Николай II в секретной переписке - Платонов Олег Анатольевич

Те, которые боятся и не могут понять твоих поступков, убедятся позднее в твоей мудрости. Это начало славы твоего царствования. Он это сказал — и я глубоко этому верю. — Твое солнце восходит, и сегодня оно так ярко светит. И этим утром ты очаруешь всех этих взбалмошных людей, трусов, шумливых, слепых и узких (нечестных, фальшивых). И твой Солнечный Луч появится около тебя, чтобы тебе помочь — твой родной сын. Он тронет все сердца, и они поймут, что ты делаешь, и чего они смели желать — поколебать твой престол, запугивая тебя мрачными внутренними предзнаменованиями! — Надо лишь немного успеха там — и они все переменятся. — Они вернутся домой, на чистый воздух, умы их очистятся, и они унесут в своем сердце образ твой и твоего сына.

Я надеюсь, что Горем. одобрит назначение Хвостова[310] — тебе нужен энергичный министр внутренних дел; если он окажется неподходящим, можно будет его позднее сменить, беды в этом нет. Но если он энергичен, он может очень помочь, и тогда со стариком нечего считаться. — Если ты его берешь, то телеграфируй мне “хвост годится”, и я пойму. — Не давай утомлять себя болтовней — я рада, что Дмитрий больше не там; подтяни Воейкова, если он глупит. Я уверена, что он боится тех людей, которые могут подумать, что он был против Н. и Орлова; и чтобы загладить ошибку, он просит тебя за Н. — Это было бы величайшей ошибкой и испортило бы все то, что ты завершил с такой твердостью, и вся внутренняя борьба оказалась бы ни к чему. — Не будь слишком добр (к Н.), так как это было бы непоследовательно: ведь были же вещи, за которые ты действительно был им недоволен. — Напомни другим про дядю Мишу, брата императора, и потом там так же война.

Все к лучшему, как говорит наш Друг, худшее позади. — Поговори теперь с военным министром, и он примет энергичные меры, когда это надо будет. Но Хвостов об этом тогда позаботится, если ты его назначишь. Если ты выедешь, я протелеграфирую нашему Другу сегодня вечером, чтобы он особенно думал о тебе. Только поскорее назначь Н. — не надо колебаний, что вредно для дела и для Алексеева тоже, — а решенное дело скорей успокаивает умы, — даже если оно против их желания, — чем это ожидание и неясность и старание на тебя повлиять, — это очень мучительно. Я совершенно разбита и держусь только силою воли: они не должны подумать, что я подавлена и напугана, напротив, я спокойна и тверда.

Какая радость, что мы были вместе на этих святых местах! Твой дорогой батюшка, наверное, особенно за тебя молится!

Дай мне известие, как только можно будет, — теперь Н.П. телеграфирует Ане, пока я не буду уверена, что никто за нами не наблюдает. — Опиши мне твои впечатления, если можешь. Будь твердым до конца, дай мне быть в этом уверенной, иначе я совсем заболею от беспокойства. — Тяжко и больно не быть с тобою, зная что ты переживаешь! Встреча с Н. не будет приятной — ты ему верил, а теперь убеждаешься в правоте того, что наш Друг говорил столько месяцев тому назад, что он неправильно поступает по отношению к тебе, твоей стране и твоей жене. Не из среды народа выходят люди, могущие повредить твоим близким, а Н. с кликой, Гучков, Родзянко, Самарин и т.д.

Дружок, если ты услышишь, что я не совсем здорова, не пугайся — я так ужасно страдала, физически переутомилась за эти два дня и нравственно измучилась (и буду мучиться все время, пока в ставке все не уладится, и Н. не уйдет), — только тогда я успокоюсь. Когда я вблизи тебя, я спокойна. Когда мы разлучены, другие сразу тобою овладевают. Видишь, они боятся меня и поэтому приходят к тебе, когда ты один. Они знают, что у меня сильная воля, когда я сознаю свою правоту и теперь ты прав, мы это знаем — заставь их дрожать перед твоей волей и твердостью. — Бог с тобой и наш Друг за тебя, поэтому все хорошо, и позднее все тебя будут благодарить, что ты спас страну. — Не сомневайся, верь и все будет хорошо. Все дело в армии, по сравнению с ней несколько забастовок ничто, так как они должны быть и будут подавлены. — Левые в ярости, потому что все выпадает у них из рук, карты их раскрыты, и ясна их интрига, для которой они хотели пользоваться Н., — даже Шведов[311] об этом знает[312].

