Сломанный меч - Толеген Касымбеков

готовы спалить юрту, поставленную достославным Нарбото-бием во имя объединения узбеков, киргизов, кипчаков…

У Абиль-бия внутри все кипело, но больше он ничего не сказал, только зубы стиснул. Об убийстве Домбу он самолично известил орду, самолично отправил туда и собранное в счет налога имущество. На Домбу он списал все грехи, успокоил чернь и тем самым обелил честь престола, честь самого хана. И вот теперь… Видно, не сумел он удержать в руках поводья коня удачи. Оступился, остается ему только на бога уповать. Он целиком зависит от советника, который сидит, опустив глаза, рядом с Насриддином. Старый хитрец! Он не успокоится на том, чтобы разорить один-два аила. Нет, он начнет плести свои сети, толкуя об адате и шариате, и в сетях этих как раз запутаешься!

— Не горюй, бий, — сказал советник негромким, расслабленным своим голосом. — Племянник горячится, смерть дяди причинила ему боль, это можно понять. Можно простить. Он еще молод, простите его, бий. — Советник покачал головой. — Ничего не поделаешь. Умершего не воскресишь. Мы должны блюсти мир и покой здравствующих.

Абиль-бий и советник посмотрели друг другу в глаза. Бий почувствовал облегчение, поспешил поддержать советника:

— Верно сказано… Мудрые слова!

Насриддин-бек не остался ночевать и ускакал со своими джигитами, но на прощанье приказал: "Виновного найдите, не то…"

Страх и смятение поселились в кочевых аилах. Из уст в уста переходила весть о требовании Насриддин-бека найти убийцу. Поведением Абиль-бия, не побоявшегося дать острастку ханзаде, восхищались и гордились. На поклон к бию снова потянулись со всех сторон аксакалы и старейшины родов. Они считали, что Абиль-бий был обруган и оскорблен ни за что, ни про что; они расспрашивали о здоровье и при этом доверительно заглядывали Абиль-бию в глаза, изъявляя тем самым готовность помочь, насколько хватит сил и возможностей. Не такую уж страшную обиду претерпел старый хитрец, — Насриддин-бек, правда, говорил с ним неуважительно, но старый советник загладил ошибку заносчивого мирзы. Тем не менее Абиль-бий принимал сочувствующих с таким выражением на лице, будто действительно пострадал за справедливость, и пострадал невинно.

Но Насриддин-бек на том не успокоился. Воинственно настроенные сипаи гарцевали во главе со своим курбаши по аилу, проносились по гребню горы, на скаку стреляя по мишеням, — для устрашения аильчан. Пировали и веселились, не вступая в общение с горцами, а по вечерам курбаши и пятеро джигитов объезжали весь аил, причем курбаши время от времени выкрикивал:

— Нашелся убийца?

Вскоре явился к Абиль-бию Эшим с приветом от Бекназара, который все видел и слышал, оставаясь в стороне. Эшим слово в слово изложил то, что велел передать Абиль-бию Бекназар.

— Спасибо, пансат. Хорошо, что вы достойно ответили зарвавшемуся ханскому щенку. Вы поняли теперь, что такие платят злом за добро…

Абиль-бий улыбнулся. Разомлевший от кумыса старый советник сладко спал на пуховых подушках. Абиль бросил на него взгляд искоса и тогда ответил Эшиму:

— Передай батыру: если бы не было у меня такой опоры, как Бекназар, не был бы я смелым. Вы моя защита, в вас чувствую я силу, способную преградить путь горному потоку.

Эшим, наклонив голову в знак того, что слышал, понял и все передаст Бекназару, двинулся было к выходу из юрты, но замешкался, с опаской поглядывая на спящего советника. Абиль заметил это: значит, Эшим не все еще сказал.

— Говори, — подбодрил Абиль. — Чужих ушей здесь нет.

Чуть склонившись над стариком, прислушиваясь, спит ли, не прикидывается, повторил:

— Говори!

— Все пути Насриддин-беку отрезаны, Повсюду стерегут его засады. Бекназар-аке ждет одного только вашего слова…

Абиль-бий так и взвился со своего места. Схватил Эшима за воротник, изо всей силы притянул к себе.

— Пусть с ума не сходит! Прекратить! Прекратить! Понял?

Он задыхался.

— Бий верно говорит…

Абиль-бий вздрогнул. Эшим замер. Бесцветные водянистые глаза старого советника смотрели на них холодно и спокойно.

— Верно говорит бий, — повторил советник и не спеша приподнялся с подушек. — Передай, джигит, своим друзьям батырам, что можно унести волчонка из волчьего логова, но матерые волки после этого нападут на овчарню. Обязательно нападут. Разве горцы не знают этого, джигит? Спроси их…

Абиль-бий весь трясся.

— Скажи… скажи Тенирберди, пускай он образумит сумасброда. Пускай образумит, слышишь?

— Слышу…

Эшим поклонился и вышел.

В тот же день Абиль-бий скликал старейшин и всех предупредил, что действий Бекназара не поддерживает, что поддерживать их — безумие. Кто пойдет за Бекназаром, тот достоин изгнания из общины…

На другой день прибыли к Насриддин-беку еще сорок человек сипаев из Намангана. Курбаши Насриддин-бека после этого разгулялся вовсю. Он запретил сообщение между аилами, по дорогам разослал дозорных. Кочевники совсем потеряли головы. Кто сыщет убийцу? А разве сам он объявится? Насриддин-бек требовал найти преступника немедленно, а нет — так он прикажет схватить всех взрослых джигитов. Как это стерпеть?

— Пусть ханзада скажет, чем можем мы остудить его гнев! Чем мы провинились перед ним? Пусть скажет прямо! — с этими словами пришли к старому советнику аксакалы.

А советник того только и ждал. Ему было все равно, кого там убили — дядю хана или бродячего пса, — лишь бы руки нагреть на этом. Безмерно обрадованный, он, однако, и виду о том не подавал, а сокрушенно качал головою, кляня тяжелые времена.

— Как вам быть? Выход один: не нашли убийцу, отдайте виру за убитого. Таково веление шариата. Я поговорю с вашим племянником ханзадой. Попрошу его не толкать родственников к пропасти, попрошу его выслушать вас. Бог милостив, да вселит он милосердие в душу ханзады.

Аксакалы слушали советника в полном молчании. Ведь это прямой произвол! Старики, познавшие за свой век все плохое, кроме смерти, не знали, что отвечать. Нарушил молчание Абиль-бий. Не скрывая злости, сказал:

— Пусть получит желанную виру! Когда змея заползет к тебе в дом, выдворить ее можно, только напоив молоком. Ладно! Пусть берет!

Насриддин-бек день ото дня свирепел все больше. Сипаям своим он дал полную волю; они вихрем носились по аилу, разбойничали, сколько хотели: стреляли в собак, которые осмеливались на них залаять, хватали и резали скот аильчан. Неслыханную виру потребовал Насриддин-бек за Домбу: тысячу коней и тысячу золотых! Где взять, как собрать такое? Как найти выход? Люди собрались было, сплотились вокруг Бекназара, как отара при виде волка, но Абиль-бий сумел без нагайки разогнать всех. Разрозненный, растерявшийся народ не мог собраться с силами.

Жалобы и тяжбы обсуждают обычно в главном аиле, в аиле Абиль-бия. Совет старейшин собирается на холме, на вершине которого торчит одинокий сторожевой камень. На этот раз совет заседал уже две недели. Конца не было речам