Ангелотворец - Харкуэй Ник

– Боже, – произносит Полли Крейдл несколько минут спустя. – А я-то надеялась обойтись без этого.

Джошуа Джозеф Спорк, застигнутый на месте преступления – или, точнее, в попытке скрыться с оного места, – полностью одетый и уже шагнувший за порог ее дома, краснеет с головы до пят.

– Вся суть нашего разговора заключалась в том, чтобы ты уяснил…

Она умолкает; волосы упали ей на лицо, но все же в тех чертах, что остались видны, угадывается неподдельная тревога. Если, застав его c поличным, она и досадует, то досада эта в любом случае не злая, она не находит прибежища в ее сердце, ибо в нем уже не осталось места. Оно полнится чем-то еще более нехорошим – неким смятением, какое обычно находит на человека после встречи с чем-то очень странным, очень новым и непостижимым. Полли Крейдл в данный момент силится понять мир, который раньше был ей понятен. Джо Спорк в сравнении с ней – открытая книга. Мгновением позже она щелкает пальцами и буравит его злобным взглядом.

– Ах ты черт! Какая я идиотка! Ты не от меня сбегаешь, а от Мерсера. Задумал провернуть все то, чего тебе делать не велено. – Тут на ее лице, как ни странно, отражается облегчение, после чего она вновь хмурит брови.

Джо Спорку и в голову не пришло, что его бегство может быть принято за моральную трусость, попытку сбежать от обязательств после секса. Лишь пять ударов сердца назад, увидев, как (восхитительные) зубки Полли Крейдл закусывают нижнюю губу, он вдруг осознал, какую боль могло причинить ей его незаметное исчезновение, и вслед за этим осознанием его сразу охватила потребность оправдаться и объясниться, однако данную часть спора (а между ними явно назревал спор) она пресекла, моментально разгадав его истинные намерения.

– Болван, – говорит Полли. – Тупица, дубина, идиот, олух, простофиля, голова садовая и обалдуй. – Она медлит. – О-бал-дуй! Один из лучших адвокатов Лондона взял тебя под свое крыло, а ты задумал его ослушаться. Ты по собственной воле лезешь на рожон. Причем в одиночку, бросив меня одну! – Она бьет его, сильно, кулаком в плечо. – Ты… – Она не в силах подобрать слово. – Дурак! – Хотя в наше время это не бог весть какое оскорбление, в ее исполнении оно звучит так весомо и обидно, что Джо роняет голову. – Ладно, поехали.

– Что?

– Раз ты решил туда наведаться, поехали вместе. Только сделаем все правильно, как полагается, – то есть, как я скажу.

– Что?

– Пожалуйста, хватит чтокать! А то я начинаю сомневаться в твоих умственных способностях. Отвезу тебя, куда скажешь, раз это так важно. По дороге все объяснишь. А когда дойдет до дела, мы будем придерживаться правил Полли, а не правил Джо, потому что мои правила продуманные и практичные, а твои – очень странные и путанные. Словом, я готова помочь, но не ценой своей или твоей свободы. Ясно?

– Да.

– Сейчас ты сядешь на заднее сиденье моей машины, наденешь огромную, отвратительную шляпу в виде корзины с фруктами, купленную мною для свадьбы, закутаешься в ажурную шаль и согнешься в три погибели – то есть, прикинешься толстой старой каргой, которую возит по городу привлекательная невестка.

– Ага. Понял.

– Тут тебе полагается спросить, исключительно для очистки совести: «Почему ты мне помогаешь?»

– И почему же?

– Потому что намереваюсь по-крупному вложиться в акции Дж. Джозефа Спорка и не обрадуюсь, если у меня отнимут данную возможность. Твоя верность принципам и стремление поступать правильно характеризует тебя как достойного претендента на мое сердце. Очень похоже, что за все время нашего совместного пути – буде таковой случится, – мне ни разу не понадобится отлеплять тебя от студентки-эстонки или иной гарпии подобного рода. Это мужское качество девушке следует ценить больше, чем здравый смысл, пусть ей и придется взвалить на себя бремя по вызволению такого мужчины из передряг, в которые он будет ввязываться по причине собственного недюжинного обалдуйства. Итак. Или делаем по-моему, или скатертью дорожка.

– О… О! Делаем по-твоему, разумеется.