Спокойной ночи, мой друг, ложись скорее спать, не пей чаю с другими, чтобы не видеть их натянутые лица. — Спи долго и хорошо, тебе нужен покой после этого напряжения, и твоему сердцу нужен отдых. — Да благословит Всемогущий Бог твои начинания, да хранят тебя Его св. ангелы и направляют дела твоих рук!

Пожалуйста, передай Алексееву[313] эту маленькую икону свят. Иоанна Воина с моими наилучшими пожеланиями. — У тебя есть моя икона, которой я тебя благословила в прошлом году, — я не вручаю тебе другой, так как та хранит мое благословение, и, кроме того, у тебя икона св. Николая от Григ.. которая тебя охраняет.

Я всегда ставлю свечку перед иконой св. Николая в Знамении за тебя — сделаю это и завтра в 3 ч., — а также перед иконой Богородицы. — Ты тогда почувствуешь близость моей души.

Прижимаю тебя с нежностью к моему сердцу, целую и ласкаю тебя без конца, хочется показать тебе всю силу любви моей к тебе, согреть, ободрить, утешить и обрадовать тебя, — укрепить тебя и внушить тебе уверенность в себе. Спи спокойно, мое солнышко, спаситель России! Вспомни последнюю ночь, как нежно мы прижимались друг к другу. Жажду твоих ласк — не могу жить без них. Но со мною дети, а ты — совсем одинок. В следующий раз дам тебе Бэби с собой на некоторое время, чтобы развеселить тебя. Целую тебя без конца и крещу.

Пусть охраняют св. ангелы твой сон! Я возле тебя и с тобой всегда, и ничто нас не разлучит. Твоя женушка

Солнышко.

Царское Село. 23 августа 1915 г.

Мой родной, бесценный,

Мои мысли и молитвы полны нежной любви к тебе. Когда я увидала, что ты уезжаешь в мирном и ясном настроении духа, глубокий мир наполнил мою душу (хотя и ужасно грустно). Твое лицо имело такое чудное выражение, как в день отъезда нашего Друга. Бог воистину благословит тебя и твои начинания после одержанной тобой нравственной победы. Как ты спал? Я сразу легла, смертельно усталая и одинокая. Милые девочки предложили мне поочереди спать в соседней комнате, так как я совсем одна в этом этаже, но я их просила этого не делать, я привыкла и не боюсь. Я чувствую твою близость, целую и крещу твою подушку. Спала неважно. Чудное солнечное утро. Три старших девочки пошли к обедне в 9 час., так как Ольга и Татьяна хотят работать в лазарете до 12 1/2 час. Каково настроение окружающих тебя? Твой мир должен отразиться и на них.

Я имела разговор с Н.П. и просила его не обращать внимания на изменчивые настроения Воейкова.

Поезда сегодня весь день ужасно грохочут, вероятно, ветер дует с той стороны, но мне кажется, что этот шум идет из камина (там, где электрическая машина, так как шум продолжается уже очень долго, без перерыва). Колокола звонят, я очень люблю эти звуки, — у меня окна все раскрыты. Я пойду в 11, так как до сих пор сердце не расширено, хотя грудь и сердце болят, и я принимаю много капель. Все тело разбито и ноет. Я просила Боткина позволить Анастасии сидеть на балконе, где 20 градусов на солнце. Это может быть ей только полезным. Уже 10 час., а Бэби еще не появлялся — вероятно, он хорошо выспался.

У меня такой мир на душе после этих тревожных дней, — желаю и тебе испытывать то же! Если тебе представится случай, передай Н.П. наш привет и расскажи ему все новости, так как я пока на время не позволяю А. ему телеграфировать, как она это сделала про мое здоровье, после того, как так гадко поступили. Надеюсь, что старый Фред. не впал в детство и не будет просить фельдмаршальства[314], которое если вообще будет дано, то только после войны. Не забывай расчесывать волосы перед всяким трудным разговором или решением — эта маленькая гребенка принесет помощь[315]. Не чувствуешь ли ты спокойствие на душе, после того, как ты стал “уверенным в себе”? Это не гордость или самомнение, но дар Божий, и поможет тебе в будущем, а другим даст силу исполнять твои приказания. Я дала знать старику, что желаю его сегодня видеть, — он сам может назначить час.