Эликсир для избранных - Михаил Анатольевич Логинов

Альбина Антоновна.

«Это у них семейное – чаи гонять», – подумал я.

Чаю мне не хотелось, но в память о старой дружбе…

– Спасибо, не откажусь.

Беклемишева встала и начала доставать из шкафов чашки, ложки и блюдца. Потом поставила на плиту чайник и зажгла газ. Двигалась она по кухне бодро и уверенно, только слегка припадала на левую ногу.

– Альбина Антоновна, у вас ничего не болит? Я имею в виду, вы не сильно ударились? – спросил я.

– Не волнуйся, Лешенька, все в порядке, – ответила она. – Коленку только немного ушибла.

– Может, все-таки в травмпункт на Мантулинскую сгоняем, а? – сделал я последнюю попытку. – Я такси вызову.

– Пустое, – махнула рукой Беклемишева. – Все само пройдет.

«Ладно, я выполнил свой долг до конца…» – решил я.

Тем временем чайник закипел, и Альбина Антоновна принялась заваривать чай. Делала она это так же, как мама, как я, как, наверное, все, кто жил на Новинском, начиная с 30-х годов, – обваривала заварочный чайник кипятком, сушила его, потом щедро накладывала заварку, заливала кипятком на треть, накрывала бабой, давала настояться пять минут, а потом доливала кипяток доверху. Неизменность этой чайной церемонии действовала на меня успокаивающе. Есть вещи, которые не меняются. И это хорошо.

– Только вот к чаю у меня ничего нет, – посетовала Беклемишева. – Джем-то раскокала!

– Ничего-ничего, Альбина Антоновна, не беспокойтесь, – сказал я. – А лимон у вас есть?

– Лимон есть.

– Вот и славно.

И через минуту на столе появилось блюдечко с тонко нарезанными ломтиками лимона.

Теперь надо было о чем-то говорить со старушкой. Но эта перспектива уже не казалась мне неприятной.

– Ну, как твои дела, Лешенька? – спросила Беклемишева. – Что делаешь?

И из великого множества вариантов ответа я выбрал единственный, который, как мне казалось, мог увести нас от набивших оскомину разговоров о посягательствах застройщиков на детскую площадку.

– Я, Альбина Антоновна, пишу статью о прадеде, академике Заблудовском, – сообщил я.

– Ай! – воскликнула старушка Беклемишева, умильно сложив на груди сухонькие ручки. – О Павле Алексеевиче? Ах! Это хорошо, это очень хорошо… Какой это был человек! Какой человек! Такой был талантливый ученый! И умер совсем молодым… Кто бы мог подумать? Ведь не пил, не курил, занимался этой японской борьбой… Как ее?

– Дзюдо?

– Нет.

– Карате?

– Да нет же… Джиу-джитсу!

– Прадед знал джиу-джитсу?!

– Да! Он был спортсмен, атлет. Фехтовал, на коне скакал…

– А вы его хорошо помните?

– Ну, помню… Мне было… – Беклемишева на секунду задумалась. – Когда он умер, мне было пять лет. Я, конечно, была еще девочкой, но Павла Алексеевича помню. Он к нам иногда заходил, они с Антоном Григорьевичем разговаривали…

– Интересно.

– А еще я помню его ассистента… Бориса… У него фамилия была еще такая красивая, двойная. Он из каких-то князей был…

– Кончак-Телешевич, – напомнил я.

– Верно, верно. Борис Ростиславович. Он был другом семьи. И, между прочим, ухаживал за твоей бабушкой Ариадной Павловной. У них был роман. – Альбина Антоновна смешно закатила глаза. – Встречал ее около дома. Кланялся, целовал руку. Нам, девочкам, было очень интересно. Элегантный был такой мужчина. Денди!

– А почему он потом перестал быть другом семьи? Я от мамы знаю, что между ними какой-то произошел разлад…

– Ну, не знаю. Ариадна Павловна перед войной вышла замуж… за дедушку твоего. Может, поэтому они и разошлись…

– Альбина Антоновна, а что потом стало с Борисом Ростиславовичем?..

– Не знаю, не могу сказать… Ой! – вскинулась старушка. – Совсем забыла! У меня же сушки есть!

– Альбина Антоновна, да не волнуйтесь вы! – пытался остановить я ее, но тщетно, и через секунду на столе появилась глубокая тарелка, в которой горкой лежали сушки с маком.

«Все как у Антона, – опять подумал я. – Нет, наоборот, у Антона все как у мамы».

– А когда умер этот Кончак? – спросил я.

– Умер? – удивленно посмотрела на меня Альбина Антоновна. – Ничего он не умер. Я видела его не так давно… В прошлом году. Или нет? В позапрошлом… Жив он был тогда.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы осмыслить это сообщение.

– То есть как жив? – переспросил я.

– Да вот так жив. – Альбина Антоновна посмотрела на меня так, словно я опять был несмышленым ребенком. – Как мы с тобой.

Я снова попытался произвести в голове некоторые арифметические вычисления. В начале 30-х годов Борис Ростиславович Кончак-Телешевич был уже взрослым человеком. Судя по маминым рассказам, ему было лет тридцать или даже тридцать с гаком. Ну да! Он же участвовал в Гражданской войне на стороне белых! Значит, он родился около 1900 года. Ему, что же, сто восемнадцать лет? Не может этого быть! Нет, старушка обозналась. Или из ума уже выживает…

– А где вы его видели, Альбина Антоновна? – решил уточнить я.

– На Ваганьковском кладбище, – с готовностью ответила мама Антона. – Я тогда на могилу Ефима Самуиловича ездила, после Пасхи.

– А это точно был он? – спросил я осторожно.

– Ну а кто же? – слегка обиделась Беклемишева. – Я что, по-твоему, из ума выжила?

– Но сколько же ему лет? Он же, наверное, очень… эээ… пожилой.

Альбина Антоновна задумалась. Судя по всему, она пытался произвести в уме те же вычисления, что я проделал минутой раньше.

– Ну, много ему лет… Даже очень, – неуверенно протянула Беклемишева. – Не могу точно сказать. Но выглядит он очень хорошо, держится прямо. И одет все так же элегантно. Я его сразу узнала!

– Вы с ним разговаривали?

– Да. Он со мной первый заговорил. Я стояла, цветы выбирала. Вдруг слышу сзади голос: «Здравствуйте, Альбина!» Я прям вздрогнула. Голос-то какой знакомый! Он, Борис, ко мне всегда так обращался, когда встречал во дворе или дома у Заблудовских. Он с детьми разговаривал, как со взрослыми, на «вы». И кланялся. Мне, девчонке, это ужасно смешным казалось. Я думала, что он так с нами играет… Смешливая такая была. И тогда он тоже улыбался и говорил: «Альбина все хохочет, Альбина замуж хочет!» Такая присказка у него была… Я поворачиваюсь и гляжу – он! Стоит улыбается. И глаза все такие же – пронзительно голубые, глубоко посаженные.

– Поразительно! Он что-нибудь рассказал про себя? Что он? Где он?

– Нет. Только сказал: «Рад видеть вас, Альбина, в добром здравии». И пошел. Еще в руках у него трость была такая старомодная. Теперь так не ходят…

– Эх, что же вы, Альбина Антоновна, не расспросили его… – я не мог скрыть досады.

– Да я как-то растерялась, – стала оправдываться старушка. – Потом домой вернулась, подумала, что ж, правда, не спросила его… Да уж поздно было.

– И как его найти, вы не знаете?

– Нет, Лешенька…

«Фантастика! Значит, если верить Беклемишевой, год или два назад Борис