Багровые ковыли - Виктор Смирнов

Всю неделю управляющий посматривал на комиссара с ожиданием: знал ведь, что Иван Платонович побывал у кого-то наверху, но напрямую спросить не решался. Лишь догадывался, что встреча прошла без особого успеха, иначе Иван Платонович уже обо всем бы рассказал.

А Старцев, занимаясь делами Гохрана, время от времени размышлял: почему Бухарин отослал его в Красный Крест? Не только ведь потому, что Свердлов был в прошлом банкиром?

Ну ладно бы посоветовал ему отправиться в Народный банк и встретиться с его директором Ганецким. Тоже ведь банкир и тоже с дореволюционным стажем. Или, скажем, в Наркомфин к Альскому. Опять же, как все говорят, крупный банковский специалист. Но Вениамин Михайлович Свердлов?

Мрачное настроение, всю неделю глодавшее Старцева, однажды нарушил Бушкин. Он явился в Гохран оживленный и радостный, будто за своими плечами оставил не голодную, падающую в обморок Москву, а счастливый город будущего.

– Вот сидите тут, Иван Платонович, пропадаете на этом пайке. А я вам талоны на обед выхлопотал. Будем теперь ходить во Второй Дом Советов, там, говорят, бывает приличная конина. И суп гороховый со шкварками. Состояние духа зависит от брюха. Слова революционного поэта Демьяна Бедного. В самую точку!

Бушкин подхватил Ивана Платоновича и потащил его к выходу.

– Я за вас, товарищ профессор, отвечаю головой, можно сказать, а вы за неделю сбледнели, как мелом посыпанные. Разве это порядок? Талоны до восьми вечера действительны. Так что собирайтесь! И пообедаем, и в Гохран обратно успеете.

– Идите, идите, Иван Платонович! – поддержал матроса Левицкий. – Не стесняйтесь. Нам, специалистам, академические пайки дают.

– Вот где несправедливость! – не удержался Бушкин. – Товарищ профессор, он же комиссар и член партии, а его, получается, за специалиста не считают? Знал бы я, и академический паек бы выхлопотал!

Старцев позволил себя увести. После тощих пайков и пустого чая у него и в самом деле кружилась голова.

Вторым Домом Советов, оказывается, назывался теперь отель «Метрополь». Тут и жили, и работали, пользуясь остатками буржуазной роскоши.

Высокие окна гостиницы были кое-где забиты фанерой или досками. Майолика врубелевской «Принцессы Грезы» на фронтоне была выщерблена выстрелами, покрыта копотью. Осенью семнадцатого здесь шли бои, и ничего за три года исправить не успели. К тому же в преддверии мировой революции не очень-то и думали об этом. Да и где сейчас возьмешь зеркальное стекло для витринных, в три сажени, окон? Русско-бельгийское стекольное общество лопнуло!

Обедали в зале ресторана, под огромным, пропускающим дневной свет плафоном-потолком. В нем стекла – надо же! – уцелели. Уцелело и столовое серебро с вензелями «Метрополя»: они черпали гороховый суп длинными, изящными, слегка, правда, уже объеденными по краю ложками.

А вот пальмы засохли или вымерзли, листья на них были ржаво-железными. Огромные, торжественные люстры-торшеры тянулись к источающему дневной свет плафону подобно диковинным цветам.

От тарелки пахло салом, и можно было разглядеть, что в супе плавают коричневые шкварки.

– Я тут за неделю всю Москву обегал, – рассказывал Бушкин, облизывая ложку. – Был на Басманной, в особняке Льва Давидовича. Думал, самого встречу, узнает. Отослали меня на Знаменку, в Реввоенсовет. Там талоны выхлопотал. У меня в снаботделе земляк нашелся. Потом, это, в театре «Комедия» в Богословском переулке побывал. Ну действительно комедия. Я ихний репертуар изучил. Как владел театром какой-то буржуй Корш, так они и до сих пор пьески про барышень и купчиков ставят. Ничего революционного. Умора! Я им предложил комедию про разгром Врангеля поставить – с выстрелами, с боями. По-настоящему…

– Постой, какой разгром Врангеля? – спросил Старцев. – Еще пока никакого разгрома нет. Наоборот…

– Будет! – сказал Бушкин. – Пока пьеска напишется, пока поставят, то-се… Уже надо спешить, чтобы к сроку.

Он говорил торопясь, при этом выуживая из жидкого супа шкварки.

– А кто ж пьесу-то напишет? – спросил Иван Платонович.

– Да я сам и напишу. Чего, я с театральным делом знаком. Действие там, сцена, справа море, слева скала… Кто входит, кто выходит, кто реплику в сторону говорит – дело нехитрое. А вы подсобите, чтоб пограмотнее вышло. Ну которые враги, офицерье – с той речью я не совладаю, помощь нужна, а вот матросы там, красноармейцы, этих я опишу в самую точку.

Старцев и вовсе развеселился. Бушкин заряжал его энергией. Когда они, спускаясь вниз – лифт, естественно, не работал, торчал бронзовым ажурным дворцом между этажами, – заметили вывеску «Советский Красный Крест», Старцев застыл как вкопанный. Судьба сама вывела! Оказалось, здесь же, во Втором Доме Советов, не только расположены конторы Красного Креста, но и квартируют его сотрудники. Работают же, что самое замечательное, по вечерам и даже по ночам.

Правда, вход в крыло, которое занимали эти конторы, охранялся пуще, чем Кремль. Двойной контроль, и на часах не какие-нибудь красные курсанты из вчерашних крестьян, а ребята в кожаных курточках, с образованием не ниже гимназического. Бойкие.

У Старцева внимательно осмотрели партбилет и мандат комиссара Гохрана, хотя повсюду, согласно распоряжению Ленина, обязаны были пропускать по партийному документу, и указали путь к кабинету самого Вениамина Михайловича.

– Председатель только вчера вернулся из Швейцарии. Но, возможно, примет.

Бушкин же отправился в театр «Комедия», где знакомый гардеробщик пообещал ему контрамарку на вечерний спектакль.

После довольно сытного обеда с серебром и торшерами, после бесед с Бушкиным Старцев был заряжен энергией и готов к боям.

Глава пятая

У Вениамина Михайловича Свердлова обычный распорядок дня был примерно такой: первый рабочий отрезок длился с раннего утра и до четырех, после чего председатель Красного Креста уходил к себе на квартиру – благо жил в том же Втором Доме Советов, – обедал, немного отдыхал и вновь отправлялся на вечернюю и ночную работу, которая несколько отличалась от той, что занимала время и силы председателя до обеда. Распорядок неукоснительно соблюдался, если, конечно, в этот день не было никаких важных заседаний. Вениамин Михайлович исполнял еще несколько важных обязанностей, в частности, члена Президиума ВСНХ, где курировал Главзолото и Главвнешторг.

В этот день Свердлов чувствовал себя особенно разбитым. Сказывалась поездка в Швейцарию, где пришлось работать буквально сутками. Поэтому, как только горничная убрала обеденную посуду и ушла, он лег на кожаный, величиной с вагон, метрополевский диван и стал наблюдать, как готовится к уходу на работу его жена, Верочка Делевская, актриса Художественного театра.