Только ты - Элизабет Лоуэлл

— Да.

Когда они шагнули вперед, Ева сосредоточенно нахмурила светло-коричневые брови. У Рено вдруг возникло желание поцеловать эти легкие трогательные дуги… Но он понимал, что отвлекать ее сейчас, когда они держат испанские стержни, было безрассудством. Когда он однажды положил ей на плечи руку во время соприкосновения стержней, его прямо-таки скрутило от желания и боли.

Хотя Рено не знал природы энергии, которая пульсировала по тонким палочкам, в ее существовании он более не сомневался. Солнечный свет тоже нельзя потрогать, однако с его помощью можно зажечь огонь. И какой огонь! Каким-то непостижимым образом испанские стержни фокусировали невидимые токи.

Рено и Ева отошли от оползня, и трепет стержней уменьшился, хотя и не столь быстро, как в том случае, когда они двигались вверх. Они пошли в другую сторону — давление упало мгновенно, металлические палочки в их руках стали совершенно безжизненными.

Ева и Рено в молчании дошли до луга и оглянулись.

— Сильнее всего я ощущала токи, когда мы прошли две трети пути к вершине, — произнесла наконец Ева.

— Я тоже.

Рено сверился с компасом.

— Если идти к выступу скалы, там тоже очень сильно «тянет», — добавила она. Он кивнул и снова посмотрел на компас.

— Что это означает?

Он отложил компас. Из-под полей шляпы сияли огромные детски-серьезные глаза Евы. Изгиб ее нижней губы напоминал ему о том, как сладостно коснуться кончиком языка этой нежной плоти и почувствовать в ответ трепетную дрожь…

— Вот что, сладкая девочка, я тебе скажу. Я рад, что до нас иезуитские священники использовали эти стержни. Иначе я бы посчитал, что заключил договор с дьяволом.

Рено криво улыбнулся, но Ева поняла, что говорит он вполне серьезно.

— Я тоже, — просто сказала она.

Он снял шляпу, расчесал пальцами волосы и снова надел ее.

— Если верить стержням, — объявил он, — где-то под этим оползнем находится чистое золото. Много золота.

Ева посмотрела на камни.

— Это не похоже на руду?

— Не знаю, на что похоже. Оно находилось рядом с шахтой. А когда король Испании прогнал иезуитов, они сбросили это вниз и завалили вход к чертовой матери.

20

Третий раз за день в долине прогремел искусственный гром. Двое людей укрылись за деревом, зажав уши руками. Щебень и каменная пыль взлетели в воздух и затем стали медленно оседать над лугом.

Когда эхо взрыва наконец замерло и обломки перестали падать, Ева осторожно опустила руки. В голове у нее до сих пор стоял звон.

Рено выпрямился и взглянул на овраг, который был завален обломками камней. Постепенно за завесой пыли вырисовалась рваная черная дыра в склоне горы. Его охватила радость. Он сорвал шляпу, бросил ее в воздух и издал торжествующий клич.

— Дело сделано, моя девочка!

Он подхватил ее на руки и стал кружить. Она смеялась и прижималась к нему. Осыпав Еву поцелуями, он опустил ее и придержал, пока она не обрела равновесие.

— Пошли посмотрим, что получилось, — сказал он. Счастливо улыбаясь, он схватил Еву за руку и направился к шахте таким широким шагом, что Еве пришлось почти бежать за ним.

Как он и рассчитывал, взрыв убрал большую часть обломков из устья шахты. Мелкая пыль еще держалась в воздухе. Рено отпустил руку Евы и прикрыл платком нос.

— Подожди здесь, — остановил он ее.

— Но ведь…

— Нет! — решительно пресек Рено ее возможные возражения. — Мы не знаем, какой была шахта до взрыва и тем более после него.

— Но ведь ты собираешься туда, — заметила она.

— Да, сладкая девочка. Собираюсь. Один.

Рено зажег фонарь, нагнулся и шагнул в образовавшееся отверстие. Он почти сразу же остановился, поднял фонарь и начал осматривать стены шахты.

Стены были из твердых пород. Несмотря на естественные трещины, туннель казался прочным. Когда Рено постучал молотком по поверхности, вниз полетело лишь несколько камешков.

Со всеми предосторожностями, сильно согнувшись, Рено пошел дальше. Вскоре характер пород изменился. Появилась жила бледного кварца толщиной в палец. При движении фонаря поблескивали вкрапления золотых крупиц.

Если бы кварц был ручьем, золото из него намывали бы в виде золотой пыли. Но камень — не вода. Чтобы освободить драгоценные крупицы от кварцевой тюрьмы, требуется черный порох, тяжелый труд и человек, который имеет желание рисковать своей жизнью в темных, сдавленных скалами переходах под землей.

— Рено! — с беспокойством окликнула его Ева.

— Пока все выглядит хорошо, — ответил он. — Каменные стены и маленькая жила золотой руды.

— Золото?

— Да. Но отнюдь не целая куча.

— О…

— Не расстраивайся преждевременно. Я прошел-то десяток шагов.

Ева уловила веселые нотки в голосе Рено и улыбнулась, несмотря на тревогу.

— И потом, — сказал он, — разве испанский журнал не упоминает о слитках золота, которые так и не были отправлены в Нью-Спейн?

— Упоминает. Там их было шестьдесят два.

Из шахты послышался свист.

— Ты мне не говорила об этом раньше.

— Я начала было говорить об этом вчера вечером, но ты отвлек меня.

Из шахты донеслись раскаты смеха: Рено вспомнил, как он отвлек Еву.

…Ева наклонилась над костром перевернуть кусок оленины, продолжая рассказывать об испорченной странице, которую она только что пыталась расшифровать. Рено слушал вполуха, не отводя глаз от тонкой фигуры девушки. То ли ее поза, то ли деловитый голос, выговаривавший староиспанские слова, неожиданно для него самого разожгли в нем желание. Они едва успели сбросить с себя одежду, и Рено овладел девушкой, ощущая жар костра с одной стороны, прохладу ночного воздуха с другой и тепло ее тела в центре.

— Нет, это ты отвлекла меня, — возразил Рено.

Ответом ему был смех Евы…

Пол под ногами Рено стал круто уходить вниз. Золотая жила так же резко повернула вниз, и это было свидетельством того, что штольню создавали, следуя за мощной жилой, а не по какому-то особому плану.

Рено продвигался сравнительно быстро, но в то же время осмотрительно, освещая себе путь фонарем. В целом шахта казалась прочной, если, конечно, исключить те места, где она проходила через рыхлые породы, которые не спеклись в горниле земной печи. В этих местах, а также там, где порода сильно растрескалась, испанцы поставили крепежные балки.

Было много боковых ответвлений, таких узких, что в них могли проникнуть только дети. Рено заглядывал в каждое, но там не было ничего, что могло представить интерес.

— Рено! Где ты?

Эхо несколько раз повторило звук голоса Евы.