Первая Мировая война - Анатолий Уткин

Барку ничего не оставалось, как напомнить, что Россия может просто оказаться не в состоянии продолжать войну. Эта страшная угроза сработала мгновенно, Пуанкаре согласился кредитовать новые закупки.

Запад значительно расширил свои функции арсенала Востока. В начале войны русские закупки в Америке составляли довольно скромную сумму - 35 миллионов долларов в год, но давление военного времени быстро привело к их росту - до 560 млн. дол. к лету 1917 г. В середине июня 1915 г. Китченер разместил в Соединенных Штатах заказ на 12 миллионов артиллерийских снарядов для России. Примерно таким же был масштаб увеличения американских инвестиций в России. Лидерами американского вторжения на русский рынок были компании "Зингер" и "Интернешнл Харвестер". В результате первого года войны Россия оказалась должна Британии 757 млн. фунтов и 37 млн. фунтов Америке.

В портовых центрах, прежде всего в Архангельске, строились огромные хранилища. В них складировались поступившие из Британии купленные российским военным ведомством под английские кредиты 27 тысяч пулеметов, миллион ружей, восемь миллионов гранат, триста самолетов, 650 авиационных моторов, два с половиной миллиарда патронов. Вывезти все это к войскам составляло проблему. Военный представитель Британии при русской армии полковник Нокс видел в Архангельске в октябре 1915 г. "огромные запасы на складах в порту - медь, свинец и алюминий, резина и уголь, не менее 700 автомобилей в деревянных каркасах".

Чтобы расширить пропускные возможности Архангельска, англичане работали на железной дороге. На строительство железной дороги к Петрограду нанялись тридцать тысяч строителей из волжских районов, пять тысяч из соседней Финляндии. Но реализовать строительные планы в суровом северном краю стало возможно лишь с прибытием 10 тысяч китайцев и 15 тысяч пленных немцев. Дорога была построена за полтора года.

Нижайшая точка

Отступление русских войск на восток продолжалось. Но немцам снова не удалось окружить основные русские войска, они отступали, сохраняя порядок. Видя несчастья России, лидеры Запада пришли к выводу, что промедление грозит катастрофой. Китченер с солдатской прямотой заявил, что "мы можем потерять и Россию и Францию". В конце августа Китченер уведомил русских, что англичане и французы при первой же возможности начнут наступление на Западном фронте. С сентября 1915 г. Запад отбрасывает "альтернативную" стратегию - удары по периферии (имеется в виду прежде всего попытка захватить Константинополь после высадки на Галлиполийском полуострове). Он начинает искать пути к успеху не на балканском или других фронтах, не ожидая чудес с Восточного фронта, а увеличивая активность собственно на Западе, в Северной Франции.

Россия тем временем начала терять земли восточнее Польши. Ставку особенно страшила потеря Риги. Спешно была сформирована прикрывающая Ригу Двенадцатая армия. И немцы явственно усилили свой интерес к Курляндии, Людендорф работает над планами наступления на этом направлении. Он недоволен лобовым наступлением. "Нам отчетливо видно, что Макензен, Войрш (центр) и Галвиц, возможно, смогут заставить русских отступать, но не до решающей черты"{333}.

Расхождения Людендорфа с Фалькенгайном приобрели жесткий характер. Людендорф заявил, что элементарной истиной военной науки является предпочтение ударов по флангам лобовым действиям. На что Фалькенгайн жестко ответил, что "удачные действия на флангах возможны лишь в случае жесткого давления в центре". В данном конкретном случае Фалькенгайн был прав.

Поражения 1915 г. стоили России 15% ее территории, 10% железнодорожных путей, 30% ее промышленности. Одна пятая населения российской империи либо бежала, либо попала под германскую оккупацию. Общий отход русской армии сопровождался бегством огромных масс населения, миллионы беженцев запрудили со своим скромным скарбом дороги. Основной поток пришелся на дороги между Варшавой и Брест-Литовском. Генерал Гурко пишет:

"Люди, воевавшие в нескольких войнах и участвовавшие во многих кровавых битвах, говорили мне, что никакой ужас битвы не может сравниться с ужасным зрелищем бесконечного исхода населения, не знающего ни цели своего движения, ни места, где они могут отдохнуть, найти еду и жилище. Находясь сами в ужасном положении, они увеличивали проблемы войск, особенно транспорта, который должен был двигаться по дорогам, заполняя все дезорганизованной человеческой волной... Только Бог знает, какие страдания претерпели они, сколько слез пролили, сколько человеческих жизней было принесено ненасытному Молоху войны"{334}.

