Кот в малиновом тумане - Кэрол Дуглас

Я поневоле почувствовал укол тревоги за свою нахальную дщерь. Возможно, она одержима странными новомодными идеями; возможно, она недостаточно учтива со старшими, особенно со мной; возможно, она способна на убийство себе подобного, но все же она — моя собственная кровь, плоть и шерсть. И я невольно гордился ее отчаянной храбростью, позволившей ей напасть на бывалого чувака, в три раза большего по размерам.

Любой дважды подумает, прежде чем встревать между двумя представителями семейства кошачьих во время проявлений их чудовищной ярости, однако у Полуночника Луи свои правила, и его путь ясен. Я должен был предотвратить увечья невинного чувака, которого вот-вот превратят в суши только потому, что перепутали с вашим покорным слугой, по совместительству отцом дерзкой девчонки с сердцем льва.

К тому же, я должен был уберечь свою идиотку-дщерь от пожинания плодов ее ошибочной мести, которые могут быть столь же неприятны, как плоды кактуса, называемого в народе «кошачий коготь».

Я рванулся вниз, добавив свой собственный великолепный вопль к общему процессу.

Хм.

Я забыл, что резкие движения после принятия еды, хуже того, смешанной еды — белков и углеводов за один прием — могут иметь неприятные последствия. Так что мне пришлось притормозить, чтобы рыгнуть. К счастью, соперники были слишком заняты и не услышали этого явно не воинственного звука.

Я мгновенно оправился, привел свою собственную великолепную шерсть в состояние, напоминающее куафюру Филлис Диллер[95], и спрыгнул вниз, приземлившись точно между двумя враждующими сторонами.

Разозленные до предела в процессе подготовки к драке и взбешенные неожиданным вмешательством, они перевели свои взоры на меня, и их яростное шипение сделалось совсем истерическим.

Я сделал медленный пируэт, как учитель боевых искусств, окруженный наглыми учениками, и заговорил еще медленней, аккуратно выбирая слова и придерживаясь завораживающего низкого регистра, чтобы разоружить воюющие стороны.

— Держите… себя… в руках, — предложил я им своим самым низким баритоном, представляющим из себя нечто среднее между мурлыканьем и рыком.

— Кем ты себя вообразил? — предъявила претензию моя, предположим, дщерь. — Кис-Конгом?

Я поклонился. Я не считаю себя фигурой, достойной руководить всеми котами в мире, однако вполне способен достоверно изобразить таковую, дабы избегнуть трагедии.

— Слушай, проходимец, — сказала она спесивым тоном, что было весьма наивно с ее стороны. — Убирайся с дороги. Это семейное дело, кровная месть. Я не нуждаюсь в том, чтобы какой-то престарелый гостиничный клоун указывал мне, что делать. Этот чувак — мой беглый отец.

Она оскалилась в сторону последнего, и я повернулся к нему.

Хм. Он был о-очень большой сукин сын. Я тут не использую неприличное выражение, это всего лишь терминология заводчиков по отношению к семейству собачьих, а этот чувак был уж точно больше комнатной собачки. Его ярко-зеленые глаза испускали, фигурально выражаясь, искры, а из пасти, натурально, летела слюна.

— Слушай, попрыгунчик, — прорычал он, плюясь, — Уйди с дороги! Я был оскорблен и атакован этой приблудной швалью! Никто не смеет отрывать Гуляку Луи от его вполне заслуженного послеобеденного вылизывания!

Я крутанулся на месте, повернувшись к Икорке:

— Ну, ты видишь? Его зовут Гуляка Луи, а не Полуночник Луи. Это не тот парень.

— Он мог сменить имя, — выплюнула она, не собираясь сдаваться. Ни один волосок не прилег на ее загривке. Хотел бы я знать, каким гелем она пользуется. — Он мог узнать, что я ищу его. В одном я уверена: он больше не обитает в «Хрустальном фениксе».

— Хрустальный феникс? — Гуляка Луи выглядел слегка озадаченным. — Это что — стеклянная птичка?

— Давай-давай, изображай святую невинность! — сказала Икорка. — Не сомневаюсь, что именно такими подходцами ты соблазнил меньше года назад мою бедную придурочную мать. Ее, конечно, здесь нет, чтобы высказать тебе, кто ты есть на самом деле, но я за нее наплюю тебе в бесстыжую рожу! Ты безбожный, безответственный, собачий проходимец, которого я бы постыдилась назвать своим отцом, так что лучше стереть тебя навеки с лица земли!

— Мать?.. Отец?.. — одно заостренное ухо Гуляки Луи слегка дернулось. — Я вас правильно понял, леди? Вы думаете, я тот несчастный, кто сподобился быть вашим отцом?

— Я так и знала, что ты начнешь отпираться! — прорычала она.

Гуляка Луи покачал своей массивной головой. Я заметил шрам, пересекающий его челюсть. Его морда поседела в боях, которые он вел с жестоким миром.