– Отлично. Теперь жди. Клянусь, если ты от меня сбежишь, я тебя догоню и подвергну немыслимому.

– Угу.

– А позже, Джо, советую тебе незамедлительно подвергнуть немыслимому меня – в рамках компенсации за пропущенный поезд, отбывающий с химзавода Финча в четыре часа пятьдесят одну минуту.

– Принято. Конечно. Я готов.

Полли Крейдл одаривает его обворожительной улыбкой, от которой плавится мозг.

– Тогда едем.

Сидя на заднем сиденье Поллиного автомобиля в наряде мистера Жабба, сбегающего из тюрьмы [28], Джо смотрит в окно на свой дом.

Койль-стрит неузнаваема: ее заполонили голубые огни, фургоны судебных приставов и вневедомственной охраны. Следить за порядком поставили одинокого полицейского в штатском – на случай, если хозяин здания (лицо, замеченное в связях с криминальными элементами и потенциальный подозреваемый в нераскрытом пока убийстве) вернется и поднимет шум. Три здоровяка выносят из дома напольные часы Александра Эдинбургского, изготовленные в 1810 году, причем они не потрудились закрепить внутренний механизм, и прямо на глазах Джо гири вышибают стеклянную дверцу. Интересно, грузчикам было приказано как можно грубее обращаться с собственностью хозяина? В ярком свете прекрасно видно маятник и осколки изумительного, расписанного вручную стекла. Вот часы окончательно превращаются в дрова, а маятник, пожалуй, сгодится в качестве волшебной лозы для поиска воды. Джо наблюдает, как еще один грузчик – куда бережнее – выносит в медвежьих объятьях Часы Смерти. Вот так всегда: уцелеет наименее ценное.

– Тебя пытаются подставить, – замечает Полли Крейдл.

– Что?

– Весь этот хаос и неразбериха – для отвода глаз. Они подготавливают почву, чтобы позднее подбросить в дом нужные улики. Когда им нужна правда, они работают аккуратно. – Она косится на него. – Чему ты удивляешься? Я ведь тоже Крейдл, как-никак.

– Тем часам, – бормочет он, – было двести пятьдесят девять лет. Они не сделали никому ничего плохого.

– Ужас, – произносит Полли.

Внимательный полицейский уже заметил и вовсю разглядывает их машину. Полли Крейдл не обращает на него внимания.

– Вообще-то они не мои. То есть, владелец пока я, но я не собирался оставлять их себе. – Он пожимает плечами. – Хотел продать. Тем не менее это… это настоящая вещь, с историей, понимаешь? Можно посвятить всю жизнь попыткам разгадать, что они видели, откуда на них все эти отметины. Думаю, они побывали в Америке и Индии, на что указывает ряд признаков. Они видели рассвет и закат Империи. Пережили королеву Викторию. Мой дед сказал бы, что их характерное свойство – долговечность. Или высокое мастерство исполнения, быть может.

– Думаю, самим часам все равно.

– Да. Пожалуй.

Джо сквозь окно машины заглядывает в разбитую дверь своего дома. Он видит разбросанные по полу вещи – его вещи. Из груди вырывается нечленораздельный звук – он надеется, что его можно принять за старушечий вздох. Желательно, не предсмертный, чтобы услышавшим не пришло в голову прийти бедняжке на помощь. Один из приставов оборачивается и фыркает. Старуха расчувствовалась. Небось, папенькины часы приехала выкупать.

Они едут дальше. Магазинчик Ари – сразу за углом.

– Остановись здесь, пожалуйста, – говорит Джо.

– Не лучшая идея.

Полли бросает взгляд через плечо. Полицейский к тому времени уже отвернулся. Может, с кем-то разговаривает? Вид у него вполне непринужденный.

– Пожалуйста, Полли.

Ари стоит в дверях магазина, сцепив руки за головой. Джо опускает стекло и скрипучим голосом обращается к нему:

– Молодой человек?

Ари бочком, полушагом приближается к машине, затем хмурится.

– Вы кто?

– Ари, это я. Джо.

– Джозеф? Напрасно ты приехал.

– Да. Уже понял.

– Что происходит?

– Все подстроено, Ари. Меня хотят подставить. Интересующимся можешь смело говорить, что ничего обо мне не знаешь. Трижды, если понадобится.