Обязан выжить - Николай Дмитриев

Капитан, а именно его ждал начальник, вывернулся откуда-то сбоку и остановился рядом, с видом самого что ни на есть равнодушного ротозея. В отличие от многих, он был одет в хорошо выглаженную общевойсковую форму, которая на фоне сияющих наградами парадных мундиров выглядела совершенно неприметно.

— Ну что там? — спросил было начальник и, скептически оглядев подчиненного, не удержался от замечания: — И что за вид? Говорил же: при всем параде…

— Обстоятельства… — капитан подошел ближе и снизил голос: — Специально переоделся… Прошу разрешения на контакт.

— На контакт? — начальник окинул толпу профессионально оценивающим взглядом. — С кем?

— «Старшина» передал: «дядя» с «племянником» будут в театре.

— В театре? — переспросил начальник. — А что тут особенного?

— Особенного? А вон, сами смотрите…

Именно в этот момент с фанфарным гудком к театру подкатил сверкающий «опель», и из него, привлекая общее внимание, не спеша выбрались сначала Виктор с Элей, а за ними и пани Тереза с дядей Викентием.

Проводив взглядом необычную четверку, начальник повернулся к капитану.

— Ты смотри, чистый белогвардеец!

— Да еще при наградах, — добавил подчиненный и торопливо пояснил: — Я ж говорю, выяснять надо. Сами видите, попер как танк, а зачем?

— Да, ни черта не пойму… — согласился начальник и сразу перешел на деловой тон: — Как выяснять будешь?

— Просто. Я думаю, он меня запомнил тогда. Так что засяду в буфете и…

— Согласен, только не перегни.

— Ни в коем разе, я осторожно!

— Добро, — кивнул начальник. — Пошли ближе, посмотрим…

Вместе со всеми они миновали вестибюль, где уже воцарилась праздничная атмосфера, гремел военный оркестр, и женщины, заглядывая в огромное, почти во всю стену, зеркало, критическими взглядами оценивали собственные туалеты, а заодно и мужчин.

Внезапно между собравшимися словно пробежала искра, и офицеры вполголоса принялись предупреждать друг друга:

— Командующий…

Почти сразу на лестнице, шедшей от фойе к зрительному залу, сами собой образовались две красочные шпалеры, вдоль которых с достоинством, в сопровождении адъютантов и элегантной супруги, по ковровой дорожке поднимался весьма моложавый генерал. На повороте у лестничного марша внимание генеральши привлекла очень уж колоритная фигура дяди Викентия.

Женщина что-то прошептала на ухо мужу, генерал повернул голову, и в ту же минуту дядя Викентий, вместе с Виктором, который стоял рядом, вытянулись и с коротким поклоном щелкнули каблуками. В ответ генерал так же коротко, по-офицерски, ответил, его супруга, приветливо улыбнувшись, тоже кивнула, и на какое-то время дядя Викентий и Виктор вместе со своими спутницами оказались в центре внимания…

В антракте дым стоял коромыслом, а в комнате для курения это выражение имело уже не переносный, а прямой смысл. По крайней мере, когда дядя Викентий заглянул в курилку, фигуры скопившихся там мужчин едва угадывались в клубах папиросного дыма.

Не пытаясь что-либо разглядеть, дядя Викентий нырнул в серое облако и почти сразу наткнулся в этой полупрозрачной мути на плотного офицера, явно пребывавшего подшофе. Придвинувшись почти вплотную, он дохнул в лицо дяде Викентию хорошим водочным перегаром и с удивлением произнес:

— О, смотри, старый знакомый! Я ж сказал: русский!

После столь категоричного заявления офицер, который был в добром подпитии, чтоб лучше держаться, ухватился за спинку скамейки, поставленной для курильщиков, и только тогда продолжил:

— Я русского сразу вижу! Но ты молоток! Сразу видать, благородие… Да ты, никак, не узнал меня? — пьянчужка картинно развел руками.

— Почему не узнал? Узнал… — Дядя Викентий понял, что после встречи с генералом внимание офицеров ему обеспечено, и усмехнулся: — Я помню, как ты мне на голову с «виллиса» свалился…

— Только не на голову! Не надо! Я на ногах… Твердо…

— Ну ладно, то «виллис», а то театр…

Дядя Викентий попробовал обойти живую преграду, однако офицер с пьяной настойчивостью гнул свое:

— Ну, пускай театр… Я как все! Тут буфет, мировой! Я, как пришел, сразу… Водки!.. А теперь коньяку!.. Пошли, я угощаю!

— Да зачем идти-то… — пробовал протестовать дядя Викентий, однако этот забубенный капитан почему-то вызывал симпатию, да к тому же и упоминание о конь яке в буфете вызвало интерес.

Вероятно, подсознательно капитан уловил эти колебания и бесцеремонно потянул дядю Викентия за рукав.

— Ну, пойдем… Потому как нравишься мне! Я, может, тебе представиться хочу… Как ты там, командующему! На лестнице…

Не обращая внимания на слабое сопротивление, офицер дотащил дядю Викентия до буфета, и перед ними на столе как бы сами по себе возникли два полных стакана.

— Во! Я ж говорю… Коньяк! Как там у вас, у благородных? Чтоб на «ты»?

— На брудершафт… — усмехнулся дядя Викентий.

— Не, это не будем… Слово немецкое, а мне немцы, во! — с пьяной откровенностью заявил капитан и для убедительности провел ладонью по горлу. — Понимаешь, фронт. Ты понимаешь, я знаю… Ордена вон… Еще царские! Уважаю… А за что?

— За взятие Львова… В ту войну.

Дядя Викентий пригубил коньяк и, не удержавшись, сделал пару глотков.

— Ну? Вот дают наши!.. — капитан, глядя на дядю Викентия, хватил сразу с полстакана и сразу же перешел на личное: — И жена у тебя — во! Я видел. А молодой кто, сын?

— Нет, племянник.

— А-а-а… Но вы смотритесь! И жена, видать, тоже из благородных?

— Нет, мещанка львовская… — этот простецкий офицер все больше нравился дяде Викентию, и он, сам того не замечая, то ли под действием коньяка, то ли просто под влиянием минуты, добавил: — Я с ней еще тогда встретился, а теперь вот совсем приехал.

Дядя Викентий, пытаясь разглядеть своих в теат ральной толпе, оглянулся, но капитан снова отвлек его.

— Красиво!.. Предлагаю тост.

— Да ты хоть представься сначала, — хмыкнул дядя Викентий.

— Капитан Петрищенко, Василий Иванович… А вас?

— Викентий Георгиевич.

— Ну что, Викентий Георгиевич, за Победу! За Сталина!

— За Россию! — негромко добавил дядя Викентий и, как водку, одним махом, допил ароматный коньяк.

* * *

Миновав путаные переулки старой части города, дядя Викентий вышел на центральный проспект и, машинально глянув вдоль улицы, замер на месте. По асфальтированной полосе проезжей части слаженно троттировали серые в яблоках кони, запряженные в шикарный фаэтон на резиновом ходу.

Темно-красные фасонные вожжи держал в руках старый солдат, грудь которого наверняка звенела от навешанного на нее количества медалей, а за ним, в подкове откинутого верха, сидела молодая, красивая дама, прячась от солнечных лучей под широкими полями модной шляпы. Позади фаэтона, в качестве эскорта, гарцевал на вороном коне стройный офицер.