Толпы эвакуированного населения создали новую опасность - ее среди постигших Россию несчастий выделил министр сельского хозяйства Кривошеий: "Из всех суровых испытаний войны исход беженцев является наиболее неожиданным, самым серьезным и труднеизлечимым... Мудрые стратеги немцев создали этот поток, чтобы запугать противника... Болезни, печаль и нищета движутся вместе с беженцами на Россию. Они создают панику и уничтожают все, что осталось от порыва первых дней войны... Это тучи насекомых. Дороги разрушаются, и вскоре уже невозможно будет подвезти пищу... Будучи членом совета министров, я утверждаю, что следующая миграция населения приведет Россию во мрак революции".

Число беженцев достигло в 1915 г. десяти миллионов человек. А на фронте в этом страшном году погибли миллион русских воинов и 750 тысяч были взяты в плен.

Ветер дул в германские паруса. 18 сентября 1915 г. их войска вошли в Вильно (еще 22 тысячи русских пленных). В октябре германское командование Восточного фронта перевело свою штаб-квартиру в Ковно, на те самые берега Немана, где Наполеон столетием ранее наблюдал за переправой своих войск, направляющихся к Москве. С падением Ковно линия фронта, резко оттесненная на восток, стала почти прямой линией, проходящей от Риги до румынской границы через Ковно, Гродно и Брест-Литовск. Переводя штаб в Ковно, генерал Людендорф сообразовывался не только с необходимостью быть ближе к действующей армии. Сбывалась давнишняя мечта прусских юнкеров: впервые за два столетия после Петра появлялась возможность вытеснить Россию из прибалтийских провинций. Людендорф позднее писал: "Я был полон решимости восстановить на оккупированной территории цивилизаторскую работу, которой немцы занимались здесь многие столетия. Население, представляющее собой такую смесь рас, не может создать собственную культуру, оно поддастся польскому доминированию".

Чтобы избежать этого, Литва и Курляндия должны управляться германским принцем и быть колонизованы германскими фермерами. Сама же Польша "должна признать германское главенство"{335}.

Назначенный генерал-интендантом оккупированных земель Эрнст фон Айзенхарт-Роте организовал собственную систему управления завоеванными землями. Господствовал суд военного трибунала, политическая деятельность была запрещена, собрания объявлены вне закона. Учителями могли быть лишь немцы, а языком обучения - немецкий язык. Некогда царь Александр I учредил в Вильне польский университет. Людендорф запретил любое высшее образование на любом языке, кроме немецкого.

Двадцатого августа 1915 г. германское правительство получило в рейхстаге все затребованные на войну деньги. Лишь один депутат - Карл Либкнехт - голосовал против военных ассигнований. Депутаты в то время не знали, что на гребне военных успехов германское правительство предложило России заключить сепаратный мир. Разумеется, он был основан на идее сохранения германских территориальных приобретений на Востоке. Истекая кровью, Россия все же ответила, что мир невозможен до тех пор, пока на российской земле находится хотя бы один немец. В русскую армию были призваны еще два миллиона солдат, но они нуждались в подготовке, для этого требовалось время. А пока пал Белосток, сдан Луцк, еще несколько тысяч русских солдат попали в германский плен.

Следующим своим приказом кайзер наметил Финляндию. 8 августа по его приказу был создан двухтысячный финский батальон для участия в боях на Восточном фронте. В обстановке секретности в русской Финляндии рекрутировались добровольцы для борьбы против русской армии. Тайными тропами они переправлялись в Германию. Через девять месяцев финский батальон уже участвовал в боях.

На Западе начали ощущать трагизм происходящего. 15 июля 1915 г Эдвард Грей поведал канадскому премьер-министру Роберту Бордену: "Продолжение войны приведет к низвержению всех существующих форм правления".

18 августа 1915 г. лорд Китченер посетил штаб-квартиру британского экспедиционного корпуса во Франции, чтобы сказать генералу Хейгу, что с русскими на Восточном фронте "обошлись жестоко", русским грозит серьезное общее поражение, им следует помочь. Черчилль видел Китченера в эти дни. "Он смотрел на меня со странным выражением на лице. Казалось, что он хочет поведать некую тайну. После многозначительного молчания он сказал, что согласен с французами - необходимо большое наступление во Франции".