Ангелотворец - Харкуэй Ник

IX

Женщины, наделенные Силой;сокровище Мансуры;Аввакум.

Сидя на шестом этаже в окне опочивальни престарелой матери кровожадного принца, Эди Банистер в накладных усах, пахнущих тигрятиной и телом полуобнаженной танцовщицы, дает себе несколько секунд на размышления о том, сколь необычный курс приняла ее жизнь. Она сознает, что понятия не имела, чего ожидать, но если и готовилась к чему-либо, то совершенно точно не к этому. Спальня Шалой Кэтти оклеена обоями в тонкую розово-зеленую полоску. На стенах картины, закрепленные на специальных рейках, тут и там стоят накрытые салфетками столики. На каминной полке красуется фарфоровая корова (надпись на подставке гласит, что это подарок из Солсбери), а обшитый красным сукном ломберный стол завален бумагами. Вместо пресс-папье – металлическая модель часовой башни Вестминстерского дворца.

Однако встречает гостью вовсе не та Шалая Кэтти, что беседовала с ней за ужином, и даже не автор письма, которое привело сюда Эди; оскорбленная мать исчезла, от чудаковатой старой кошелки и бывшей светской дивы не осталось и следа. Перед Эди – высокородная вдова Катун-Далан в простом белом платье и халате поверх; ее иссохшие руки, сложенные на коленях, едва заметно дрожат. На большом пальце левой руки черное пятнышко (сама зажигает лампы?), и выглядит она так, словно только что пробежала марафон. Что в данной ситуации неудивительно. От того, как пройдет этот разговор, зависит очень многое. Мягче, мягче, не то старушка испугается – и плакала их операция.

– Мой сын убил моего мужа и своего родного брата, капитан Банистер.

– Да, – кивает Эди. – Знаю.

А как еще, черт побери, прикажете отвечать на подобное заявление? Эди по-прежнему сидит в окне, положив ладони на каменный подоконник и свесив ножки вниз, как дитя.

– Моего внука он сжег в железном ящике.

– Да.

– Он по-прежнему мой сын, – продолжает вдова Катун. – Что я могу поделать? Он по-прежнему мой сын. Я не должна больше его любить, я его ненавижу. Но он по-прежнему мой сын. Поэтому я ненавижу его, а в минуты самой острой ненависти вспоминаю, каким он был в детстве, как смотрел на меня, и гадаю: что я сделала не так, где допустила страшную ошибку, раз он стал таким человеком? Абсолютным чудовищем, Опиумным Ханом Аддэ-Сиккима, которого весь мир считает исчадием ада. А я, выходит, мать чудища. Grendels modor.[30] Старая ведьма… Но могу ли я при этом быть aglæc-wif [31]? Вот в чем вопрос… – Заметив недоумение Эди, она добавляет: – Вы не читали «Беовульф»?

– Директор моей школы называла его порождением языческой тьмы, в которой лишь брезжит свет Христа.

– В таком случае, подозреваю, вы знакомы с ней весьма поверхностно. Быть aglæc значит обладать величием, как во благо, так и во зло. Мой сын таков. Он убил свою семью. Я чуть не утонула в его величии, но предпочла всплыть и отдаться воле его волн. Я не знала, что еще делать. Все-таки я мать чудища. А потом у него возник новый замысел, новый план: создать то, что положит конец всем войнам. Француженка, несомненно, тоже наделена aglæca. Богиня-кузнец. Прометей в юбке, похитительница огня. Она понятия не имеет, что мой сын сотворит с ее детищем. А может, имеет. Может, она тоже что-то замышляет. Дары богов всегда опасны. Герой может принять смерть от собственного клинка. Хотя я не уверена. По-моему, она видит мир иначе. Она не настолько… низка. И все же что-то во мне воспротивилось. Я сказала: нет. Хватит. Дальше тянуть нельзя. Я не позволю сыну пересоздать мир по собственному подобию. Не дам миру погрязнуть в войнах, ужасах и себялюбии. Нет.

Шалая Кэтти оседает. Раз или два всплескивает руками перед лицом, отгоняя мух и воспоминания. Эди Банистер догадывается, что перед глазами старухи возник образ юного Сим Сим Цяня, у которого потерялся мячик или любимый питомец: Мама, ты поможешь его найти? Нет, дитя. Больше я не стану тебе помогать.

