Новый Мир ( № 2 2012) - Новый Мир Новый Мир

Лихо переведенные фрагменты принадлежат перу Уилсона (пером, надо полагать, водила рука Грина). Он тщательно скрывает свои опыты: стеснителен, раним, уязвим, боится непонимания, боится показаться смешным. Единственный человек, которому он доверяет, — Луиза. Ей посвящены строки:

 

Another Tristram on this distant coast

Raises the poisoned chalice to his lips.

Another Mark upon the palm-fringed shore

Watches his love’s eclipse.

 

На дальнем берегу к устам подносит вновь

Иной Тристан все тот же кубок с ядом,

И Марк иной следит все тем же взглядом,

Как скрыться от него торопится любовь.

 

Дальний берег — Сьерра-Леоне. Уилсон апплицирует воспетую Вагнером (с той стороны фронта) кельтскую сагу на собственную жизнь, романтизирует, героизирует ее, воображает себя Тристаном — закомплексованный, пухлый молодой человек с розовыми щеками и розовыми коленками. Произвел заместителя начальника полиции в короли. Кубок с ядом — не более чем поэтический образ. На самом деле пустышка. Но вот неожиданно и страшно попал. Только кубок оказался в руках действительно трагического персонажа — Скоби.

 

Луиза читает стихи Уилсону

 

Луизе и влюбленному в нее Уилсону Грин отдал свое пристрастие к поэзии. Находят, нежданный подарок судьбы, друг друга, по существу в пустыне, на краю света, «на дальнем берегу», одинокие, среди грубых, непонимающих людей, у которых поэзия может вызывать только насмешку. Разумеется, не у Скоби: тот относится с уважительной и понимающей отстраненностью: ценность, но не его. Луиза и Уилсон Грину глубоко неприятны, он это всячески демонстрирует; как и в случае со Скоби, хотя и по-иному, сводит счеты с самим собой — поэтому и награждает их тем, что ему дорого.

В самом начале романа Скоби вводит Уилсона, только что приехавшего в Сьерра-Леоне, в свой дом. Луиза страдает от одиночества и враждебности окружающих. Скоби чувствует себя виноватым в том, что она несчастлива. Он сразу угадывает в Уилсоне человека, духовно близкого Луизе, Уилсон мог бы вывести ее из подавленного состояния, как-то развлечь, скрасить ее безрадостную жизнь.

Служебные дела заставляют Скоби на пару часов отлучиться. Вот он возвращается домой.

«Прежде, чем войти, он обогнул дом и проверил затемнение со стороны, выходящей к океану. Из комнаты доносился монотонный голос Луизы: она, видимо, читала стихи <...> Дойдя до середины лестницы, он снова услышал голос Луизы. Она сказала:

— Прекрасное стихотворение о портале...»

Майор Скоби — заместитель начальника полиции. Напомню: война, Скоби отвечает за затемнение.

Грин любит парности. В этой сцене, в начале романа, Скоби проверяет затемнение в своем доме, где Луиза читает в это время стихи Уилсону. Ближе к концу романа во время ночного обхода Скоби видит, что в некоем доме затемнение нарушено, он стучит в дверь и попадает к миссис Ролт: сначала в дом, а через несколько дней — в объятья.

Но есть куда более важная парность. «Прекрасное стихотворение о портале». Казалось бы, у нас нет никакой возможности понять, о каком стихотворении идет речь — ведь о нем ничего более не сказано. Действительно, идентифицировать его в момент первого чтения эпизода решительно невозможно — только прочтя весь роман и вернувшись назад.

«Осень» бросает ретроспективный свет. «Осень» вводит в роман Рильке. Интерес к нему Луизы. Естественно предположить, что, говоря о «прекрасном стихотворении о портале», Луиза имеет в виду рильковский «Портал». Случайное совпадение маловероятно.

 «Портал» входит в «Новые стихотворения». Это книга сменяющих друг друга и пересекающихся тематических циклов. Среди прочих есть длинный цикл, посвященный Шартрскому собору, как бы репрезентирующему средневековую Европу. Последовательность стихотворений в цикле: «Ангел меридиана» (скульптура ангела с солнечными часами на фасаде), «Кафедральный собор», наш «Портал», «Розетка» (круглое витражное окно), «Капитель», «Бог в Средние века». Каждое стихотворение — шедевр.

