Мы будем жить - Яна Завацкая

Совпадение по маркерам амару у Барта составляло 99,3 процента.

Оно было выше, чем у меня.

Высокий чин ОПБ имел больше прав, чем я, называться амару.

Алкоголь еще болтался в крови, но мне это никогда не мешало в работе. Я открыл второй рабочий ноутбук — на этот раз обычный Самсунг — и вышел в обычный интернет.

Поведение Барта было странным. Очень странным. Зачем ему вообще потребовалось говорить со мной? Прощупать, решить, гожусь ли я для более серьезных дел? Можно ли мне доверять? Мне ведь до сих пор ничего серьезного не доверяют. Я мало что узнал об ОПБ.

Во всяком случае все мои детективные привычки требовали сейчас одного — копать. Копать и копать, пока малейшие недоразумения в биографии Барта не окажутся проясненными. Тянуть за все ниточки. Проверять все подробности.

Я начал с Хелены Барт.

Можно выслать запрос ее бывшему начальству. Но это могло дойти до ОПБ. Я примерно час копался в сети. Никаких сведений о нынешнем месте пребывания Хелены не было.

Я сделал себе кофе.

Давай-ка, Клаус, подумаем так. Что могло вообще случиться с идеалистичной, одинокой — с другом она рассталась — молодой женщиной-врачом? Притом о ее смерти или пропаже без вести ведь тоже ничего не известно.

Я набрал в сети "Врачи без границ". Потом — "благотворительность".

После некоторых поисков мне наконец повезло. Имя Хелены Барт, невролога из Вены, я нашел в какой-то хвалебной статье в местной австрийской газете. Речь шла о помощи, которую по собственной инициативе оказывают европейцы жителям развивающихся стран, в том числе, были перечислены несколько врачей, которые переехали работать в Индию и Пакистан. В частности — Хелена Барт. Статья была шестилетней давности.

В Пакистан?

Дочь человека, являющегося чистейшим амару по генам?

Я экранировался — даже если я пропустил где-то подслушивающее устройство, лан-поле защищает надежно. И вызвал Шамбалу. Маллку тамошней рабочей группы — Лакшми.

Мне повезло, Лакшми сразу согласилась на короткую беседу со мной. Вопреки своему имени, она не выглядела как чистая индуска — темная и смуглая, но довольно высокая, и черты лица напоминают чистокровных амару, очевидно, полукровка.

— Клаус Оттерсбах, — сказала она, — мне кажется, ты состоишь в родстве с Анквиллой?

— Да, я его двоюродный внук. А ты знакома с ним, значит?

Лакшми пожала плечами, затянутыми блестящей тканью.

— Все, кто занимается хальтаятой профессионально, знают Анквиллу. У тебя есть ко мне какое-то дело, Клаус?

— Да, — сказал я, — меня интересует, не появлялась ли в Шамбале некая Хелена Барт.

— Хелена Барт, — темные глаза Лакшми сощурились, — Пожалуйста. Ты даже можешь с ней поговорить! Только ее имя давно уже не Хелена. Ее зовут Аханкара.

— Вот как…

— Если тебе это поможет, могу сообщить, что она появилась у нас три года назад, вместе с отцом. Ее отец — очень богатый и высокопоставленный европейский чиновник. Но он у нас как-то не прижился, это был один из редких случаев, когда человек возвращается в мир урку. Именно поэтому мы обычно и не приглашаем богатых и высокопоставленных, даже если они изредка вдруг оказываются амару.

— Да, я знаю. Долго отец Хелены жил в Шамбале?

— Несколько месяцев. Мы считали, что все в порядке. Предложили ему стать агентом хальтаяты — с его связями это было бы бесценно. Сам Анквилла приезжал, чтобы поговорить с ним… Но он не согласился, и вскоре после этого уехал.

Аханкара была похожа на отца. Но в то же время обладала обаянием амару, постоянно живущей в мире своих, в имата. Светилась тем домашним покоем, который привлечет любого амару, живущего вне родины.

У нее были длинные русые волосы, карие глаза. Экран кита отражал за ее спиной типичные черты амарского дома — стену с вьющимся фаноа, простенок из кристаллина.

— Я вряд ли смогу помочь тебе, — сказала она, — мы давно не поддерживаем связи с отцом.

— Извини, — я собрал все свои знания ару, — ты не могла бы перейти на немецкий? Я еще плохо владею ару… так вышло.

— Aber natЭrlich[4], - кивнула она, — мне даже приятно поговорить на родном языке. Ты недавно… в нашем мире?

— Не так давно, как ты. И я агент, то есть у меня мало возможностей для языковой практики. Читаю я неплохо, правда. Значит, с отцом никакой связи у тебя нет?

— Нет. С тех пор, как… — она опустила глаза, — словом, он не одобрил всего этого. И мне не советовал. У нас было много разговоров на эту тему. Тогда. Он сказал, что это своего рода секта. Что если когда-то и было различие между видами, то оно неизбежно стерлось за это время, раз виды свободно скрещивались. Это биологическая нелепость… при том, что сам он не биолог.

— Но он был в имата?

— Да, он был. Но он… не понял всего этого. Ведь пойми, в отличие от большинства амару, он имел в мире неплохое положение. Конечно, ему повезло родиться в семье, которая имела влияние, связи, деньги. И вот так все бросить… он уже не в том возрасте.

— Ты знаешь, чем он занят сейчас?

— Нет. Я не слежу за его занятиями, — ответила Аханкара, — да и он, мне кажется, ушел в тень. О нем как-то не слышно, карьера вроде прекратилась…

— Но тогда — он долго был в имата? На него вышли через тебя?

— Да. Моя мать полукровка, ее не пригласили, да и я не хотела… у нас не блестящие отношения. А отца — они долго колебались, ведь обычно высокопоставленных людей не приглашают в имата. Но в итоге… Нет, был он здесь недолго, неколько месяцев.

— А потом передумал?

— Да. В нем происходила какая-то борьба, понимаешь? И вот это другое, светское начало, победило. Мы уважаем его выбор…

"Вам понравилось там, Клаус? Только откровенно". И жадное любопытство во взгляде. Да ведь он хотел туда. Хотел, как герой Уэллса всю жизнь стремился войти в запретную дверь в белой стене — но так и не вошел, не пускали обстоятельства, обязательства, требования.

Я размышлял, глядя на Аханкару. Связать ее с отцом сейчас? Как-то воздействовать? Но как? Как можно использовать эту связь? Надо будет подумать. Аханкара, в конце концов, никуда не денется.

— Спасибо, — сказал я наконец, — наверное, это не поможет в расследовании. Но все равно благодарю за откровенность. И прошу тебя вот о чем — ни в коем случае твой отец не должен знать ничего обо мне.

— Я и не могу ему ничего рассказать, мы несколько лет не общались… но в чем дело? Ты можешь мне сказать? Отец, он…

— Он связан с кругами, которые знают о хальтаяте и пытаются… понимаешь, у них все очень серьезно. Они убивают и похищают людей. Если кому-то из его круга станет известно о том, что я — агент, это будет смертным приговором для меня.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});