– И вот я предала его. Выдала вашему Королю. Но поставила условие, что готова встретиться только с женщиной. Они решили, что того требуют обычаи нашей страны. Ха! Да какое мне дело до обычаев, здесь, сейчас? Как вам кажется, капитан Банистер, меня заботят обычаи? Я замышляю недоброе против родного сына. Плевать я хотела, кто входит в мои покои. Да хоть пять полков британской армии из Индии присылайте! Можно голышом! Поверьте, они меня не смутят и не вгонят в краску. Я знала, что если мне пришлют женщину, то она будет особенная. Абы кому такое важное дело не доверят. Им придется тщательно все взвесить. И прислать лучшую из лучших.

Вдова Катун качает головой, и Эди улавливает аромат розового масла. Черные глазки на исчерченном морщинами, пустом лице смотрят пристально, зорко, оценивающе. Ей что-то нужно.

– У меня есть выбор. До конца дней скитаться по волнам чужой судьбы или вершить свою. Я тоже могу быть великой – по-своему. Это мне по зубам, ведь и во мне есть немного aglæca. Вот почему я попросила прислать вас.

Эди понимает, что ей предоставили слово.

– Для чего?

– Те солдаты внизу – они исполняют ваши приказы?

– Да.

– Аglæc-wif. Женщина, наделенная силой. Ведьма или богиня. Понимаете?

– Нет. Ничуть.

– Если уж я вынуждена пойти на этот шаг – предать единственного из оставшихся в живых сына-убийцу, – то совершаю тем самым великое дело. Это не значит, что я – великая. Велик выбор, который мне предстоит сделать. Это должно быть деяние женщин, наделенных силой. Королевский подвиг.

– О… Простите, тогда они напрасно прислали меня. Я никакой силой не наделена.

– Пф-ф. У вас нет титула, вы хотите сказать. Вы не леди Эди и не герцогиня Эди.

– Да. Я – просто Эди.

– Однако вы явились сюда, на край света, по велению своего Короля и в окружении подчиненных солдат. Вы кое-чего добились в жизни.

– Очень малого.

– Тем не менее, вы чего-то стоите. Играете на большой сцене.

– Пожалуй.

– И вы доведете дело до конца. Вы все сделаете правильно, чего бы это ни стоило?

– Да.

– Значит, вы наделены силой, капитан Банистер. Вы отлично справитесь. Раскроете тайны, раздобудете сокровище и оружие. Переходим сразу ко второму пункту: сокровище у меня есть. Как у любой ведьмы, верно? Великое сокровище, которое ни в коем случае не должно попасть в лапы Сим Сим Цяня. Итак, вы должны взять мое сокровище, умницу-француженку, и доставить их туда, где они будут в безопасности.

– Постойте, мне было велено позаботиться об ученой…

– Если вы хотите позаботиться об ученой, придется делать то, что велю я. Иначе не видать вам моей помощи.

Старая сумасбродка, не без восхищения думает Эди Банистер и протягивает руку Шалой Кэтти. Та улыбается – жуткое зрелище, – и энергично пожимает ей руку. Consumatum est.

– Мы готовы, – доносится от входа мелкий дрожащий голос.

На пороге стоит бледный юноша в утепленном рескианском облачении, очень несчастный и робкий, храбрящийся изо всех сил.

Шалая Кэтти уводит их за собой.

Сим Сим Цянь – из тех мужчин, что любят после любовных подвигов предаться сну в объятьях покоренных дев. Среди лебединых костей, множества кувшинов из-под вина и спящих друг на друге потаскух (на вершине этой горы Эди замечает К Вашим Услугам) храпит и видит сны о войнах и грабеже Опиумный Хан. Эди тошнит при мысли, что он наверняка заставил распятого епископа наблюдать за оргией.

Спасательный отряд во главе с Шалой Кэтти бесшумно пробирается мимо спящего хана к дверям пиршественного зала, затем идет по коридорам из тесаного камня, многочисленным лестницам, туннелям и лабиринтам проходов, пока в нос не ударяет странный едкий запах, а в уши – грохот воды, падающей на медный барабан размером с Кентиш-таун. Шалая Кэтти вскидывает руку. Два ее прислужника отходят в стороны и замирают в ожидании у стен коридора.