Донос - Юрий Запевалов

И снова в «пенал».

Через какое-то время – снова женщина из бухгалтерии, та, в гражданском.

– Получите 150 рублей – это вам на дорогу до Москвы, за электричку до вашей деревни и суточные на два дня. Распишитесь в ведомости. Теперь подпишите акт, что вам все вернули, деньги на проезд выдали и что претензий у вас к администрации Сизо нет.

Ничего себе! Отправляют по первому разряду, даже денег выдали на дорогу!

Ну, кажется все. Нет, при выходе мне предъявляют постановление прокурора об изменении меры пресечения – ознакомьтесь и распишитесь, дают подписать «расписку о невыезде», выдают фирменную «справку об освобождении», с наклеенной фотографией таким, каким я поступил в Сизо – усталый, грязный и заросший после Иваси. За все полученные документы расписываюсь в специальном журнале.

Загремела, открываясь, внутренняя дверь, затем, с металлическим скрипом – наружная, и вот она – свобода!

За воротами тюрьмы меня ждет адвокат. С машиной.

– Едем к следователю.

– Это еще зачем? Я освобожден, документы у меня на руках, я еду домой, понадоблюсь, вызовет. Повесткой. Так что, отвезите меня на вокзал.

– Вы смутно себе представляете ситуацию, Георгий Александрович. С вашим освобождением возникла «напряженка». Рубоповцы возмущены, обвиняют следователя в мягкотелости, в потакании вам, как обвиняемому, они категорически против вашего освобождения, требуют пересмотра решения. Следователь вынужден был заявить, что отпускает вас под залог и чтобы не подставить его, а это может осложнить следствие, мы должны сейчас поехать и оформить этот залог.

Интересное получается кино. Чей же вы адвокат – мой или следователя? Мне все становится ясно, все связалось воедино, понятно и ваше молчание на суде.

– Меня освободил не следователь, а прокурор. И справка об освобождении у меня на руках!

И освободили не под залог, а подпиской о невыезде.

– Что ж, можете ехать домой. Но я вам не советую ссориться со следствием.

А может, я действительно чего-то не знаю? Легко рассуждать, когда ты у себя в кабинете, на свободе, ничего тебе не грозит. А вот когда побываешь в тюремной камере, постоишь несколько ночей на ногах, когда каждый миг нужно беречь и защищать не только свое достоинство, но и родное имущество, одежду, передачу, когда после всего этого вдруг выходишь на волю и тебе ох как не хочется возвращаться назад – тогда готов кажется на любые уступки. И знаешь, что тебя обманывают, но что делать, да черт с вами, подавитесь вы этими деньгами!

– У меня нет денег под залог.

– Мы со Светой обо всем договорились. Они приедут завтра утром и привезут деньги, они уже нашли, перехватились где-то, отец, говорят, приедет, отдадим. – Они оказывается все уже решили с дочерью. Света, конечно, на все согласна, лишь бы отца вызволить. Привезет конечно, займет да привезет. Только – чем отдавать будем?

– Хорошо, едем к следователю.

Времени – ночь, десятый час, меня уставшего, грязного, немытого и небритого, в тюремном моем одеянии везут в Управление МВД, допрашивают заново по всем вопросам, которые добрый десяток раз задавались на следствии в Сизо, повторяемся, хотя все давно выяснено, мне все надоело, я смертельно устал, скорее бы закончить, но заявляю и следователю:

– У меня нет денег под залог.

Снова вмешивается адвокат.

– Сейчас я внесу за вас деньги, а Света приедет, вернет. Они должны подъехать к девяти утра.

– Делайте что хотите, только быстрее, я всего этого не выдержу.

– Ну, Георгий Александрович, возможности человеческого организма безграничны, до конца еще не исследованы, мы и сами не знаем, сколько чего можем пережить и вытерпеть, – следователь явно не торопится, заполняет какие-то протоколы. Адвокат уехал за деньгами, мы ведем беседу, следователь при этом беспрерывно что-то пишет, глаза мои слипаются, я засыпаю непроизвольно. Не тут-то было, спать начальник не дает.

– Прочтите и подпишите Протокол об освобождении под залог, так, теперь – подписку о невыезде.

– Но я же подписал такую подписку в Сизо!

– Это подписка о невыезде из Нижнего.

– Но мне определено место проживания по месту прописки!

– Да не волнуйтесь вы так, это условно, чтобы мне вас не искать, как позвоню адвокату, или вам напрямую, чтобы приезжали немедленно. Следствие же не закончено, нам еще много времени предстоит с вами беседовать. А жить, да, все правильно, жить вы будете дома, в родной деревне.

