Армагеддон был вчера - Александр Полосин

Я глотнул из бокала, чтобы Коварж не заметил моего облегчения. Его гипотеза была такой же наивной и безнадёжной, как и его симпатии к Яне. Хотя...

– Пожалуй, это интересно, – великодушно согласился я. – Интересно и многообещающе. Да, кстати, о каких растениях – цветах, если использовать вашу терминологию – и животных идёт речь? Если, конечно, вы готовы это сообщить.

Коварж уже находился под расслабляющим действием алкоголя.

– Для вас – все, что угодно, пан коллега! Вы слышали что-нибудь об орхидее Corallorhiza trifida?

– Да, конечно. Из университетского курса ботаники.

– Ну, тогда я вам не скажу ничего нового. То, что она цветет уже в марте, ещё не так удивительно. Но то, что у неё нет хлорофилла...

– Не преувеличивайте, пан коллега! Насколько я помню, внутри стебля этого растения живут грибы, можно сказать, в плену. Корни растения снабжают их питательными веществами, те перерабатывают их...

– Не сердитесь, пан коллега, я не хочу вмешиваться в вашу специальность, но здесь вы немного путаете, – сказал Коварж с торжеством. – Растение, точнее его верхняя часть...

– Цветок? – иронично уточнил я. Разумеется, я отлично знал, как там обстоят дела с Corallorhiza trifida, но мне хотелось проверить его.

– Вот именно, цветок. Так вот, этот цветок фактически утилизирует гриб, который даёт ему питательные вещества. Но и это ещё не все. Растение цветет, даже образует семена, но это, как бы выразиться поточнее, только макеты семян, потому что у них напрочь отсутствует всхожесть. Оно размножается корневищами. А цветёт и плодоносит только для вида, можно сказать, для удовольствия, потому что может обеспечить себя питанием с избытком.

– Хорошо, пан коллега. Я так понимаю, что там вы и нашли свою правовращающую водичку?

– Не во всём растении. Только, как вы говорите, в цветке. Глициды и полный набор аминокислот. Гриб, захваченный растением, абсолютно нормален. С биологической точки зрения, разумеется. Наверно, вам это покажется смешным, но мне это представляется ужасно... ужасно аномальным... чудовищным... Как будто цветок является настоящим эксплуататором, захватчиком, я бы даже сказал...

– Мутацией, – быстро подсказал я. – С точки зрения морфологии это так, но не забывайте, что, скажем, все лишайники, строго говоря, являются таким же симбиозом водорослей и грибов. А водоросли, как должен бы знать и биохимик, всё-таки растения, – не счёл я нужным объяснять, что симбиоз – совсем иное дело: водоросли используют свой хлорофилл для общего снабжения питательными веществами.

– Может быть, вы и правы, пан коллега. В конце концов, это тоже не так уж далеко от моей теории... А знаете, где я обнаружил ещё одну неплохую коллекцию правовращающих аминокислот?

– Откуда же? Я пока ещё не ясновидец.

– В лимфе ящерицы... чёрт, забыл, как её по латыни. Это создание живет в пустыне Гоби и единственное на всей Земле использует вибратор – собственное тело, которое колеблется с ультразвуковой частотой, – чтобы молниеносно зарываться в песок в случае опасности...

Коварж внезапно прервал свою речь и выразительно посмотрел на меня.

– Вы дали мне слово, пан коллега, не забывайте об этом. То, что я вам рассказываю – это итог моей работы в течение нескольких лет. Вы же знаете, какие у нас условия и чего стоило найти всю эту экзотику. Даже с помощью богачей из «Спофы». Вы же мне друг?

– Оставим это, пан коллега, – успокоил его я. – Во-первых, я действительно ваш друг, хотя вы и сплетничаете обо мне с Цирилом, а во-вторых, в благосклонности Роберта Великого и Ужасного я не нуждаюсь. Что касается вашей ящерицы, это выглядит более интересно, чем цветок. Здесь, может быть, чтото есть, – уверенно произнес я, потому что твёрдо знал, что это тупик. Таких диковин в природе сотни и тысячи. Чего стоит хотя бы электрический скат или муравьи и пчёлы со своим сложным языком? Да и обыкновенный уж, если на то пошло, безо всякого ультразвука может зарыться едва ли не в асфальт. Но если Коваржу так уж хочется поразвлечься за государственный счет, то почему бы и нет? В худшем случае это позволит ему хоть немного развеяться и отвлечься от своей безнадёжной неразделённой любви.

– А теперь, наконец, вы, будущий лауреат и венценосец, скажите-ка мне, что же вам надо от меня, скромного заведующего лабораторией зоологии?

Коварж гордо надулся – видно, мысль о Нобелевской премии, пусть даже и в шутке, запала ему в душу.

