Ангелотворец - Харкуэй Ник

– Да что же… Ох, ну и болван! Да, Деннис, ты болван. Только посмотри! Ты нарушил волну, теперь придется начинать все заново… Non! Non, машина безупречна. Оно позволит сохранить… Да, позволит! Позволит, потому что я так сказала! Конструктивная и деструктивная интерференции гасятся… О, nom de Dieu! Оно не включено! Почему… Смотри! Ты хотя бы вторичную обмотку подключил? Mais non, не подключил…

– Вот незадача, – бормочет Шалая Кэтти. – Кажется, мы не вовремя.

Темноволосая женщина – судя по неровной челке и странной проплешине с одного бока, она стрижет себя сама, – всплескивает руками.

– Придется все делать заново! Полностью! С самого начала. Немедленно! Где компрессор? – Она оборачивается, и в тот же миг раздается протяжный низкий звон, после чего что-то с тихим бульком падает в реку. – Connerie de chien de merde! Это был он?! Молитесь небесам, что это не мой компрессор!

– Все хорошо, – спокойно отвечает один из монахов. – Упал чайник.

Похоже, женщине от этого не легче. Она достает из-за уха мелок и принимается быстро писать что-то на земле. Затем достает из кармана второй мелок и, чтобы сэкономить время, пишет обеими руками сразу.

– Она амбидекстр, – шепотом поясняет Шалая Кэтти. – И в свободное от напряженных размышлений время может одновременно делать несколько дел. Говорит, это полезно для мозга. Я ей советую есть побольше рыбы, но, видимо, этого недостаточно.

– Я вас слышу, – не оглядываясь, говорит женщина. – Пожалуйста, не тешьте себя мыслью, будто вы меньше отвлекаете человека от работы, если тихонько подкрались сзади и перешептываетесь, чем если бы вы вломились сюда с духовым оркестром, трубящим «Надежду и славу» [32], и военно-морским флотом, палящим из всех орудий по коллекции фарфора и стекла музея Гуггенхайма!

Деннис – так, судя по всему, зовут крупного монаха – коротко вздыхает, пряча лицо в ладонях, затем поднимает голову.

– К тебе гости, Фрэнки, – твердо произносит он.

– Ко мне не приходят гости. Никто не знает, что я здесь, а если бы и знали, никому нет до меня дела, – не менее твердо отвечает Фрэнки, продолжая строчить на земле мелом.

Два монаха тем временем берут удочку и вытаскивают из воды чайник. Он выглядит… старым.

– Это точно чайник? – спрашивает Эди.

– Я немного его доработала, – заявляет Фрэнки.

– Обычное дело, – безучастно добавляет Деннис.

– Прежний был неработоспособен, – продолжает Фрэнки. – Видимо, его создатели руководствовались соображением, что он всегда будет наполовину полон. Хотя… хм… может ли конвекция газов непосредственно над водно-чайной смесью благоприятно влиять на процесс заваривания? Впрочем, даже будь это так, вопрос удобства наливания чая первостепенен. Я ошпарилась. Да и качество напитка было непредсказуемо. Готового продукта, понимаете? Хотя я очень внимательно подошла к вопросу отбора листьев.

У Эди складывается впечатление, что в последнем Фрэнки видит некий злой умысел старого чайника, который в данный момент становится частью загадочного аппарата у дальней стены.

– Меня зовут Банистер, – начинает Эди.

– А я – Эстер Франсуаза Фоссойер. Можно просто Фрэнки. Здравствуйте, Банистер.

– Здравствуйте, Фрэнки.

– Приятно было познакомиться и рада была поболтать! Полагаю, вы знаете, где выход?

Она отворачивается. Эди недоуменно смотрит на Шалую Кэтти, и та жестом велит ей продолжать, причем поживее. Вид у вдовы Катун слегка нервный – куда более нервный, чем следовало бы ожидать от женщины, решившей предать своего кровожадного сына-убийцу.

