Великий магистр - Октавиан Стампас

— Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы отстоять Керак, — заключил барон.

— По моим сведениям, — важно произнес Глобшток, — сельджуки не собирались нападать на крепость, они готовили силы для разгрома замков ассасинов.

— Естественно, — подтвердил магистр. — Если бы не предательство Зегенгейма, не обещание им легкой добычи, то они бы и не сунулись в крепость.

— Я немедленно доложу об этом графу Танкреду, — пообещал Глобшток. — По прибытии в Иерусалим, Людвиг фон Зегенгейм будет арестован и в железах препровожден в тюрьму.

Барон Жирар церемонно поклонился и покинул резиденцию Глобштока. А тот поспешил к наперснику Бодуэна I. Вначале Танкред с негодованием отверг все утверждения барона.

— Чушь! — воскликнул он, давно зная графа Зегенгейма.

— Но деньги нужны всем, — напомнил ему Глобшток. — А граф Зегенгейм не так уж богат. Одних можно купить за много, а других — ну, за очень много!.. Вот показания свидетелей, а вот и сама расписка, которую они выкрали у сельджука Рахмона.

И под тяжестью этих улик, граф Лион Танкред сдался. Вместе они отправились к королю, который разговаривал со своей дочерью Мелизиндой. Выслушав Глобштока, Бодуэн с сомнением покачал головой.

— Что ты думаешь по этому поводу, Лион? — обратился он к своему другу.

— Необходимо тщательно разобраться в этом деле, — уклончиво ответил опытный царедворец.

— Я прошу вашего разрешения не арест и допрос Зегенгейма, — настойчиво повторил Глобшток.

— Ну хорошо! — вздохнул Бодуэн I. — Только будьте с ним деликатны — без ваших этих штучек с раскаленным железом. Я не хочу ссориться с Гуго де Пейном, еще неизвестно кто стоит за его спиной.

— Скоро я выясню это, — уверил его Глобшток. — Мне удалось завербовать его оруженосца, некоего Раймонда Плантара. И в ближайшее время вы будете обладать всей полнотой информации.

— Ступайте, — проговорил Бодуэн.

Подождав, когда барон Глобшток удалится, Мелизинда посмотрела на отца.

— Вы совершаете ошибку, — проговорила она. — Я уверена, что среди рыцарей Гуго де Пейна нет и не может быть предателей!

— Почему ты в этом так уверена? — прищурился Бодуэн.

— Потому что стоит только взглянуть на де Пейна и все станет ясно! — вспыхнула дочь: ее мраморные щеки залил яркий румянец, который очень шел к ее черным, как антрацит волосам. — Это честнейший, умный и благороднейший рыцарь!

— Так, так… — проговорил отец, с любопытством поглядывая на нее.

— По-моему, наша маленькая Мелизинда влюбилась! — улыбнулся граф Танкред и подмигнул своему другу и королю.

Мелизинда вспыхнула еще сильнее, а из глаз чуть не брызнули слезы. Она резко вскочила с места и бросилась прочь из тронного зала.

— Никогда! — выкрикнула она уже в дверях. — Слышите, никогда! — и выбежала вон.

— Точно, влюбилась! — уверенно произнес граф Танкред. — Уж я то знаю толк в этом деле!

— Рано ей еще думать о любви, — недовольно промолвил Бодуэн. — В любом случае, у меня для нее приготовлена другая партия… Кстати, как вы определились с бароном Филиппом де Комбефизом? Кажется, он также прибыл из Европы с целью защиты и охраны паломников? Не кажется ли тебе странным, что сначала — де Пейн, затем — этот барон… Словно кто-то посылает их из одного центра?

— Возможно. Но это дело Глобштока — наблюдать за ними.

— Глобшток — безмозглый кретин. Я держу его только лишь для отвода глаз. Так что там с Комбефизом?

— Я поселил его рыцарей на юго-востоке города, в пустующей арабской мечети. Пусть ремонтируют — она нам еще пригодится. А если они жаждут охранять паломников — что ж? Плохого в том не вижу.

— А я вижу в этом лишь прикрытие. Настоящая их цель — иная. И де Пейна, и Комбефиза.

— Может быть, — осторожно начал Танкред, — Стоит поприжать Зегенгейма, раз уж он очутился в лапах Глобштока?

— Пока еще не очутился, — произнес король. Он взглянул в окно, словно пытался увидеть отсюда возвращавшихся из Керака рыцарей Гуго де Пейна.

А рыцари уже миновали Иордан и походным маршем двигались по иерихонской дороге к Иерусалиму. Андре де Монбар был слегка огорчен тем, что ему так и не удалось применить в бою свои металлические шары-бомбы.

— Ничего, — утешил его Гуго де Пейн. — Поберегите их до Тира. В ближайшее время нам предстоит осада этой крепости.

— Граф Танкред обещал Бодуэну летом взять Тир, — произнес ехавший рядом Рихард Агуциор. — Нам предстоит тяжелая кампания. Тир — крепкий орешек.