— Я не тот чувак, которого вы мечтаете истребить.

— Тебя зовут Луи!

— Это правда, так меня зовут, и всегда так звали.

— Полуночник?

Он опять покачал головой:

— Нет. Полночь никогда не была лучшим временем для меня. Три часа ночи — другое дело. Кстати, мисс, я никак не могу быть вашим столь ненавидимым предком. Год назад меня не было в Неваде.

— Докажи!

Он уселся на свой черный хвост.

— Это будет трудновато. Я мог бы выжать признание из мистера Мотыги Лоннигана, хозяина ресторана, но двуногие обычно притворяются идиотами, когда кошачьи пытаются устроить им перекрестный допрос.

— В таком случае, мистер, тебе каюк.

— Что заставляет вас думать, что я являюсь вашим отцом?

— Когда я родилась, меня назвали Полуночницей Луизой, и мама говорила, что я — вылитый отец. Я выяснила, что его звали Полуночник Луи, а такой персонаж весьма известен в окрестностях Лас-Вегаса, как забияка, бабник, гоняющийся за каждой пушистой штучкой, которая попадется на глаза, и, вдобавок, сотрудничающий с двуногими.

— Хм, — Гуляка Луи расслабился настолько, что задрал лапу и с отсутствующим видом лизнул ее. — Неплохо. А кто такой этот проныра, рискнувший встать между нами?

Икорка сверкнула в мою сторону золотыми глазами:

— Да так, один ничтожный домашний котик. Безвредный, хотя немного туповатый.

Я лишился дара речи настолько, что даже не мог в нее плюнуть.

Я! Лечу! С риском для жизни! Туда, куда дикие кошки боятся ступить! Между двумя враждующими сторонами! Между двумя яростными комбатантами! Не думая о себе!..

— Слушай, — я хотел прошипеть «сестренка», но это не слишком соответствовало обстоятельствам. — Слушай, ты, маленькая дрянь! Если бы ты унаследовала хотя бы половину мозгов твоего старика, ты бы не явилась сюда, обвинять постороннего чувака. Ты до сих пор не поняла, что Полуночник Луи — это я! Полуночница Луиза, как же!.. Твоя мама совершила прискорбную ошибку. Для подобного имени тебе не хватает породы.

— Ты!.. — она оглядела меня со всех сторон, как будто никогда раньше не видела. — Ты же просто толстый, старый якобы сыщик с претензией на величие! Мой отец — крутой чувак. Мой отец — ужас и террор темных аллей и проходных дворов! Мой отец — скотина, но он спас «Хрустальный феникс» и жизнь Джонни Даймонда…

— И вычислил убийцу на книжной ярмарке, и выручил из беды Бэйкера и Тейлора, корпоративных котов, несмотря на их загнутые уши и жуткий акцент, а также пришпилил серийного убийцу на конкурсе стриптизеров. Да, многое случилось после того, как мы с твоей мамой разошлись, как в море корабли.

— Разошлись! Ты ее бросил! Так же, как и нас, детей!

— Она сама так хотела. Ей не нравились мои ночные дежурства, опасности моей работы. Говорила, что она и дети будут в большей безопасности, если мы расстанемся. Почему бы она назвала тебя в мою честь, если бы ненавидела меня?

— Она… не соображала, что делает.

— Очевидно, ты-то соображаешь. Послушай, дитя мое. Мой старик тоже бросил нас. Так всегда бывает в жизни. И это лучше для всех. Я не ищу его и не держу на него зла. Фактически, я знаю, где он, и, если бы выбрал путь мести, я мог бы добраться до него и задать хорошую трепку. В конце концов, он ведет роскошную жизнь на рыболовецком траулере на северо-западе Тихого океана, качаясь на волнах, получая любые креветки, какие пожелает, поглощая тунца и лосося, и не вспоминая обо мне и моих братьях и сестрах. А также о тебе и твоих родных. Но разве я его обвиняю? Нет. У каждого свой путь…

Неожиданно сильный тычок в плечо прервал мою речь. Я развернулся, готовый к драке. Я спас этому чуваку шкуру, усы и хвост, а он нападает на меня со спины?!..

— В чем дело? — спросил я грубо.

Гуляка Луи склонил свою огромную потрепанную башку и подмигнул мне зеленым глазом:

— Хотел поздороваться. Ну, здравствуй. Сынок.

Глава 32

Исповедник на доверии

Мэтт сидел, глядя на телефон. Дело отца Фернандеса было закрыто, но оставалось еще одно. Ему предстоял завершающий, самый неприятный звонок в жизни, половину которой он в последнее время проводил на телефоне.

Номер выглядел так невинно, записанный его красивым, выработанным еще в школе, почерком на маленьком листке для заметок. Синяя шариковая ручка на бледно-желтом. Этот унылый желтый цвет вполне соответствовал его настроению.