– Что же меня ждет в итоге?

– Думаю, два года условно. На большее не тянет. Но все зависит от вас, как мы будем общаться, суд учитывает, когда обвиняемый содействует следствию, помогает разобраться в истине, не скрывает правду. Еще лучше, если бы вы вернули деньги.

– Да не брал я никаких денег, это же всем ясно! И вам в том числе.

– Да нет, мне пока этого не ясно.

Вернулся адвокат, привез деньги, сорок пять тысяч, а нужно пятьдесят.

– Ничего, оформим как промежуточный залог, но утром надо внести остальную сумму. Деньги до утра оставим для хранение на вахте. – Следователь оформил получение, мы все вместе спустились вниз, на вахту, сдали деньги дежурному милиционеру, я расписался за них, что сдал на хранение до утра, в каком-то журнале и мы, наконец, покинули здание Управления. Адвокат везет меня в гостиницу.

– Вот вам двести рублей, на вечер хватит, за номер я расплачусь, завтра разберемся. А может, в «сауну»? Я знаю одно очень привлекательное местечко. – Ясно, проверка на «вшивость» и на денежные возможности. Мент есть мент! Все таки оба они – и следователь, и адвокат – уверены, что деньги у меня есть, где-то припрятаны, очень уж надо им это выведать.

– Какая сауна, Николай, я еле живой.

– Ну хорошо, отсыпайтесь, еще успеем.

В номере я долго стоял под горячим душем, потом в буфете выпил залпом стакан водки, вернулся в номер, лег и мгновенно провалился в сон. Как будто кто-то меня «выключил».

Утром проснулся от чьего-то присутствия. Глаза еще открыть не могу, но чувствую – рядом кто-то есть. Наконец, с трудом, но все-таки открыл глаза. На стуле, рядом с кроватью, сидит адвокат.

– Вы что, как тут оказались?

– Дверь закрывать надо.

– Да закрывал вроде с вечера.

– Нет, открытая дверь была, а вами уже интересовались какие-то «кавказцы».

– Какие «кавказцы», кому я там нужен.

– Вот видите, до сих пор вы не можете понять ситуацию. За вами могут охотиться люди Джавабы или Тана, им выгодно вас «убрать» и все на вас свалить. Будьте же вы, наконец, благоразумны! Не выдумал я про «кавказцев», мне администраторша сказала, что приходили, спрашивали. Хорошо, я вчера с ней договорился, чтобы никакой никому о вас информации не давала.

«Да, – думал я – благоразумие мне бы не помешало. Прежде всего, чтобы расстаться с вами, дорогой адвокат.

Уж больно тяните вы на опера». Но делать нечего, надо было доигрывать весь этот спектакль до конца. Пусть думают, что я ничего не понимаю. Так безопаснее, в объективности наших органов я убедился на собственной шкуре – был бы человек, а повод для задержания найдется. Сформулируют.

Приехали дочь с зятем, привезли и отдали деньги. Взамен получили документ – «Копия квитанции» об изъятии денег у задержанного. Не квитанцию о получении денег под залог в связи с изменением меры пресечения, а выдали, практически, протокол об изъятии. Но такие тонкости мы обнаружили только дома, когда все успокоились, стали рассматривать документы по освобождению. Документ получила дочь при внесении денег, но кто в той ситуации рассматривать будет эту квитанцию – скорее бы домой!

Из Сизо я вышел пятнадцатого, но только двадцать четвертого получил разрешение на выезд домой, в Москву. А двадцать пятого, дома, в обстановке возбужденных рассказов о пережитом, особенно после известия о предательстве близких родственников, родной сестры, семью которой содержал и обеспечивал нормальной жизнью в течении стольких лет, племянника, которого практически спас однажды от смерти – у меня случился инфаркт.

* * *

После эстафеты на несколько дней наступило затишье, мы отдыхали, ближе знакомились с городом. Институт наш базировался в одном здании с Горным техникумом, нынешний корпус института еще только проектировался. Жили мы недалеко от стадиона «Динамо» и я повадился ходить туда каждое утро, бегал там стометровки. Пятьдесят стартов ежедневно. С отдыхом после каждой «десятки». Вскоре познакомился с «динамовским» тренером по лыжам. Лыжников он тренировал в лесу, а с утра работал с пятиборцами, бегали вымеренные кроссы. Начинали они на стадионе, убегали на кроссовую тропу в примыкающий к стадиону парк и заканчивали снова на беговой дорожке. Ко мне он долго присматривался, потом не выдержал, подошел.