— Я думаю, наш «керакский Гектор» сумеет расколоть его! — воскликнул Милан Гораджич, положив Руку на плечо Людвига фон Зегенгейма. А сам граф молчал. Он, конечно же не знал, что ожидает его в Иерусалиме, но какое-то нехорошее предчувствие трогало его сердце. Соглядатаи Глобштока уже заняли свои посты на всех въездах в город, готовые сообщить своему начальнику о появлении Зегенгейма. Железо для его рук и ног уже было приготовлено, а камера в тюрьме Мон-Плеси ждала своего гостя, ощерив каменную пасть. Руководить операцией по аресту Людвига фон Зегенгейма решил сам барон Гюнтер Глобшток, а сделать это он хотел на подступах к Тамплю.

Чекко Кавальканти целый день крутился возле Тампля, выросшего из старых соломоновых конюшен, пытаясь высмотреть Виченцо Тропези или кого-нибудь из рыцарей. Но дом казался совершенно пустым. Оставленный Монбаром в Тампле его оруженосец Аршамбо большей частью или спал, или ковырялся в носу, задумчиво глядя в окно на проезжую часть улицы. Чекко Кавальканти давно взял на заметку один из людей грека Христофулоса, беспрерывно наблюдавший за Тамплем. «Бритоголовый рыцарь со шрамом, — черканул он для себя на память. — Проявляет повышенный интерес к жилищу тамплиеров». Наконец, Чекко дождался своего часа. Проголодавшийся Аршамбо, взяв с собой корзинку, не спеша вышел за ворота, чтобы отправиться на рынок за продуктами. Кавальканти, поплотнее запахнувшись в плащ, последовал за ним. Агент Христофулоса лениво записал в дневнике: «Бритый пошел за Аршамбо. Попробую выяснить, что ему нужно?» Он растолкал своего сменщика и сказал, что Тампль пуст, а он сам идет на рынок.

— Тебе купить что-нибудь?

— Кислое молоко, — ответил напарник. — Когда вернется Христофулос?

— Когда вернется де Пейн, — невразумительно отозвался агент.

Чекко нагнал Аршамбо на узкой, безлюдной улочке. Он схватил его за плечи и толкнул в темную подворотню, выхватив из-за пояса кинжал. Приставив острие к горлу перепуганного оруженосца, Чекко проскрипел сквозь зубы:

— Говори, где Виченцо Тропези и девушка?

Аршамбо, потерявший разум от страха, мотал головой.

Чекко чуть надавил кинжалом на горло.

— Или ты скажешь мне, где они, или…

— В Яффе… — прохрипел Аршамбо. В это время кто-то тронул Кавальканти за плечо сзади.

— Послушайте! — произнес агент, желая остановить кровопролитие. Но он не успел договорить. Кинжал в руке обернувшегося Кавальканти мгновенно вонзился ему в сердце. Пока Чекко вытаскивал окровавленное острие, Аршамбо, оттолкнув рыцаря и бросив корзинку, со всех ног кинулся бежать по улице, чудом избежав смерти. А Чекко, выяснив, что ему было нужно, не стал его преследовать. Он быстро вернулся на подворье, собрал своих латников и уже через час выехал из Иерусалима в Яффу.

А возле Тампля началось невиданное оживление: у ворот появились три зеленщика с лотками, под фартуками которых виднелись плохо скрываемые мечи; неподалеку застряла телега с пятью добрыми молодцами; чуть дальше — прогуливалось несколько пар, с бессмысленным видом изучая крыши домов; на соседних улицах разместилось три десятка латников, толпящихся в подворотнях. Соглядатаи Глобштока донесли, что Гуго де Пейн, Зегенгейм и остальные рыцари въехали в Иерусалим, и подагрический барон приступил к завершению операции. Для этой цели он задействовал целую роту солдат, словно собрался захватывать особо опасного преступника, способного махнуть крыльями и улететь.

Агент Христофулоса, так и не дождавшийся своего напарника с кислым молоком, с изумлением наблюдал из окна дома за всеми этими приготовлениями. «Вернется Никифорос, — то-то подивится!» — подумал он. Но тело Никифороса, найденное в темной подворотне молочником, уже было отправлено в морг и отнесено к разряду неопознанных трупов, которые появлялись время от времени в Святом Городе…

Группа всадников из двенадцати человек — рыцари и их оруженосцы — во главе с Гуго де Пейном, выехала на улицу, ведущую к Тамплю. Неожиданно дорогу им преградили высыпавшие из-за деревьев и подворотен какие-то люди с обнаженными мечами; сзади тоже показались вооруженные до зубов латники, а с крыш соседних домов на них направили свои стрелы два десятка лучников.

— Встречают по-королевски! — произнес де Пейн, сдерживая коня. Милан Гораджич и остальные потянулись к мечам. Навстречу им выехал на прихрамывающей, как и сам барон, лошади Гюнтер Глобшток.