Мои печали и мечты (Сборник пьес) - Алексей Слаповский

ИННА. Я, Володя, маме своей завидую, умеет быть счастливой. Нет, радостной. Тоже неплохо. Похоронила отца, поплакала — и опять живет. С детьми на море плещется — сама как ребенок. Я тоже такая была, он меня задавил, понимаешь? Что? Ян его зовут, какая разница? Почему сокращенное? Нормальное имя — Ян. Даже не то чтобы задавил, но… Понимаешь, у него на лбу всегда написано: «У меня проблемы». Он из всего делает проблему. Носок потерял — истерика. На работе не похвалили — истерика. Ребенок ночью не спит и ему мешает — истерика. То есть безрадостный какой-то человек, понимаешь? Да нет, иногда расходится… Но не это главное. Он меня не видит. Он видит только себя, свои заботы, свою карьеру, которую он никогда не сделает. Все меня видят, а он нет. Хотя, если честно, и другие видят как-то… А ты не так. Я сразу поняла, ты меня увидел такую, какая я есть. Настоящую. (Отпивает вино из бутылки). У меня первый раз такое. Что? Он? Не знаю, не спрашивала. Может быть. Вряд ли. Мне все равно, вот что плохо. А ты детей любишь? Чужих детей трудно любить. Для меня чужие не существуют, если честно. А за Костика и Юльчёнка любому пасть порву, моргалы выколю. Ничего. Мы справимся, да? Конечно, будет трудно, он будет биться в припадках, мама тоже, конечно, не обрадуется… Но без любви жить нельзя. Невозможно. Я сейчас — человек, понимаешь? Впервые за долгое время я полностью человек, а не на сколько-то там. Как хорошо, что мы из одного города, да? Да (Поворачивает голову назад). Володя? Володя, ты где?

12. 1993-й год, поздняя осень

Ace of Base, «Happy Nation». Или Евгений Осин, «Плачет девушка в автомате».

Инна и Ян сидят мирно рядышком за столом, перед ними газеты, бумаги.

ИННА. А если нашу двушку продать и купить на окраине трешку?

ЯН. И Костик будет ездить в центр в свою школу? Там он учиться не будет.

ИННА. Да, не хотелось бы. И у Юли детсад хороший.

ЯН. Все-таки пора перебираться в Москву.

ИННА. Какая Москва, это бред! Давай о реальном. Я просто прикинуть хочу. У нас сорок пять метров, сколько мы стоим?

ЯН (считает на калькуляторе). Если брать цену двести пятьдесят долларов за метр, как сейчас, получится… Мы стоим одиннадцать тысяч двести пятьдесят долларов.

ИННА. Это сколько в рублях?

ЯН. В рублях это… По нынешнему курсу… Тринадцать миллионов пятьсот тридцать три тысячи семьсот пятьдесят рублей. А на трешку надо миллионов двадцать.

ИННА. Офигеть. Хотя, чего я удивляюсь, если деньги ничего не стоят. Молоко две с половиной тысячи, картошка две, мясо три тысячи — фантастический мир какой-то. По городу ходят нищие миллионеры.

ЯН. Поэтому надо брать взаймы. У того же Бориса. Но если брать, так уж брать, на московскую квартиру, понимаешь? Этот город для нас кончился, потому что мы кончились для него. Мы ему не нужны.

ИННА. А Москве нужны?

ЯН. Можно для начала снимать квартиру.

Звонок в дверь. Инна встает, идет к двери. Возвращается.

ИННА. Это Антипов.

ЯН. Опять деньги занимать? Нас нет.

Звонок, еще звонок.

Открой и скажи, что я уехал в командировку. На месяц.

Инна идет в прихожую, Ян в другую комнату.

13. 1993-й год

Сергей Крылов, «Девочка моя».

Новый год, елка. Инна накрывает на стол.

ГОЛОС ЯНА. Новый год, Новый год! Кто подарки раздает? Это дедушка Мороз, он вам сладостей принес! За то, что вы дети, лучшие на свете! И вам подарки нужно взять, а потом сейчас же спать!

Ян выходит в костюме Деда Мороза, снимает бороду, шапку, шубу.

ИННА. Счастливы?

ЯН. Надеюсь. Правда, Костик как бы стесняется — типа, я не маленький уже.

ИННА. Хорошо, что мы никого не пригласили и ни к кому не пошли.

Они садятся друг напротив друга, Ян разливает вино.

ИННА. Давай вот за что…

ЯН. Уже тост?

ИННА. Нет, не тост. Давай за то, что я тебя люблю.

ЯН. Нет. За то, что я тебя люблю.

ИННА. Я первая сказала.

Они выпивают, встают, подходят друг к другу, целуются.

ИННА. Давай потушим свет и включим елку.

Ян идет к выключателю. Затемнение.

14. 1994-й год, лето

Таня Буланова и «Летний сад», «Плачу».

Ян в одних трусах говорит по телефону.

