Гид по чаю и завтрашнему дню - Лора Тейлор Нейми

затянуть его достаточно сильно. Пол скрипит в этом месте, а стены пропахли чесноком и луком. И моя комната – чемоданы переворошены и разобраны лишь наполовину – хранит только шум принимаемого Пилар душа и тиканье старых бабушкиных часов. Но даже мои покрасневшие от смены часовых поясов глаза замечают посылку на незаправленной кровати. На желтом стикере написано:

Прости, забыла, что моя сестра уже дома.

Это пришло вчера в ЛП. Хорошо спала?

– П.

«DHL экспресс»? От обратного адреса у меня по рукам бегут мурашки. Я осторожно отрываю скотч, открываю коробку, вынимаю оберточную бумагу. Я беспомощно всхлипываю, подняв самый мягкий, самый серый, самый английский, самый шерстяной, самый орионовский кардиган на свете. Я прижимаю его к себе, вдыхаю аромат дома в Винчестере и мыла. Вдыхаю воспоминания о поцелуях и брусчатке, мотоциклах и музыке. Я вытаскиваю белую квадратную записку:

Давно надо было тебе его отдать.

С любовью, Орион

Очень сложно печатать сообщение трясущимися руками.

Я: Получила посылку, и я не могу ее принять.

Орион: Еще как можешь.

Я: Но твоя бабушка…

Орион: Свяжет мне другой. Этот теперь твой.

Я: Он мне так нравится. Огромное спасибо.

Орион: Одевайся теплее, скоро поговорим.

Я: Спокойной ночи, Англия.

Орион: Доброе утро, Майами.

Я накидываю серый шерстяной свитер крупной вязки поверх своей майки. В этом городе слишком жарко, слишком жарко для английских свитеров. Но он согреет дрожащее от холода сердце.

– Мне немного страшно давать тебе пробовать, – говорит Анджелина, протягивая мне свое pastelito de guayaba.

Я кусаю слоеное, липкое лакомство. Да, вкуснотища. Я широко улыбаюсь.

– Анджелина.

– Честно? – Она кладет бумажную салфетку передо мной на стол.

– Оно идеально. – Я расположилась за одним из двухместных столиков в «Ла Паломе». Точнее, мне пришлось сесть и изучить все детали «Фэмили Стайл», окончательно утвердить наш выбор меню и приветствовать всех посетителей, которые неделями спрашивали обо мне. – Это качественная выпечка, и я знаю, что ты готовила ее все лето. Спасибо.

Она улыбается и поправляет бандану на темных волосах, прежде чем вернуться на кухню.

Мне сегодня не позволили работать, только поглазеть и погреться в объятиях и приветствиях. Через три дня мы закроемся, чтобы подготовиться к съемкам. Стены торгового зала выкрасят в теплый цвет слоновой кости, который мы выбрали с Пилар. Полы и поверхности отдраят и отполируют.

Вместо этого папи сажает меня на трон у входа, словно я потерянная блудная дочь пекарни. Меня откармливают cafeсitos и сладкой выпечкой с кухни. Моя семья хочет как лучше, но разве они не понимают, что мне нужно печь? Необходимо перепачкать руки в муке, чтобы снова обрести себя в этом месте.

Вместо этого я встаю, чтобы посмотреть, что приготовили пекари, кружась вокруг выставочных стеллажей, заваленных хлебами и кубинскими булочками. Стеклянные витрины ломятся от выпечки, миниатюрных десертов и пряных крокетов. Сладких, теплых и манящих.

Я останавливаюсь у стены, где уже четыре года висит в рамке статья из «Майами Геральд». На большой фотографии в разделе «Стиль жизни» мы с Пилар улыбаемся над противнем с различными pasteles. В заголовке написано гордыми печатными буквами: «ПОДРОСТКИ ИЗ ЗАПАДНОГО МАЙАМИ СПАСАЮТ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫЙ ВЕЧЕР КОНГРЕССМЕНА МИЛЛАНА».

Кажется, только вчера тот репортер, что писал о благотворительном мероприятии Милланов, сидел здесь и брал интервью у нас с Пилар. «Ла Палома» значительно выросла благодаря моему решению не отменять заказ. Работать всю ночь и руководить кухней вместе с сестрой в тринадцать лет. Столько изменилось благодаря одной газетной статье. Теперь нас покажут по телевизору, и я даже представить не могу, что снова произойдет с этим местом.

Но эта девочка в рамке на стене, чья черно-белая фотография напечатана в газете, не сидит просто так и не страдает. В моей голове столько мыслей, балансирующих между вчера и завтра.

Баста. Хватить сидеть и думать, достаточно с меня торгового зала.

Вся кухня в масле, дрожжах и сахаре. Я стою на своем привычном месте и понимаю, что на утренней смене слишком много пекарей. Сегодня я им не нужна.

Марта взбивает манговый мусс насыщенного цвета. Она дает мне ложку на пробу.

– Qué rico! – говорю я ей.

Она разливает начинку по отдельным формочкам.

– Так, для шоу ты приготовишь tres leches или флан?

– Оба, если хватит времени.

Я иду дальше, заглядываю в духовые шкафы, в кладовую. Наконец я оказываюсь в кабинете папи и резко замираю на пороге.

– Что происходит?

Моя семья сидит на тесном диванчике, трио любимых. Папи с усталыми от работы глазами и темными волосами, присыпанными солью седины, и мами, все еще в рабочем фартуке. Пилар посередине, соединяя их вместе, как клей.

Мами отрывает взгляд от ноутбука.

– Почему ты нам ничего не сказала, Лилита?

– О чем? – Мой мозг прокручивает все последние события. Я сажусь в папино рабочее кресло.

У них отвисают челюсти, пальцы Пилар двигаются в бесконечных комбинациях.

– Каталина прислала фотографии, которые она сделала на твоем дне рождения. Выпускной, что они для тебя устроили, – говорит мами. – Qué linda.

– Это точно. – Те фотографии есть и в моих входящих. У меня не было сил открыть файл. Пока не было. Цветы Ориона засыхают на моем туалетном столике.

– Мы ждали, что ты расскажешь, – говорит Пилар. – Вчера после самолета – ничего, но ты так устала. – Она машет рукой. – И сегодня за завтраком ты молчала.

Мои ладони потеют, сердце бешено колотится в груди, и дело не в двух cafecitos.

Папи разворачивает ко мне ноутбук, листает. Кейт фотографировала вечеринку, но запечатлела мою правду. На фотографиях я танцую с Орионом, его глаза закрыты, губы касаются моего лба. Моя голова умиротворенно покоится на лацкане его пиджака. Затем я прижимаюсь к нему, пока Джулс поет мою песню, и дюжина других фотографий меня и моих новых друзей.

У меня нет слов. С меня сняли не только мой фартук сегодня, я полностью голая и открытая. Я скрещиваю руки на груди, чтобы не дать предательским эмоциям затопить место, которое мы вместе построили. Я начинаю всхлипывать, но я скрываю это за волноотбойной стеной, вцепившись в отцовское кресло.

– Мы знаем о «Ле Кордон Блю», – говорит папи. – Каталина нам многое рассказала. О твоих планах и о том, как ты повлияла на Винчестер. Как ты полюбила этот город и смогла принести туда нашу еду. Но ты не сказала ничего.

Сказать? Позволить мыслям обрести форму слов, разорвать маленький квадратный офис ровно посередине?

Пилар наклоняется вперед.

– Не делай как раньше. Не держи все в себе.

В стене появляется трещина.

– Да, хорошо. Ладно. – Я встаю, волна накрывает меня. – Это правда. Англия, школа, Орион