– Что же до Постигателя, – резко бросает Фрэнки через плечо, – можете передать Хану, что он еще не готов. Я столкнулась с рядом непредвиденных трудностей. Наблюдение за некоторыми характеристиками материи приводит к накладкам, которые… eh, bien [33]. Зато мне удалось значительно усовершенствовать источник питания. Возможно даже… хм. – Она отстраненно смотрит перед собой, и Эди буквально слышит, как раскрывается Вселенная под ее всепроникающим, всепрозревающим взглядом. – Да. Любопытно. Эксперименты с чаем могут помочь найти ключ. Я… хм…

– Фрэнки, капитан Банистер приехал по поручению британского правительства. Я попросила о помощи самого короля…

Эди Банистер кивает.

– Я вызволю вас отсюда.

– Вызволите?

– Да, – отвечает Шалая Кэтти. – Мы об этом говорили.

Фрэнки обращает на нее долгий взгляд. Черный локон щекочет ей щеку, и она смахивает его с лица, оставляя на коже меловой след. Лицо у Фрэнки бледное, веснушчатое, с мелкими острыми чертами. Ростом она от силы пять футов два дюйма, и все у нее миниатюрное. Рукава блузки покрыты чернильными математическими записями. Она хмурится.

– О. Разве? Да, пожалуй… Потому что Сим хочет, чтобы я сделала ему оружие. Вы ведь знаете, как он обаятелен. Я и не думала, что у него такие планы. Он показался мне… филантропом. «Положить конец войнам». Я идиотка. Почему сразу не догадалась? Разумеется, я не стану ему потакать. Но сейчас уезжать нельзя. Работа в самом разгаре! – Она смотрит на Эди, вскидывает руку. – Сможете вернуться за мной через несколько недель, Банистер?

Эди изумленно глядит на нее.

– Вы про чайник?

– Нет, нет. На него уйдет от силы день. Нет, мне необходимо испытать компрессор и… eh, bien, у вас сразу глаза остекленели. В общем, мы испытываем оборудование. Уже начали. Я изолирую стоячую волну. Эта волна, понятное дело, из воды, однако математические расчеты те же. – Она указывает на подвешенный аквариум.

– Что-что?

– Волна. Из реки. Я беру волну из реки и помещаю в бак, пытаясь сохранить все ее свойства. Вы, разумеется, понимаете, что это значит?

– Нет.

– В старости, пожалуй, открою школу для умных молодых людей и буду преподавать им основы наук.

– Фрэнки, – твердо произносит Шалая Кэтти, – повежливей, пожалуйста.

Та издает утробный рык.

– Ладно! Хорошо, Банистер, слушайте меня внимательно и приберегите свои потрясенные «что?» на потом, иначе я закричу… Итак. Под истиной можно понимать совпадение нашей картины мира с объективной реальностью. Когда то, во что мы верим, совпадает с тем, как все обстоит на самом деле… Вы разглядываете мои брюки. С ними что-то не так?

Эди, в этот момент раздумывающая, не закинуть ли эту говорливую сумасбродку на плечо и не унести ли отсюда прямо сейчас, отвечает, что с брюками все в порядке. Причем она не кривит душой. Брюки скроены хорошо: сразу видно, что под ними весьма приличные ноги.

– Boff! [34] Итак: истина – это когда разум правильно воспринимает мир. Человеческий разум подобен волне, волне в баке. Он формируется в мозгу. Очень сложные процессы генерируются сравнительно сложной штукой по более-менее простым законам. Наш мозг – это особый вид камня. Когда вода проходит над камнем, ее поверхность возмущается, верно? Образуется то, что мы называем стоячей волной. Так вот, разум и есть эта волна. Жизнь есть движение воды согласно определенным закономерностям. Смерть – это исчезновение закономерностей вследствие того, что камень сточен или убран. Понимаете? Чтобы разум мог постичь истину – действительно познать ее, а не просто в нее поверить, нужно изменить природу волны. Усилить или углубить волну, чтобы она дошла до самого дна реки, соприкоснулась с реальностью напрямую, а не посредством глаз и ушей. Машина, которую я создаю, призвана это сделать – усилить волну. Получается своего рода новый эхолокатор, новое чувство. Чувство постижения истины. Которое естественным образом позволит изменить мир в лучшую сторону. Voilà. C’est simple [35].

– Что такое вода?

Фрэнки Фоссойер умолкает и очень пристально смотрит на Эди.

– Прошу прощения?

– В вашем примере. Если волна – это наш разум, то что такое вода?