Год в Ботсване - Уилл Рэндалл

Пока Элизабет и сопровождавшие группу мамаши занимали детей, я прогулялся по деревушке.

Просто поразительно, насколько отличался уровень жизни в нашем городке и здесь, в глуши Окаванго. Инфраструктура Касане, его больница, полицейский участок, офисы и банки были вполне сопоставимы с любым другим подобным населенным пунктом в мире. Здесь же, однако, кроме совмещенного с почтой универсального магазина, образца пятидесятых годов, жалких школьных построек да пункта медицинской помощи, сильно смахивавшего на придорожный киоск, как будто ничего больше и не было.

Наблюдая за запряженными ослами повозками, беспечно поскрипывавшими по главной улице (при этом выплескивалась из бидонов набранная в деревенской колонке вода), я утверждался в мысли, что Ботсване предстоит пройти еще долгий путь, дабы вновь приобретенное богатство алмазных копей гарантированно распространилось и на подобные изолированные поселения. Пятьдесят процентов населения все еще пребывали за чертой бедности, но — и это наполняет меня величайшим оптимизмом — уровень жизни повышается с каждым годом. (И честно говоря, меня приводит в полное замешательство, когда люди, бывавшие в развивающейся стране двадцать-тридцать лет назад, выражают разочарование, заслышав о достигнутых успехах. «Знаете, в наше [наше?] время дороги между Франсистауном и Касане не было. И чтобы добраться из одного пункта в другой, уходила целая неделя. Больница? Хо-хо, ничего подобного!»)

Да, мы не победили — таково было общее мнение, когда мы пересекали границу и я уже с привычной легкостью заполнял на паспортном контроле груду белых бланков), но все же 5:0 не так уж и плохо, да и на реке было здорово.

— И есть еще кое-что, чего вы, мальчики и девочки, пока не знаете! Сказать что? — спросил я, когда мы уже прыгали по разбитой колее грунтовки в направлении дома.

— Да, мистер Манго, скажите, пожалуйста! — Позади поднялся шум и гам, и две или три гладких ручонки обвили мою шею, из-за чего Старую Королеву-Маму бросило в сторону и машине пришлось поскакать по колдобинам, прежде чем она снова въехала в колею.

— Угадайте, что тренер из Шакаве сказал мне перед самым нашим отъездом?

Перебивая друг друга, они загалдели, что угадать никак не могут и чтоб я немедленно говорил. Да и Элизабет с Габамукуни тоже присоединились к просьбам детей. И вот, пока мы скакали по колее, а красноголовые цесарки в панике разбегались во всех направлениях, я, стараясь сдержать возбуждение, сообщил им:

— Так как рождественские каникулы у них начинаются рано и многие дети в это время разъезжаются по пастбищам, между прочим, это очень далеко, а у них проблемы с транспортом, — так вот, знаете, чего они не могут сделать?

Вопли усилились:

— Скажите, скажите нам! Скорее, мистер Манго!

— Ну, они решили, что в итоге не будут играть с Начальной школой Виктория-Фоллз — а это значит, что с ними сразимся мы!

— Круто! — авторитетно высказался Габамукуни.

— Аи! — вскрикнула Элизабет, прибегнув к этому превосходному сетсванскому выражению изумления и величайшего удивления.

— Ура! — хором заорали дети.

До Касане мы доехали очень весело. Как говорится, обходной маневр или, нет, главное — результат. Ну, или что-то в этом роде. Я все еще улыбался восторгу детей, когда Артур забрался на переднее сиденье — в нарушение всяких правил — и застенчиво показал мне свои рисунки Дельты, птиц и животных, а также не совсем правдоподобное изображение того, как он с центральной линии забивает гол головой. Взглянув на улыбающееся лицо мальчика, когда он обнял меня (а мы к тому времени уже взбирались на холм в Касане), я вдруг осознал — и внутри у меня неприятно при этом заныло, — что мне придется проведать Янни и мистера Муки. Может, к этому времени они уже что-нибудь наскребли об операциях Дирка.

Доставив детей к школе, я поехал назад к реке и лагерю Тебе. Представьте, в каком я был ужасе, когда вышел из машины и взору моему предстала сцена полнейшего разорения. Казалось, здесь произошла крупная битва: кухонное и лагерное оборудование, одежда, книги и еда — все было разметано по поляне.

С полдесятка верветок, «мартышек с голубыми мошонками», жизнерадостно пробирались по руинам, дегустируя кулинарное изобилие и время от времени, при наклонах, демонстрируя то, за что и получили свое прозвище. Чистильщик бассейна все так же лениво вычерпывал из воды навоз, словно так и торчал тут с момента нашей последней встречи.

— Что произошло? Драка, что ли?

— Нет, всего лишь слон.

— А, всего лишь слон, понятно. Тогда без проблем.

А вы не знаете, где Янни и ррэ Муки?

— У них дела во Франсистауне. Приедут на следующей неделе. — И он вернулся к своему занятию.

На следующее утро я выяснил в школе, что у Грэхема, помимо скорого рождения ребенка, была и еще одна весьма убедительная причина поскорее сойти со сцены. Школьная инспекторша, эта небезызвестная вам дамочка, регулярно совершала набеги для осуществления «надзора» — на что, увы, она имела полное право. Значительную часть времени ммэ Моквена неодобрительно постукивала карандашом по раз-личным предметам: столам, окнам, костяшкам пальцев (моим и своим собственным) и даже по головам детей, при этом практически никогда не озвучивая причину столь явного недовольства. В конце каждого визита она забиралась в свой автомобиль и с грохотом уезжала, разгневанно поднимая тучу пыли. Ее враждебное отношение проистекало, судя по всему, из чего-то большего, нежели просто из желания повысить уровень образования в школе. В городке, где имелась по меньшей мере дюжина различных церквей, представлявших разнообразные течения христианской веры — от традиционного до совсем уж экзотических, — дружеские взаимоотношения и привязанности в основном не выходили за религиозные границы. Фонд нашей школы, кажется, не соответствовал убеждениям школьной инспекторши, и ходили слухи, что она вознамерилась взять руководство школой в свои руки. Все, что ей надо было для этого сделать, — доказать, что нынешний директор не отвечает требованиям, и после этого ммэ Моквена вполне могла бы занять его место. А поскольку на данный момент сей пост занимал я, похоже, задача ее была не такой уж и сложной.

Вскоре настал день, когда решили проинспектировать меня самого, ммэ Моквена бдительно отслеживала каждое мое движение, начиная с утренней линейки и вплоть до того момента, когда я распрощался с детьми у школьных ворот. После этого я робко и вопросительно улыбнулся ей, но инспекторша лишь надела колпачок на авторучку, сняла очки и, зажав папку под мышкой, зашагала к машине. Когда она отъезжала, из выхлопной трубы буквально вырвалось ее раздражение. По ее молчанию я понял, что все хорошо. Ммэ Моквена определенно не упустила бы возможности сделать мне выговор, если бы сочла мое исполнение обязанностей неудовлетворительным.