Natura bestiarum. - Надежда Попова

— Это не смешно, майстер Гессе, — помрачнел Хагнер. — Особенно в моем случае.

— Ошибаешься, Макс. Вот именно в твоем случае можно посмеяться от души; спроси у матери, почему. У нее для тебя хорошая новость. Но есть и пара плохих — об этом она тебе тоже расскажет. Я, ты прав, на обсуждение чего бы то ни было сейчас не так чтобы не настроен, однако не способен ввиду сложившихся обстоятельств. Когда улучу время, мы обсудим, и обсудим многое, но сейчас я должен уйти: надо вернуться вниз, пока какая-нибудь ранняя пташка не застукала меня в вашей комнате и не начала делать неправильные или, упаси Боже, правильные выводы.

Хагнер нахмурился, переглянувшись с матерью, однако настаивать на продолжении разговора не стал, лишь кивнув:

— Как скажете, майстер Гессе. Наверняка вам виднее.

— Учись, — порекомендовал Курт помощнику, пересказав эту краткую беседу. — В моей работе многое было бы проще, если б я слышал такое почаще, в особенности от некоторых личностей.

— Он просто еще не осознал, что тебе нельзя потакать, — возразил Бруно хмуро и вздохнул, указав на тело Вольфа, покрытое серым пропыленным полотном, найденным в одной из кладовых: — Быть может, разбудим нам в помощь хоть бы и любителя богатых девиц, да вынесем его, наконец, отсюда?

— А к наличию окровавленных покойников в близлежащем пространстве я бы советовал начать привыкать, — заметил Курт серьезно. — В одном наш кликуша, вполне возможно, окажется прав: этот труп, боюсь, не последний.

— Пусть так. Но вскоре проснутся его родители, и если не их душевное равновесие, то хотя б собственное тебя должно озаботить. Ты ведь не хочешь повторения вчерашней истории со слезами и воплями? Слезы все равно будут, однако… Procul ab oculus, procul ex mente[35]. У нас есть четкий indicator безопасности: Макс; если обратился он, стало быть, и те, за стенами, тоже, а значит, можно выйти наружу.

— Там, снаружи, восемь человек, — возразил Курт. — Неизвестно, насколько опасных. Это primo. Secundo: неизвестно, здесь ли они еще или, в самом деле, впрямь соорудили себе берложку в этом леске и отсиживаются там. Или, быть может, попросту бродят под стенами. Хочу обратить твое внимание на то, что нам известно о Максе, а именно — на тот факт, что он в чем мать родила разгуливал в метели, где мы с тобою в подбитых мехом одеяниях едва не отдавали Богу душу, и все, что он получил через это — небольшая простуда. Любой взрослый человек, сколь угодно тренированный и закаленный, на его месте давно бы уже преставился в горячке, причем после первой же подобной ночи.

— Это к чему?

— Помнишь, что сказал Ян? Даже в человеческом облике эти ребята вполне терпимы к холоду, посему я не отметаю сходу того предположения, что все они не мудрствуя лукаво сидят в сугробе перед нашей дверью. Ну, или делают это поочередно, прячась время от времени в покинутой нами и никем не контролируемой теперь конюшне. И, наконец, tertio: я не знаю, насколько раненные нами этой ночью пришли в себя, насколько они могут быть здравы или недужны — у меня нет столь подробных сведений о способности ликантропов к регенерации. Conclusio[36]. Я не намерен ничего предпринимать, пока не переговорю с Яном; быть может, он выскажет какую дельную мысль по этому поводу.

— Вот я и дожил до этого дня, — невесело усмехнулся Бруно. — Ты придерживаешь лошадей, ожидая чьего-то совета… В таком случае — не лучше ли нашего expertus’а разбудить? Не думаю, что Ян станет злобствовать.

— Не стоит утруждаться, — долетело с лестницы вместе с зевком, и Ван Ален, вяло нашаривая ступени, спустился в трапезный зал. — Эксперт уже давно пробудился сам и, замечу, злобствует. Какие проблемы?

— Бруно кажется, что я не умею обставлять дом. Он полагает, что труп — это лишнее. По его мнению, это не оценят хозяева.

— Не могу не согласиться, — снова смачно, с хрустом, зевнув, заметил охотник. — Покойника, ясное дело, надо удалить, вот только выходить наружу сейчас… Не знаю, насколько это хорошая мысль. Чтобы сделать это, надо разгрести снег у двери — наверняка там намело по самую задницу; нужны по меньшей мере двое, чтобы тащить тело, и не меньше двоих же в охране, а кроме того — кто-то бодрствующий внутри, кто-то достаточно вменяемый, чтобы, случись какая напасть, не запрятаться тут, трясясь от страха и слушая, как нас бьют, а открыть нам дверь, причем быстро. Не слишком ли сложная операция ради того, чтобы просто избавиться от трупа?

— И что же ты предлагаешь? — отозвался Бруно недовольно, и тот молча указал глазами в потолок.

— Взгромоздить его на чердак — эта идея и мне приходила в голову, — кивнул Курт, — однако к тому, чтобы совершить эту вылазку, есть и еще один повод: осмотреться.

— Разведка боем? — усмехнулся Ван Ален одними губами, сохранив лицо серьезным; он дернул плечом:

— Почему нет. Я уж не говорю о всевозможных необходимостях, которые связаны с выходом наружу, я думаю о том, что будет завтра ночью. Как показала практика, бездействие выходит боком, а эти ребята не намерены отступаться. Я бы сказал, что выход у нас один: искать способ нанести удар первыми.

— Как бы при том самим не удариться.

— Id est, — уточнил Бруно, — и ты тоже полагаешь, что эти восьмеро залегли в сугробах и подстерегают нас?

— Скажем так, я не исключаю этого, — подтвердил охотник и, помедлив, вздохнул, безнадежно махнув рукой: — Ничего я, парни, не знаю. Я впервые вляпался в такую кучу дерьма и просто не имею понятия, как ее теперь с себя соскребать. Восемь тварей в одном месте; Господи, да я о таком только слышал! Если выживу, стану рассказывать своим — ведь и поверят не сразу… Что-то я знаю, что-то могу вспомнить, что-то предположить, но полагаться на меня во всем я б не советовал — я, в конце концов, не всеведущ. К примеру, Молот Ведьм, та самая срединная ночь полнолуния, «ночь полной силы», которой ты мне всю плешь проел — я ведь лишь вчера понял до конца, что она значит, что дает ему.

— И что же?

— Власть. Именно что полную силу… Вот что я слышал от стариков: бывает, что одиночки, живущие сами по себе, тем не менее являются по факту стаей и могут собраться вместе по повелению вожака — как бродячие рыцари вроде фон Зайденберга по призыву Императора соберутся в армию, случись что. И в скопище таких вот тварей, что мы видели вчера, наш любитель конины — вожак по определению. Он главный, и это никем даже не оспаривается. Закон их вервольфьего бытия, если угодно. Он управляет ими, они подчиняются ему, слушаются его повелений — все это есть и в иные ночи, но в такую, как вчера, он, видно, получает особую власть над ними. Вспомни, как они действовали — слаженно, четко, точно он приказывал каждому лично.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});