«Портал» трехчастен. Вот первая часть его в точном и передающем мощь оригинала переводе Владимира Авербуха [4] :

 

Остались, будто тут отбушевал

потоп и, выбив в скалах и укутав

их в мантии, отхлынул; атрибутов

немало позабрал последний вал

 

из рук у них; другой бы удержал,

а этим, добрым, все делиться им бы.

Остались, отличаясь дужкой нимба,

иль шляпою епископской от скал,

 

иль, иногда, улыбкой, для которой

лик, словно тихий циферблат, в просторы

своих часов спокойных погружен.

 

В ворот воронке стыня ныне глухо,

когда-то были раковиной уха

и города ловили каждый стон.

 

Речь идет о фигурах на портале. Улыбка — улыбка ангела с солнечными часами («Ангел меридиана»). Надо полагать, Луиза прочла весь шартрский цикл, ибо «Портал» встроен в контекст, нуждается в контексте для более глубокого понимания. Называя одно стихотворение, Грин называет имплицитно весь этот соборный ряд. Вводит в роман большую, родственную поэтической и католической душе Луизы, средневековую католическую культуру, столь контрастную убогой колониальной жизни. Вводит в роман культурный бэкграунд Луизы и Уилсона. Грин завершает роман поэзией Рильке — ею же начинает.

Интересно, чей перевод Луиза читала. Лейшман «Новые стихотворения» переводил. «Орфей. Эвридика. Гермес» — из «Новых» [5] .

Стихи Рильке захватывают Луизу, она хочет читать Рильке еще и еще, заказывает найденную в каталоге книгу — книга как раз поспевает к последнему вечеру Скоби, чтобы могла прозвучать «Осень».

 

Осень

 

Есть еще одна аллюзия на Рильке, не относящаяся к Луизе и менее очевидная. Проверяя затемнение, Скоби случайно попадает к миссис Ролт. Они проводят вместе дружеский вечер, говоря о самых разных вещах, нуждаясь друг в друге, но не прикоснувшись — в этот вечер не прикоснувшись. Прощаются.

«— Вы такой добрый, — сказала она. <...> Она подняла к нему истощенное, доверчивое детское лицо. — Вы мне очень нравитесь.

— Вы мне тоже нравитесь, — серьезно сказал он.

Оба чувствовали себя в полнейшей безопасности; они просто друзья и никогда не станут ничем другим: их разделяет надежная преграда — мертвый муж, живая жена, отец-священник <...>.

— Спокойной ночи.

Он ушел, чувствуя себя необыкновенно счастливым, но потом, вспоминая тот день <...> счастьем ему казалось, как он вышел из дома в ночь, в дождь, в одиночество».

Отношения, еще не омраченные двойственностью, дурной сложностью, страданием.

Ночь, одиночество, осень.

Осень, независимо от времени года.

Осень, подводящая итог жизни. Господня тень на солнечных часах. У кого нет дома, тот его уже не построит. Порывы ветра, расшвыривающие листья по ночным аллеям. Это «Осенний день» — стихотворение, близкое «Осени» по духу и месту в «Книге образов».

Осень Скоби.

Скоби не читал Рильке.

Грин читал.

[1] Г р э м  Г р и н. Суть дела. Пер. Е. Голышевой и Б. Изакова. — В кн.: Г р э м  Г р и н. Брайтонский леденец. Сила и слава. Суть дела. Составление тома и вступительная статья Ксении Атаровой. Комментарии С. Филюшкиной. М., НФ «Пушкинская библиотека», 2008.

[2] К с е н и я  А т а р о в а. Размышления о Гринландии. — Указ. соч., стр. 10.

[3] К с е н и я  А т а р о в а. Размышления о Гринландии. — Там же, стр. 11.

[4] Перевод публикуется впервые.

[5] Строго говоря, не из «Новых», а из «Новых стихотворений другой части». Естественно считать их единым целым. Во всяком случае, в «богатыревском» издании, объединяющем обе части, на обложке стоит «Новые стихотворения».

 

Современная поэзия и космологическая метафора

Оборин Лев Владимирович — поэт, переводчик, критик. Родился в 1987 году. Аспирант Российского государственного гуманитарного университета. Шорт-лист премии «Дебют» (поэзия 2004, 2008). Стихи публиковались в журналах «Волга», «Зинзивер», «Дети Ра» и в Интернете, переводы — в журналах «Иностранная литература» и «Воздух», статьи и рецензии — в журналах «Новый мир», «Знамя», «Воздух», «Вопросы литературы».