История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы - Ласло КОНТЛЕР

Изгнание турок предоставило Венгрии шанс принять участие в этом всеевропейском динамичном процессе обретения уверенности в собственных силах, хотя конкретные условия ее существования весьма затрудняли возможность этим шансом воспользоваться. Затяжной экономический упадок в сочетании с бесконечными опустошительными войнами на ее территории вызвали такую разруху, что все путешественники из Западной Европы, посетившие Венгрию в начале XVIII в., описывали ее в своих заметках и отчетах как страну крича- /245/ щих противоречий. Земли, отличавшиеся сказочно плодородными почвами, превратились в бескрайние заболоченные луга и пустоши (в 1720 г. было обработано менее 2,4 % всех пахотных площадей). Население страны стало крайне малочисленным и нищенски бедным. Например, к моменту освобождения Буды из примерно 200 населенных пунктов комитата Хевеш уцелели только два; на площади около 5 тыс. кв. км. к югу от города Вац в комитате Пешт тоже осталось всего два населенных пункта из 64 некогда цветущих поселков, сел и деревень. Если в Западной Европе за два столетия (XVI–XVII) население стран в среднем увеличилось на 60 %, то венгерское население, составлявшее в 1686 г. 3,5 млн. человек и едва ли превышавшее уровень 1500 г., теперь, после войны за независимость, чумы и освободительной войны под руководством Ракоци в конце XVII – начале XVIII в., должно было сократиться еще на нескольких сотен тысяч человек.

Как это по обыкновению бывает после демографических катастроф, восстановление численности населения затем пошло впечатляющими темпами: к середине XIX в. оно выросло в четыре раза по сравнению с его началом. Помимо естественного прироста, увеличение шло также за счет нескольких волн как организованной, так и стихийной иммиграции. Это усилило уже проявившуюся к этому времени тенденцию: от примерно 50 % в 1700 г. к середине XIX в. собственно венгры составляли не более 40 % общей численности населения. Поскольку слаборазвитая экономическая система нуждалась в большом количестве рабочих рук и поскольку вклад сербов, румын и немцев (не считая внутренних мигрантов – словаков, хорватов и русинов,[16] также оставивших глубокий след) в культуру и этногенез регионов, где они расселялись, был особенно ценным, значение переселения народов на венгерскую территорию в этот период трудно переоценить. Но, с другой стороны, главным образом по той причине, что османское иго надолго задержало не только социально-политическое развитие Венгрии, но и становление современного мировоззрения среди ее жителей, указанные изменения в этническом составе населения привели к зарождению межнациональной напряженности. Жизнь доказала неразрешимость межэтнических противоречий и антипатий, что и привело по окончании Первой мировой войны к распаду некогда единого и цельного Венгерского королевства.

Я уже отмечал одно крайне неприятное обстоятельство: политическая ситуация, которая сложилась в стране за несколько десятилетий /246/-/247/ до начала антитурецкой освободительной войны, привела к расколу как всего венгерского общества, так и его элиты. Причем значительная часть венгров оказалась воюющей не на «той» стороне. Но даже воевавшие против турок за освобождение страны представляли собой массу разрозненных индивидов. Они не создали единого военно-политического движения, о котором некогда мечтал Зриньи. Это обстоятельство использовалось пропагандой Габсбургов в качестве доказательства ненадежности венгров как нации и оправдания собственного желания подчинить их страну силой оружия. Это была серьезная угроза, поскольку Габсбурги стали могущественными, как никогда прежде. На западной их границе Франция, вечно противостоявшая императорам «Священной Римской империи» и доставлявшая им сильную головную боль своей готовностью помогать Польше, поддерживать турок или же венгерскую оппозицию, стала утрачивать свою гегемонию, тогда как успехи на юго-восточном фронте превратили Вену из осажденного приграничного города в подлинную столицу новой, «дунайской» империи Габсбургов.