– Подсказку. Наводку, так сказать. На другие виды организмов, пан коллега. Животные, растения, которые могут оказаться такими же мутациями. Я ведь должен доказать свою теорию, а на двух видах, вы понимаете, это невозможно.

– Это верно, – кивнул я и сделал вид, что размышляю. – А что вы скажете о всей австралийской фауне? Ехидны, утконосы, кенгуру – это же весь третичный период, прямо пересаженный в наш благословенный век!

Коварж легко клюнул на эту наживку.

– Чёрт побери, а об этом я и не подумал, пан коллега! Хотя мне кажется, что вся эта австралийская живность скорее реликт, чем мутация, но попробовать стоит... А ещё?

– Ну, вы ненасытный, честное слово! Раз мы уж начали разбираться с этими курьёзами, попробуйте мечехвоста. В конце концов, последний оставшийся в живых трилобит. Потом эта, как её, – змеевидная макрель. Или латимерия – пусть «Спофа» тряхнет мошной! Кенгуру и коалу можно найти в зоопарке, утконоса тоже, если не у нас, то у соседей, особенно если вам достаточно взять анализ крови. Вот за мечехвостом придётся ехать в Южную Америку. А с живыми латимерией или целакантом – прямо беда, даже и не знаю, куда бы вас направить!

Но Коварж уже понял подвох и засопел, как паровоз, не желая сворачивать в сторону.

– Боюсь, пан коллега, мы с вами не вполне понимаем друг друга. Меня не интересуют курьёзы природы, которые ни с того, ни с сего пережили своё время, а самые обыкновенные виды, животные или растения, которые, однако, обладают сверхъестественными свойствами. Понимаете?

Я отлично его понимал и назвал для приличия несколько малоизвестных видов, о которых вспомнил. Как видно, наукой действительно можно неплохо заниматься даже в таком неподходящем месте, как винный погребок.

На следующий день с самого утра я незаметно отвёл прелестную Яну в сторонку.

– Не дуйся ты так на этого Коваржа, – посоветовал я ей. – Мне кажется, он отличный парень, к тому же влюблён в тебя по уши. Почему бы тебе не быть с ним поласковее?

– И об этом говоришь мне ты?! – она вытаращила глаза.

– Насколько я знаю, о наших с тобой отношениях никто не подозревает, а уж он – тем более. Я ведь не прошу ничего, кроме разговора с ним время от времени – буквально пара слов на ходу. Заведи при случае, хотя бы в очереди в буфете, беседу о его работе, словно для приличия. Он сейчас занимается чем-то интересным и вне себя от радужных перспектив, а с тобой наверняка поделится.

Она пристально посмотрела на меня, тряхнула очаровательной головкой и вернулась в лабораторию. В последующие дни мне доставались разрозненные сообщения о том, как Коварж ведет осаду всех зоопарков республики. Разговоры о кенгуру и утконосах, как видно, всё же возымели действие, и мой молодой коллега не имел ни минуты отдыха. Самого Коваржа я видел пару раз и только мельком. У него был ужасно заговорщицкий вид, и он подмигивал мне при встрече в коридоре, словно намекал на нашу общую тайну. Как мальчишка, думал я.

Объявился Коварж недели через две. Приглушенным, таинственным голосом а ля Джеймс Бонд в трубке внутреннего телефона он попросил о встрече «на том же месте и в тот же час, вы меня понимаете, пан коллега?» Я заверил его в своём добром расположении. В конце концов, я и так бываю в этом ресторанчике через день, и его присутствие мне в любом случае не будет помехой.

Коваржа я нашёл склонившимся над бокалом вина за тем же столиком в углу. Настоящий светский лев, ни дать ни взять! Не успел я пристроиться напротив, он завалил меня своими новостями. С австралийскими реликтами дело не заладилось – кенгуру оказались в полном порядке, берлинский утконос, правда, имел в костном мозге какой-то процент правовращающих глицерофосфатов, но столько, что не стоило и говорить. Мечехвоста он пока не достал, латимерии и целаканта тоже. Я уж было собирался посоветовать ему связаться с Туром Хейердалом и записаться на будущую экспедицию куда-нибудь в тропики, но он не дал мне слова.

– Зато, пан коллега, я нашёл кое-что другое, куда почище! Это настоящая сенсация! Представьте себе, мне в руки неделю назад чисто случайно попал номер журнала по радиобиологии...

Я почувствовал, что у меня вдруг вспотели ладони:

– Вам в него завернули сардельки в буфете, признавайтесь?

Кожарж засмеялся, сегодня его нельзя было сбить с толку ироничными замечаниями. Он буквально упивался своим открытием и выглядел так прекрасно, что в эту минуту понравился бы даже Яне: