Секрет Сабины Шпильрайн - Нина Воронель

Он действительно собирался сделать мне предложение, но не в том смысле, о котором я сначала подумала. Он расстелил на столе несколько страниц, в заголовке первой я увидела слово «Контракт». «Ты только не перебивай меня, а дослушай до конца, - начал он. – Речь идет о маминой книге. Я навел справки и выяснил, что есть специалисты по обработке разрозненных рукописей, но мама и слышать не хочет о ком-нибудь другом, кроме тебя, хоть ты совсем не специалист. Когда я попробовал настаивать, она даже пригрозила мне, что ей легче уничтожить весь материал, чем впустить чужого человека в свою душу. Я попытался просмотреть этот ужасающий ворох бумаг и понял, что речь и впрямь идет о ее душе. И поэтому я хочу сделать тебе предложение – я заключаю с тобой контракт на обработку маминых воспоминаний на три года, и буду платить тебе за эту работу пятнадцать тысяч рублей в месяц».

Я возмущенно вскочила на ноги: «Что значит – платить? Я и так собираюсь обработать ее воспоминания без всяких денег!» Марат протянул руку и усадил меня обратно на стул: «Лилька, когда ты станешь взрослой? Посмотри на свою жизнь: ты в течение года должна написать и защитить диссертацию, теперь приехал Феликс, и у тебя станет гораздо меньше свободного времени, там более, что быт у тебя будет нелегкий. Я узнал, что пост-док у вас получает гроши, и ты тоже не Бог знает сколько, а за всякую мелочь, освобождающую время, тебе пришлось бы платить, если бы было, чем. Кроме того, глядя на вас, я предполагаю, что ты очень быстро залетишь, и ко всему еще добавится забота о ребенке. То есть, если у тебя не будет ограничительного срока и денег на облегчение быта, ты эту книгу не закончишь даже за долгие годы. А я хочу, чтобы книга была готова как можно скорей».

Не знаю почему, но его предложение меня оскорбило и я постаралась дать ему сдачи: «Ты в своем бесчеловечном мире все меряешь деньгами! Ты не понимаешь, что я буду работать над этой книгой не ради денег, а ради любви!» Он положил свою большую ладонь на мою руку и я почувствовала его внутреннюю дрожь. Он сказал очень тихо: «Не старайся, ты не можешь сделать мне больней, чем уже сделала. Ты не представляешь, что я пережил, услышав голос Феликса в телефоне. Ведь я почему-то вообразил...»

Вдруг он быстро прервал сам себя, снял свою ладонь с моей и шепнул: «Смени выражение лица. Сюда идет Феликс!» Феликс? С какой стати? Не знаю, какое выражение лица у меня было до того, но я сменила его на возмущенное и лицемерно выкрикнула: «За эту работу деньги получать стыдно!» В ответ на что Феликс за моей спиной спросил: «О чем у вас спор?» Я живо обернулась и сказала не менее возмущенно: «Почему ты здесь? Мы не договаривались!»

Феликс сел на свободный стул и отхлебнул кофе из моей чашки: «Ну и бурда! Такой кофе нам давали в детском саду в Ростове. Так о чем у вас спор?»- «Нет, сначала скажи, зачем ты сюда пришел?» Феликс засмеялся: «Ты не поверишь! Я пришел срочно просить тебя выйти за меня замуж!» – «Почему здесь и почему срочно?» – спросил Марат. «Это все штучки твоей хитрожопой мамаши. Если Лилька срочно пойдет к какому-то административнику и заявит, что мы немедленно отправляемся в ЗАХЕС жениться, нам дадут трехкомнатную квартиру в Линином доме. А не то меня поселят в общежитии в другом конце академгородка».

Марат захохотал: «Узнаю материнскую руку. Ладно, Лилька, катись к административнику, но сначала подпиши контракт». «Что за контракт?» - удивился Феликс и взял разложенные на столе листки. «И не подумаю!» – заорала я. Но Феликс, прочитав первые фразы контракта, пожал плечами: «Почему ни за что? Это очень трудная задача, и со стороны Марата весьма благородно взять часть расходов на себя». – «Я так и думал, что ты умница, Феликс». И спросил: «Так что, Лилька? Может, ты снизойдешь?»

Я поняла, что мне не выкрутиться, и согласилась, добавив: «Но за такую работу пятнадцать тысяч рублей в месяц мало, придется платить двадцать». – «Вот женщина! – восхитился Марат. – Только что объявляла, что работать над книгой за деньги стыдно, и тут же начала торговаться из-за денег. Ладно, пусть будет двадцать». Я ответила: «Если уж продаваться, то стоит хотя бы не продешевить». Марат переписал сумму и дал мне подписать: «А теперь бегите в ЗАХЕС и вечерком заскочите к маме на прощальный ужин».

“А как же отвальная с дружками?” – я с самого начала подозревала, что он эту отвальную выдумал, чтобы встретиться со мной наедине. Марат затряс головой: “Мама разобиделась, что я последний вечер проведу не с ней, и мне пришлось отказаться. Вы же знаете мою маму – с ней лучше не спорить”.

ЕЛЕНА СОСНОВСКАЯ, МОСКВА, 2009 ГОД.

Вчера ночью Лина умерла.

Даже когда я пишу эти слова после похорон, я не могу в это поверить. Всю свою жизнь я прожила рядом с ней. Конечно, я познакомилась с ней, когда мне было семнадцать лет, но можно считать, что до той встречи в коридоре Харьковского университета я еще не жила, а только готовилась жить. Я была неуклюжим комком несчастной души, и Лина слепила человека из этого комка. Вполне удачного человека, как сказал бы Феликс.

Вообще, Феликс слишком часто бывал прав – и когда заставил меня подписать контракт с Маратом, и когда ревниво заметил, что Марат сделал на меня стойку. С тех пор прошло пять лет, а это большой срок для человеческой жизни. Я действительно почти написала книгу из Лининых обрывков, несмотря на все трудности нашего сибирского быта. И должна признаться, что без денег, предложенных Маратом за эту работу, я вряд ли смогла бы завершить ее не только за пять, но и за восемь лет.

За эти годы я вдобавок завершила и защитила диссертацию, несмотря на то, что довольно быстро залетела и родила дочку, которую мы назвали Сабина. Осенью 2004 г., когда я была беременна Сабинкой, мы с Линой съездили в Ростов, чтобы ясней представить себе город, о котором мы пишем. Мы съездили в Змиевскую балку, чтобы посмотреть на памятную доску с надписью: «11-12 августа 1942 года здесь было уничтожено нацистами более 27 тысяч евреев”.

Не знаю, как бы мы управились со всеми этими задачами, если бы не деньги Марата и не прелестная трехкомнатная квартира, которую нам устроила Лина. Почти каждый день книга съедала несколько часов и продвигалась вперед медленно, но верно. Главным исполнителем обработки текстов была я, но мне очень помог Марат, который, как оказалось, отлично владел немецким языком. Он вычитал из немецких источников интересные сведения о Сабине и Юнге. «Откуда у тебя такой немецкий?» – как-то спросила я. «Неужели неясно? Теперь я понимаю, что мама воспитала меня в точности так, как ее воспитала Сабина. Первое, что я помню о себе, это чтение раскрашенного немецкого экземпляра «Рейнеке Лиса».

Сведения о Сабине после начала Первой мировой войны были обрывочные и грустные. Все годы войны Сабина вынуждена была оставаться в нейтральной Швейцарии, где не очень почитали учение Фрейда и его последователей. Потеряв весьма сомнительную работу в Лозанне, она переехала в Женеву, где стала понемногу утверждать себя и психоанализ. Но все это время она вынуждена была зарабатывать деньги для содержания себя и не слишком здоровой Ренаты. Ей это было нелегко – избалованная с юности постоянной материальной поддержкой состоятельных родителей, она не привыкла заботиться о хлебе насущном.

Война и революция лишили ее родительской помощи, а муж, мобилизованный в Русскую армию, не подавал никаких признаков жизни. Сначала ей не хватало денег на няню, потом стало не хватать на съем жилья, а Рената все чаще кашляла и хворала. Так что большую часть этих лет она устраивала дочку в больничные санатории, чего та всю жизнь не могла ей простить. Но все эти препятствия не помешали ей поддерживать странные, так до сих пор и не до конца распознанные, отношения с Юнгом.

Марат внимательно прочел все, что написано о Юнге и многое из того, что написано самим Юнгом. Несколько лет после разрыва с Фрейдом Юнг действительно был как-то странно болен, нигде не работал и почти ни с кем не переписывался. Но к 1916 году он опять вступил в переписку с Сабиной, из чего можно заподозрить, что они время от времени продолжали встречаться. Вчитываясь в «Дневники Юнга» тех лет, Марат откопал там очень интересную запись, которую я могу передать в своем пересказе.

Как-то сидя над очередной рукописью, Юнг начал мучиться вопросом, который не давал ему покоя много лет: что такое его труды – наука или искусство? Этот вопрос был не праздный, потому что его яростные противники-фрейдисты непрерывно упрекали его в недостаточной научности и недоказательности его идей. Как всегда, в результате таких метаний у него началась сильная головная боль, от которой сознание его стало меркнуть. И вдруг в настигающей его тьме раздался ясный и четкий женский голос, сказвший: «Это – искусство». В тот же миг тьма рассеялась и в душе воцарился необычайный покой.

Он напряг все силы своей памяти, чтобы вспомнить, где он слышал этот голос. И вспомнил – это был голос Сабины! И ему стало ясно, что именно Сабина была его АНИМА, или по его же определению, женская часть его души. Он свято верил, что каждый мужчина ищет в жизни слияния со своей анимой, и потому решил, что его странное психическое расстройство вызвано его добровольным отказом от такого слияния с Сабиной.