Последний довод побежденных - Сергей Лапшин

Можно ли было это простить? Забыть и перешагнуть через то, что было, и хотя бы приблизиться к пониманию образа мыслей молодого немца с четкими, картинно-красивыми чертами лица. С капризными губами и внимательным взглядом мутно-голубых глаз.

— Завтра, если принесут все по списку, мы тебя обменяем. Запомни, эта земля — наша. Ты сюда больше не ступишь. Ни в каком качестве. А если попробуешь, мы тебя просто убьем. Тебя и всех, кто придет с тобой. Ты понял?

Йозеф, помедлив пару секунд, усмехнулся. Кивнул, давая понять, что принял слова капитана к сведению.

— Глупо. Вы сами не знаете, что теряете, отказываясь, — добавил он, оставляя последнее слово за собой.

Обмен произошел почти на том же месте, где завершила свое путешествие несчастная «Прага». Сейчас ничего не напоминало о произошедшей трагедии — ров был аккуратно засыпан, и рассмотреть его следы можно было, лишь специально напрягая внимание. Второй такой же грузовик, чешская рабочая лошадка, остановился в некотором отдалении. Под наблюдением и тщательным контролем разведчиков молчаливые охранники, не так давно провалившиеся по своему прямому профилю, разгружали кузов «Праги». Группа огневой поддержки, разбитая на две части, залегла на заранее заготовленных позициях, потенциально готовая к любым сюрпризам. Ну и, наконец, пленных охраняли бойцы Свиридова с ним самим во главе.

— Я вижу, твой командир не понимает всех выгод. Ты ведь тоже обладаешь здесь немалой властью. Верно? Это видно с первого взгляда на тебя.

Свиридов вполне сносно понимал немца. Нужно было, правда, некоторое время на осознание значения тех слов, которые он не знал, но общий смысл был понятен.

— На вас форма другая. Я же видел. И ведете вы себя иначе, не как эти русские.

Свиридов заинтересованно посмотрел на пленного. Глаза немца сияли уверенностью в себе. Плотно сжатые губы, с упрямыми морщинками в уголках, указывали на то, что слова Йозефа были не отчаянной попыткой разговорить охранника, а частью какого-то тщательно разработанного плана.

— Еще раз повторяю, мне нет дела до того, кто вы такие на самом деле. Велика тайна, — немец позволил себе легкую усмешку, — вы наемники. Что-то у вас не вышло с прежним нанимателем, и вы разошлись. Видишь, я все понимаю. И не собираюсь относиться к вам предвзято.

Голос Йозефа крепчал, становясь все громче и увереннее. Он даже принялся помогать себе жестами, благо Терехов дал час назад, когда они выдвинулись на позицию, команду развязать пленного. Свиридов, предупреждая дальнейшее повышение тона, поднес указательный палец к губам, призывая снизить громкость. Йозеф, запнувшись на слове, понятливо кивнул. Заговорщицки оглянулся на расположившегося совсем рядом Илюхина и, понизив голос, продолжил:

— Ты со своими бойцами можешь пойти ко мне на службу. Не обижу условиями. Видишь, я понимаю вас. Я человек новой формации, не то что старик мой. Упертый ретроград. Я чувствую новые веяния, и мне нужны такие люди, как вы, не отягощенные моральными принципами, но умелые. Сейчас трудно найти наемников, которые в действительности имели бы хороший боевой опыт. В вас это чувствуется.

Да уж. Этого не отнять. Свиридов переглянулся с Илюхиным, тоже в общих чертах понимавшим суть разговора.

— Решайте. Это будет самым правильным решением за всю вашу жизнь, — Йозеф по очереди посмотрел на одного и на другого. Ожидая хоть какой-то реакции.

— Ведите, — Свиридов, увидев знак показавшегося из-за склона Жилова, поднялся на ноги. Отряхнул с бедра прилипшую траву и сор и обратился к пленному, чувствительно ткнув его в грудь указательным пальцем:

— Я хочу тебе сказать. Не приходи больше сюда. И не присылай никого. Смирись — эта земля наша. Ты не убьешь нас всех. В любом случае кто-то останется. И он не станет убивать твою семью или твоих друзей, дорогих тебе людей. Если они, конечно, у тебя есть. Тот, кто останется, придет и убьет тебя. Обязательно, без исключений. Больше не возвращайся сюда, Йозеф. А сейчас пошли, — Свиридов указал рукой за бугор, — они все привезли по списку.

Нельсон

Судя по всему, мнение о немецкой педантичности, аккуратности и предусмотрительности имело отношение и к этому миру. Я это к тому, что Бона вынесли на носилках два молчаливых и кряжистых молодца в форме, отличной по расцветке от офицерской. Ах да, вы, конечно, понимаете, что мое предложение было принято. Кстати говоря, учитывая все произошедшие события, я даже стал сомневаться в здравомыслии населяющих эту действительность людей. Отчего-то мы как кладезь разнообразных знаний и бесценной информации не находили себе здесь применения. Зато в качестве боевиков и рабов были постоянно востребованы.