ЯН. Я такой жары не помню. А у вас? Слушай, Боря, я вот что… Мне тридцать семь лет, у меня последний шанс. Мне кажется, я ухожу из семьи. Потому что иначе мы тут сгнием заживо. Это называется влачить существование, я не хочу влачить. Я вот что — может, мне комнату для начала снять?

Входит Инна, тихо садится в кресло.

ЯН. Дело не только в работе, хотя в работе тоже. Нашу контору окончательно закрыли, а проектировать дачные домики за три копейки я не хочу. Друг один в автосервис предлагает, хорошие деньги. Но где я и где автосервис? У меня машины даже нет, я даже водить не умею. Да, представь себе. Не в этом дело, Боря. Просто, что-то исчерпалось. Дети — да, я их люблю. Но мы будем видеться, я для них, в общем-то… А с Инной, похоже, все. Зачем себя обманывать? Мне кажется, у нее кто-то есть. (Поворачивается, видит Инну. В телефон.) Извини, у меня тут… Я перезвоню.

Он кладет трубку. Пауза.

ИННА. Настоящий мужчина не будет с посторонними обсуждать свою жену. Это раз.

ЯН. Я не…

ИННА. Это раз! Второе: тебе будет легче, если я кого-то заведу? Да? Ты этого хочешь?

ЯН. Мало ли что в запальчивости…

ИННА. Ты прав, что-то исчерпалось. Иногда мне кажется — жизнь исчерпалась. И у тебя, и у меня. Тебе легче, у тебя папа с мамой. А я одна. Кто мог подумать, что так выйдет… Пойду, соберу тебе вещи в дорогу.

Она встает и выходит. Ян идет в другую сторону.

15. 1994-й год, лето

Таня Буланова, «Плачу».

Круглый столик на ножке завален объедками, уставлен пустыми бутылками. Ян стоит за ним, чистит воблу, обращается к невидимым собеседникам.

ЯН. Мужики, тихо! Тихо, я скажу. Вот эта вобла. Она воняет. Она воняет, как наша жизнь. Поэтому я ее люблю. Да, она воняет. Но эта наша вобла, она родилась тут и тут умрет. То есть уже умерла. Это труп. Но я его люблю. Наша родина тоже труп. Почти. Но я ее тоже люблю. Я люблю наш город. Мотайте за границу, в Москву — на здоровье! А я нужен тут! У меня жена — во! (Выставляет палец). Дети — во! Чего мне еще надо? Работа? У меня отличная работа! Я просто сегодня… Отгул у меня. Я сутками работаю. Я проектирую город-сад. Через десять лет вы не узнаете нашего Мухосранска! Все гнилье снесем! Оно не представляет архитектурной ценности. Поставим малоэтажные дома. Типа таунхаусов. Таунхаус? Ну, это как обычные собственные дома, только в ряд. Этажа два-три, не больше. И… И везде скверы. Много-много зелени. Очень много. И… Не трогайте мою воблу, я сейчас!

Он берет в руки столько пустых кружек, сколько может унести, идет за кулисы. Возвращается в синей робе с большим гаечным ключом в руках. Говорит кому-то, оборачиваясь.

ЯН. Я не трогал у него дроссель вообще! Даже не прикасался, чего он гонит? С какой стати? С моих денег вычитать нечего! Да пошел ты!

Бросает ключ. Звон разбитого стекла.

16. 1994-й год, лето

«Плачу».

Инна говорит по телефону.

ИННА. Ты извини, Боря, я просто подумала… Он собирался в Москву, вот я подумала, что, может, он к тебе… Неделя уже прошла. Он устроился в автосервис, а потом пропал. Родители сходят с ума. Он бессердечный человек. Ладно, извини… Я? Зачем? Или он все-таки в Москве? Ты что-то скрываешь? Извини. Одна? Зачем? Знаешь, я уже это слышала. Почему-то все парни вспоминают, как меня любили в школе. А чего же вы в школе терялись?… Когда? А что случилось? И ты один теперь? Ясно… Нет, Боря, нет. Всему свое время. Ты мне, кстати, тоже очень нравился. Но я стала совсем другая. Ага, лучше, щаз![5] …А куда я детей дену? Они возьмут, но… Свекор еще работает, а свекровь прибаливает. Она помогает, спасибо, но в такой ситуации — сам понимаешь… Так что до лучших времен. Боря, ты веришь, что они наступят? Это для тебя уже наступили. Я серьезно спрашиваю. Я иногда не хочу жить. Совсем. Постой, кто-то в дверь звонит…

Бросает трубку, бежит к двери. Возвращается. Берет трубку.

ИННА. Это Антипов, сосед у нас такой. Приходит только с одной целью — взять взаймы. И, главное, мы ведь ни разу не дали, у нас у самих… А он все равно — раз двадцать уже приходил. Да, такое вот упорство. Можно позавидовать. (Смеется).

17. 1994-й год, лето

«Плачу».

С пьяным хохотом входят Ян и Инна. Правда, Инна не похожа сама на себя: другого цвета волосы, одета ярко, но грязновато. Потому, что это не Инна, а Анна, Аня. Вокруг хлам.