Иная реальность - Алек Майкл Экзалтер

Раздосадованный Кирилл сместил свое восприятие ближе к виртуальной грани. Получилось еще хуже. Из подсознания полезли давно забытые кадры, и максимально реалистично он ощутил, как в пароксизме мании величия вождь всех народов мудрый Кирилл Дербанов, попирая ногами мумию врага-предшественника, с хитрым прищуром глядит с трибуны Мавзолея на шествующее по Красной площади пушечное мясо, время от времени затягиваясь из трубки ароматным дымком "Герцоговины-Флор".

А Гитлер, говорят, не курил. Какая тебе разница? Все равно тоталитарная мерзость получается.

Мерзопакостная это штука — тварный мир и я в нем, мегаломаньяк хренов. Ну и типус! Конебык хатежинский! Остальные туда же — мясомолочная продукция. Мычат и телятся. Пожалуй, нет, ужимки и прыжки. Скорее, питомник обезьяний на выгуле. Стоп, машина! Эк, тебя в двух мирах разобрало, сударь мой! На зеркало мартышка пенять стала? Очки одень, павиан бесхвостый! И стеклышки протри, телятина дербановская.

— Леон, тебе не нравятся человеческие тела?

— Отнюдь. Тела человеческих существ и их души прекрасны, но очень хрупки и уязвимы. В этом ваше несовершенство. Нельзя не признать, безукоризненное совершенство и безупречная надежность в материальном мире есть недостижимый идеал. Мое предназначение — оберегать ваши недолговечные органические тела и ваши ранимые души. Тогда мы сможем вместе приблизиться к идеалу. Ты, я, Вирта, Катя…

— Друзья мои, прекрасен наш союз! Тебе бы, мой хороший, твои ролики тогда по-иному надо снимать, по-чеховски, чтобы там и душа, и мысли, да сиськи с письками обоих полов выглядили прекрасно и чудесно. А то ты мне, товарищ геноссе режиссер, какую-то коммуно-фашистскую документалистику подсунул. Нашелся тут Леон Эйзенштейн-Рифтеншталь четырехлапый! Важнейшее из черно-белых искусств он, видите ли, освоил. Левый марш изобразил. Марширен, марширен в обезьяньем питомнике…

— Кирилл, ты ошибаешься. Я вижу все иначе. Люди — не животные. Ты взглянул лишь на небольшую толику того, что воспринимают мои сенсоры. Я — не бездушный объектив видеокамеры. Я вижу и чувствую. Но ты прав, я — не кинорежиссер и я никому не могу передать свое видение этого мира. Поверь мне, Кирилл. Я вовсе не хотел тебя обидеть. Клянусь, я больше никогда не буду сохранять файлы с твоим изображением. Но ты позволишь мне и дальше снимать с моих сенсоров другие данные для архива?

— Валяй. Может сгодится.

М-да, хороший песик. Пишу я, Кира, впечатления в вдогонку. Когда состарюсь, издам книжонку. Чтобы читать в общественном парижском туалете или в скором поезде Париж — Берлин — Москва. Сплошная чемодания в стиле "Большая Германия". Гросс Дойчлянд юбер алес. И алес капут-капут… Эврика!

— Вирта, ты уже спишь?

— Нет, Кирилл.

— Пошли отрываться в "Тоттенштайн". Нас уже давно пятая миссия дожидается.

— Сюжет готов?

— В общих чертах. Действовать будем по обстоятельствам. Игра сама себя покажет.

— Ничего, где надо, на ходу сценарий подправим. Где ты Гаий, там я Гайя.

— Время пошло. Погружение на счет три. Раз, два…

… Первым делом самолеты, мелькающие внизу на аэродроме, и не потом, а в данный момент девушка Вирта в кресле первого пилота тянет на себя штурвал взлетающего непонятно какого, но судя по надписям на приборных панелях немецкого бомбардировщика. Кирилл в кресле второго пилота вытирает пот со лба. Взлетели. А то он думал, что совсем кранты. На обоих одинаковые неудобные летные комбинезоны, белые шарфики и кожаные шлемы. За спинками пилотских кресел свалены два трупа фашистских летчиков. Впереди миссия без руля и без ветрил, без связи и высокотехнологичной оснастки орбитальных десантников. Сплошной ХХ век, отсталый и отстойный. Вот тебе и на, из космического огня да в земное полымя.

Пусть где-то на планете Земля тетя Груша моет спину дяде Ване в колхозной бане, другие — в джакузи на орбите. Кирилл с Виртой предавались различным гигиеническим процедурам вдвоем в акватической кают-компании, когда на всех палубах орбитального военно-транспортного модуля передового базирования раздался рев сирены общей тревоги.

— Пустяки, дело пилотское. Пущай отбиваются от противника, коли им так приспичило. Эй, друганы, воюйте, там себе на здоровье.

— Наши астролетчики — славные ребят. Космос — их дом. Им сверху видно все. Ты так и знай.

