимаем воздушные ванны. Очень хочется пойти на набережную, где Айдынлыг временно выгуливает Зейнеп. Нет, лучше воздержусь. Опасаюсь реакции невесты Друга… В вечернее время я прячусь дома. Вплотную задвигаю шторы, запираю крепко дверь. Завариваю кофе, смотрю телевизор. Нужно отвлечься. Время от времени выглядываю в дверной глазок.

Страшно. Кажется, будто на лестничной площадке затаился убийца с мобильным в руках. Алекса, успокойся!!! Поменьше триллеров и забудь о звонках. Может, это какой-нибудь озабоченный подросток страдает… Сейчас вот закончу писать, пойду почищу аквариум Хаяль. Совсем я забросила бедную малышку… Черт, вибрирует телефон… «Gizli numara»… Опять… О Боже…

* * *

…Я не принюхиваюсь к запахам в салоне автомобиля. Не приглядываюсь к ее внешнему виду или к застывшей спине ее шофера. Не вникаю в суть сказанных ею слов. Оглохла. Взгляд примерз к каплям дождя, стекающим по затемненному окну машины. Одна только мысль: я буду защищать ребенка, сердечко которого бьется рядом с моим сердцем. Я отгорожу сына от наступающих тварей. Они мечтают о смерти моего малыша. Они подталкивают меня убить ребенка. Собственно для этого Гюльшен вызвала меня на разговор…

Черная машина притормозила рядом, когда я шла к маркету. Дверь открылась. Гюльшен. Отодвинулась на левую сторону заднего сиденья: «Садись». Зачем я села? Она завела разговор издалека — на тему возрастов, любви, разлуки. Начала романтично, закончила жестко: «Я договорилась со знакомым врачом. Завтра он ждет тебя. Все оплачено».

Я прикинулась дурочкой: «Гюльшен, какая же ты нетерпеливая тетя! Пол еще рано определять…» И тут она взбесилась. «Алекса, ты ищешь проблемы?! Избавься от ребенка, пока не поздно. Живи спокойно. Мой брат — тебе не пара. У него молоко на губах не обсохло, а ты…» Я молчу, стараюсь изобразить на лице безразличие. Внутри — ураган. С удовольствием плюнула бы в лицо сестре Озана, хлопнула бы дверью, выскочив наружу и навсегда забыв их всех. Но я не могу так поступить. Зависима от Гюльшен. Мне нужно жилье. «Гюльшен, я готова воевать с твоей родней ради моего малыша. Он мне дороже всех. Дороже твоего брата. Дороже себя самой. Забудьте все об аборте… В любом случае спасибо за беспокойство. Я могу идти?» Она вытаскивает сигарету — шофер мгновенно подсовывает зажигалку. Гюльшен некрасиво выпускает дым через нос: «Пусть будет так… Ты скоро пожалеешь. Не говори, что я тебя не предупреждала…» — «Гюльшен, я не могу понять — ты угрожаешь от своего имени или от имени своей семьи?» Она нажимает на кнопку, приспускает окно. Дождь не утихает. Щелчком выбрасывает в окно недокуренную сигарету. Извлекает из сумки бордовый флакон «Эскада» и неспешно обрызгивает себя. «Милочка, если бы я решила тебе угрожать, то для начала прогнала бы из квартиры… Честно скажу — ты мне симпатична. Кроме того, я очень люблю брата. Не хочу, чтобы он страдал». Я киваю. Открываю дверь. Выхожу… В магазин идти расхотелось. Раскрываю зонтик. Дождь — не просто небесная вода. Я думаю, дождь — это всегда какой-то знак…

52

… В толпе прохожих мне мерещатся знакомые лица. Джемаль, Зия, Левент… Те, кого меньше всего хочу встретить. На днях по дороге домой прошла мимо полноватого мужчины с разросшейся бородкой. Он угрюмо посмотрел на меня. Я отвернулась. На мгновение показалось, что передо мной Джемаль. Украдкой взглянула снова: нет, на моего бывшего сутенера не похож… Почему прошлое меня не отпускает? Хожу по малолюдным улицам — из-за страха встретить кого-то из той жизни. Кажется, за мной следуют тени прошлого. Хихикают над Алексой, шепчутся, обсуждают мои поступки.

Я не стесняюсь прошлого, я просто боюсь. Беременность одарила меня не только сентиментальностью, но и разъедающей тревогой. Беспокоюсь не за себя — за малыша. Что бы я ни делала, все равно парусник оптимизма разбивается о скалы реальности. Я одна в многомиллионном городе. Рядом нет ни Озана, ни Друга. Хорошо хоть Босфор есть… Будто сижу на бомбе замедленного действия. Еще чуть-чуть и произойдет взрыв. Паникую, хотя конкретной причины для переживаний нет. Есть только десятки малоприятных обстоятельств, объединившихся в одну большую причину. В некогда умиротворяющем Ортакёе я вижу теперь вражеское логово. Вижу угрозу во всем — в скрипе двери, в шуме на лестничной площадке, в бегающих глазах продавца в местном магазине. Я убегаю ото всех. Прячусь дома. Спокойствие нахожу в закрытом пространстве.

Что со мной творится? Расшатались нервы? Бунтует интуиция? Глупые предчувствия? Надо созвониться с врачом, пусть назначит успокоительное. С завтрашнего дня перехожу на мятный чай. Вычитала в «Elle», что он здорово помогает при нервных расстройствах… Жду возращения Озана. Уверена, он скоро постучится в дверь. И мы забудем этот кошмар, снова будем любить друг друга, готовить восточные вкусности. Снова будем жить общей надеждой. Двоим легче, чем одному. Озан появится — и мои страхи рассеются. Ортакёй вновь станет нашим райским островком… Сейчас как никогда нуждаюсь в любви моего мальчика, сейчас как никогда наплевать на наши различия. С нетерпением ждем нашего малыша — самый главный символ нашей любви. Он важнее всех возрастов, статусов, происхождений.

…Теперь, когда на Стамбул опускается ночь, я мечусь, как напуганная ящерица. Я ненавижу ночь. В светлое время суток комфортнее: ясно видишь окружающих, легче заметить врагов, вычислить их в общем потоке. Я яростно защищаюсь от безжалостного мира… Звонки по-прежнему не прекращаются. Правда, изменилась периодичность. Реже беспокоит днем. Чаще звонит ночью. Сволочь, унюхал мой страх перед темнотой. Продолжается безжизненное молчание. Номер, как всегда, скрытый… Нападающий не должен уловить панику жертвы, иначе его азарт разыграется. Напоминала себе об этом, когда вслушивалась в молчание на линии. Но вчера не сдержалась: закричала, обматерила, прокляла. На том конце провода нажали отбой. Испугался он или не переносит женские слезы?..

Страх усиливается, когда держишь его в себе. С кем мне поделиться, кроме Босфора? Он-то, бедняга, слушает, вникает, поддерживает… Сегодня набрала Другу. Подсчитала время, позвонив в пять вечера по бакинскому времени. Он поднял трубку. Теплые нотки в голосе Друга мгновенно согрели мое истомленное переживаниями сердце. Я начала неоригинально: «Привет! Как дела?» Узнал сразу и обрадовался: «Саш! Ну ты так чувствуешь… Вот сейчас одевался на свадьбу и подумал — как вернусь с гулянки, сразу наберу „бронированной леди“. Знаю ведь, что ты поздно ложишься… Рад слышать. Скучаю…» — «…по Стамбулу?» — «…да по тебе, зараза!» Я не выдержала, зарыдала. Выплакивала накопившуюся боль. Он слушал, время от времени произносил: «Будь сильной, Саш. Ради ребенка». Слезы опустошили меня. Мне показалось, что мы снова на набережной. Рядом резвится Айдынлыг. Перед нами раскинулся Босфор в компании любопытных подружек-чаек…

После этого разговора я успокоилась. Воодушевилась. Он приедет на три дня раньше — отец отказался праздновать юбилей на широкую ногу. Будет широкая вечеринка в ресторане и все. «Честно говоря, обрадовался — вернусь в Стамбул пораньше. Соскучился по Зейнеп, тебе, Айдынлыг. По Босфору. Передавай ему большой привет и не вешай нос, слышишь?» Я не рассказала Другу о пугающих звонках. Зачем портить настроение перед свадьбой сестры? Приедет, расскажу…