Для Венгрии все это создало в высшей степени неблагоприятную ситуацию, которую смогла немного улучшить только война за независимость под руководством Ракоци. Полное отделение страны, обретение ею самостоятельности в качестве необходимого условия для социально-экономического прогресса не было и не могло быть осуществлено движением Ракоци, поскольку его внутренние и внешние ресурсы были очень ограниченными. Значительно более реальной представлялась борьба за социальные преобразования в составе Габсбургской империи, чтобы Венгрия, войдя в нее, сохранила бы свою целостность, равно как и толику автономности. Именно это и было достигнуто компромиссом 1711 г., который был бы совершенно невозможен, не приложи участники войны за независимость воистину титанических усилий и не пойди они на смертельный риск. Несмотря на все недостатки этого договора и на обоснованность претензий к нему со стороны Ракоци, он, выработанный Карольи и Палфи, без сомнения, принес в Венгрию гражданский мир и создал более благоприятные, чем прежде, условия для восстановления страны. Разумеется, договор способствовал усилению позиций дворянства и поэтому едва ли может рассматриваться как однозначно прогрессивный в смысле его исторического значения и роли в процессе социально-экономической модернизации венгерского общества. Однако, как показал польский вариант, отражая общую специфику восточноевропейской ситуации, как раз усиление сословно-корпоративных структур и институтов, /248/ тесное переплетение «национальных» интересов с частными, классовыми интересами дворянства делают государственность даже при самой полной ее политической независимости весьма слабым гарантом социально-экономического прогресса всей страны. Подчас она не может гарантировать даже собственной безопасности, не имея сил сопротивляться внешним захватчикам. В случае с Венгрией многое зависело от способности и желания ее дворянства реагировать на импульсы, исходившие от быстро менявшегося мира, причем источники многих этих импульсов находились совсем близко – в Вене. Иными словами, будущее страны во многом зависело от того, насколько полно ее элита сумеет проникнуться духом Просвещения, захочет ли она менять неторопливый барский образ жизни на беспокойное, напряженное существование предприимчивого и рачительного хозяина, озабоченного беспрестанным совершенствованием методов управления и культивации земли, кругозор которого расширился настолько, что смог включить в себя такие понятия, как «общественная польза» и «социальная ответственность». С одной стороны, можно считать, что венгерское дворянство со своей исторической миссией не справилось и являлось главным виновником сохранения в стране отживших свое время институтов и отношений, которые сильно мешали ей приспосабливаться к современной ситуации. Но с другой – оно свою миссию выполнило, поскольку его достижения, в целом, перевешивавшие недостатки, во многом подготовили события самого противоречивого, но и самого яркого периода в истории Венгрии – «эпохи реформ» и ее кульминацию – революцию и войну за независимость 1848–49 гг.

Монархия и сословия: пределы

компромисса

Административная система, установленная в Венгрии по условиям Сатмарского мира, по-прежнему, в целом, может быть определена как абсолютная монархия. Но это был режим куда более мягкий, более рациональный, нежели тот вариант абсолютизма, который оказался навязанным Фердинандом II Богемии после 1620 г. и который безуспешно пытался насадить в самой Венгрии Леопольд I после 1670 г. Однако Габсбургам оказалось трудно подавить самостоятельность венгерского дворянства, пока рядом находились турецкие войска и пока существовала независимая Трансильвания. Кроме того, австрийские самодержцы все же усвоили уроки, преподанные им движениями /249/ Бочкаи, Тёкели и Ракоци. Наконец, немаловажным оказался тот факт, что новый монарх был вынужден решать венгерский вопрос, находясь в совершенно необычной для него ситуации. Карл III (он же император «Священной Римской империи» Карл VI) готовился вступить на трон отвоеванных им испанских владений Габсбургов, поэтому мог взглянуть на венгерские проблемы как бы со стороны, безучастно и беспристрастно. Перспектива присоединения Испании к восточным владениям Габсбургов под властью единого государя настолько испугала их бывших союзников по войне за Испанское наследство, что они немедленно стали готовиться к сепаратному миру. Тем не менее, победоносная война Австрии с Людовиком XIV продолжалась вплоть до подписания Раштаттского мирного договора в марте 1714 г. Поэтому в 1712 г. Карл III хотел мира в своем венгерском тылу. В самом начале 1712 г., вскоре после своего прибытия из Испании (в Вену он возвращался через Франкфурт, где был избран и коронован императором), Карл III созвал заседание австрийского парламента. 30 марта он утвердил Сатмарский мирный договор и в своей хартии, изданной перед вступлением 21 мая 1712 г. на венгерский престол дал обещание сохранять территориальную целостность Венгрии и управлять ею в соответствии с ее обычаями и законами.