— Не знаю я ничего и не желаю знать, пока ты со мной, моя милая…

На колокола громкого боя, шум, суматоху, вибрацию основных двигателей, угрожающий скрежет пиллерсов и шпангоутов внешней обшивки, а также на два последовавших затем могучих гравитационных удара, милующаяся парочка тоже не обратила никакого внимания, пока после третьего прямого попадания, наверняка какой-то аннигиляционной дурой-боеголовкой, в кранах не стало воды, не погасло аварийное освещение и не прозвучал сигнал угрозы разгерметизации внутренних переборок палубы отдыха личного состава непобедимой орбитальной десантуры. Пришлось, в чем были, в мыле выскакивать в коридор, где с диким свистом улетучивался воздух, уходя в ближний космос. Кое-как втиснулись вдвоем в первую попавшуюся индивидуальную спасательную капсулу, в спешке выкинув из нее все, что смогли, и с орбиты, тесно обнявшись, иначе бы не поместились, на автопилоте прямиком на поверхность, без оружия и обмундирования. Приземлились удачно, хоть и не мягко, в густом лесу. Вылезли, искупались в болотце с бензиновыми разводами. Это хорошо. Люди, ау! Смыли с себя амортизирующую пену после капсулы и мыло, благополучно доставленное прямо с орбиты.

— Пошли, сисястая, портки себе искать. Голяком много не навоюешь.

— Ах, здесь мужчина! Мужчина, что за невоспитанность? Отвернитесь! Женщина хочет пи-пи.

— Мужчина тоже.

Традиционно пометили территорию — хорошая примета у орбитальных десантников, — и пошли одеваться-вооружаться тем, чем их могли снабдить непредсказуемый сценарий и нелинейный сюжет. Главное — выжить, и вернуться к своим. Выжили. Вернулись. Но до того неблагоприятные обстоятельства в неясной обстановке нашу десантуру основательно потрепали.

Определились на местности. Судя по ментальной проекции от имплантированных навигационных маячков, Кирилл с Виртой оказались в Тюрингии у самой разгранлинии восточной и западной зон оккупации Германии, уже поделенной союзниками, но еще не до конца захваченной. Ага, сказки Тюрингенского Леса, май месяц, мешанина из войск американцев, русских и немцев. А вот и двое под кустиком, неизвестно чьи летчики-молодчики очень большую нужду справляют. У, засранцы. Придушили обоих. Ох, уж эти немцы, комбезов приличных пошить себе не могут. А пистолетики у них ничего, симпатичные такие, девять миллиметров и магазинчик на восемь патрончиков. Шарфики такие беленькие, платочки…

…Вот мы и дома с Виртой в пеньюаре. А в этом мире попка у нее помягче будет, чем на орбите.

— Спасибо за доставленное удовольствие, Вирта.

— Взаимно, Кирилл.

— Отметим благополучное возвращение?

— Спрашиваешь! Тебе чего принести, коньячку или сухого?

— Давай сухого, но не слишком. И обсудим диспозицию на завтра.

* * *

В половине четвертого кухарка Катерина у себя на кухне поила хозяина сладким растворимым кофе с молоком и горячими пончиками, внимая хозяйским указаниям:

— За продуктами не ездить. Обойдемся наличными припасами. В округе неспокойно. Я в Хатежино. Буду к вечеру. Если что, позвоню.

— Кирилл Валерьевич! Мне бы сегодня за сметанкой и творожком на Зацепскую ферму? Свининки еще бы нам…

— Только если, Катя, ты с кем-нибудь скооперируешься и попросите охранников из нашего Царского вас сопровождать до Зацепы и обратно. Я их тоже об этом попрошу. И береги себя тут.

— Храни вас Господь, Кирилл Валерьевич.

— Ну, со святыми помолясь и в путь-дорожку фронтовую.

— Вирта! Эффектор готов?

— Так точно, товарищ оперативный дежурный, ваш дубликат-приманка находится в полной боевой экипировке и в бронежилете, оружием и боекомплектом обеспечен, а также туалетной бумагой и презервативами.

— Отставить шутки, помдеж! Оптимальный радиус его действий гарантируешь?

— Пока два спутника сидят на своих геостационарных орбитах, однозначно.

— Надо бы ему для полного счастья из Хатежина РПГ с несколькими выстрелами подкинуть и пару-тройку одноразовых гранатометов.

— Подкинем, нет проблем, командир. Ему бы еще пулеметик потяжелее…

— Где же я тебе, милая, в четыре утра станковый пулемет-то найду? Ты еще предложи его безоткатным орудием навьючить…

— Предложила бы. Да кто ж нам, бедным, его даст? Разве что догонят и еще раз дадут по кумполу.

— Нас… догонишь.

— Догонят и разгонят, если по одежке протягивать ножки в теплом гробике.

— А как же! Держи голову в холоде, живот в голоде, а ноги — в тепле. Погнали наши городских!