Может, я утрирую или слишком увлеченно проецирую ситуацию на себя, но вы должны согласиться со мной. Любому здравомыслящему человеку как минимум были бы интересны пришельцы из будущего, хотя бы из чисто утилитарных соображений. И вот оно, чудо! Наконец-то моя безупречная логическая схема сработала.

Впрочем, сразу так за своего меня не признали. Офицеры уселись в легковой, сверкающий черный «Мерседес», а мне с Боном достался грузовик с молчаливыми и сосредоточенными солдатами.

В общем, что я могу сказать? Не ставшую нам длительным убежищем, и тем более домом, деревню мы покинули дежурным порядком. Впереди два мотоцикла с колясками, в роли дозора, что, судя по виденным мною фильмам про немцев, было для них обыкновением. Следующим пошел лакированный «Мерседес», затем мы, замыкал колонну грузовик, который я привел в деревню. Кстати говоря, о нем вообще никакой речи со мной не шло, будто бы само собой разумеющееся, у меня его просто забрали.

Безо всякого сожаления я оглянулся на деревню, небольшую, на несколько домов. Честно говоря, уже начал привыкать к постоянной смене декораций, и меня это нисколько не напрягало. К сожалению, даром предвидения я не обладал, и в будущее заглядывать не умел. И посему не знал я, что мы с Боном, уезжая, заканчивали целую главу летописи наших приключений. Не могу поручиться за моего друга, но лично я считал, что основные испытания мы уже выдержали, кое-что познали в жизни, и дальше нас ждет исключительно поступательное движение вверх, без особых катаклизмов и проблем.

Вы даже не представляете, насколько я ошибался.

* * *

Подобного мне видеть еще не доводилось. Начнем с того, что часа через два с половиной мы выехали на довольно приличный асфальт. Не могу сказать, что дорога потрясала шириной и напоминала те же немецкие автобаны, но асфальт, от которого я лично уже отвык тут, был положен весьма достойно. Настоящее хорошее шоссе, на котором было не грех и увеличить скорость. Естественно, водители так и поступили. Кроме того, мотоциклы прижались ближе к охраняемым машинам, да и вся колонна подтянулась. Подобным образом, не боясь нарваться на засаду, можно было ехать лишь по земле, которая в действительности, а не формально является своей.

Зримым подтверждением моей догадки вскоре явился и блокпост на дороге. Без шуток, настоящий блокпост, из бетонных блоков, стоящий в десяти метрах от дороги. При всем при том часть бетонных блоков была выложена на дороге в шахматном порядке, что вынудило колонну снизить скорость для прохождения этого препятствия.

Следует отметить, что приблизившиеся автомобили и мотоциклы из этого самого здания держали под прицелом двух пулеметов. Перед преградой автомобили вообще остановились, из «Мерседеса» вышел один из офицеров и помахал рукой. В ответ на это из блочного поста вышел вооруженный человек, в сероватой форме, быстро подбежал к дороге, не теряя бдительности и держа оружие на изготовку. Подошел к офицерам, быстро обменялся с ними несколькими словами и козырнул, пропуская колонну.

Отдав должное организованной службе, я еще больше внимания уделил другому. Справа от дороги, на деревянной четырехпалой тумбе красовалось здоровенное объявление, не уступающее размерами современным нам с вами рекламным щитам. Так вот, черным по белому оно гласило: «Владения Штайнера. Приказы вооруженных сил обязательны для исполнения. Огонь открывается без предупреждения».

Да, вот так лаконично и просто. На русской земле, но немецкими буквами. Мы дернулись, набирая ход, зигзагообразно объезжая заграждения, а я все смотрел в сторону объявления, уже скрытого от моих глаз. И думал вот о чем. Знаете, я впервые осознал, что мы действительно проиграли войну. Вот именно здесь и сейчас. Наверное, раньше просто не было времени, мы постоянно были в какой-то круговерти, постоянно бежали куда-то, стремились. Но по какой-то неведомой мне причине этот большущий плакат с четким готическим шрифтом и блокпост будто бы отделили меня от той беспрерывной гонки, что я испытал не так давно.

До определенного момента можно было надеяться на то, что мы в действительности совершенно ничего не знаем, и все слова, что нам говорят, все версии, не более чем досужие вымыслы и провокация. Меня всегда интересовала история Великой Отечественной и история нашей Победы. Прочитав кучу книг, просмотрев сотни фильмов, я сложил свое собственное мнение о том, что происходило в период с сорок первого по сорок пятый, какими причинами было вызвано и каким образом закончилось. В чем-то моя точка зрения совпадала с общепринятой, в чем-то отличалась. Но один непреложный факт, постулат, я точно для себя вывел. Вся логика войны, вся ее история утверждали лично для меня одно — русский народ не мог потерпеть в ней поражение. Он был обязан победить, ибо вопрос победы был равносилен вопросу выживания. Оговорюсь сразу, под русским народом я подразумеваю абсолютно все национальности Советского Союза. Тех, кто проживал и, главное, сражался на фронтах, каким-либо иным способом формировал свой вклад в Победу.