Эликсир для избранных - Михаил Анатольевич Логинов

все всегда так криво, а?

– Это риторический вопрос.

– Ну и что ты теперь будешь со всем этим делать?

– В смысле?

– Ну, тебе же надо статью написать… Вот так все прямо и расскажешь?

– Я об этом пока не думал…

– Хочешь еще яичницы?

– Нет, спасибо. Было очень вкусно.

Москва, утро того же дня

Расставшись с Катей, я спустился во двор. На улице было холодно. Я спал всего несколько часов и от этого чувствовал себя каким-то оглушенным. Что было делать? Поехать на работу и заснуть там, сидя в кресле? Или вернуться домой и вздремнуть пару часов? Я поежился, засунул руки поглубже в карманы куртки и огляделся. Во дворе было пусто, только вдоль выезда на Садовое кольцо по направлению к дому ковыляла какая-то старушка. В руках у нее было два пластиковых пакета. Видимо, с продуктами. Вглядевшись повнимательнее, я понял, что старушка – не кто иная, как Альбина Антоновна Беклемишева, мама моего друга Антона. Я не был уверен, что хочу с ней разговаривать. Не то чтобы я что-то имел против нее, нет. Просто не хотелось с ней разговаривать в это хмурое утро, и все. Сначала она меня не узнает, и я буду долго объяснять ей, кто я такой. Потом она меня вспомнит и начнет ахать и охать и задавать мне всякие глупые вопросы про мою жизнь и работу, а потом заведет какую-нибудь бесконечную историю про то, что кто-то хочет отобрать детскую площадку во дворе и построить там парковку. Или станет жаловаться на каких-нибудь зловредных соседей, которые недавно купили в доме квартиру и теперь каждый день долбят стены. Я буду слушать весь этот поток сознания и вежливо кивать, не смея прервать пожилую женщину. Очень пожилую. Сколько ей лет, кстати? Под девяносто, наверное. Зрение у нее уже ни к черту. И вряд ли она успела заметить меня, поэтому если я сейчас повернусь и пойду в противоположную сторону, в глубь двора, то смогу избежать встречи с ветераном труда и при этом никого не обидеть. И я уже собрался так и сделать, но тут случилась авария. Старушка Беклемишева, преодолевшая уже примерно половину расстояния от улицы до подъезда, вдруг как-то неловко запнулась и растянулась на земле. Пакеты выпали у нее из рук, и из них во все стороны покатились яблоки и творожки «Агуша». «Господи! Только бы она ничего себе не сломала», – взмолился я и ринулся на помощь старухе.

– Альбина Антоновна! Альбина Антоновна! – заорал я, подбегая к ней. – С вами все в порядке?

Кричал я не столько от того, что был взволнован, сколько из опасений, что она еще и глухая.

– Ой… ой… – стонала Беклемишева.

Я аккуратно взял женщину под мышки и поставил ее на ноги.

– Альбина Антоновна, вы не ушиблись? – продолжал допытываться я.

Но Беклемишева, видимо, не могла так быстро включиться в беседу и только без конца повторяла свое «ой». Я осторожно отпустил ее, желая убедиться, что она может стоять без посторонней помощи. Опыт дал удовлетворительные результаты. Беклемишева стояла, слегка скрючившись, но вполне устойчиво. Ноги вроде были целы. Я осторожно подергал ее за кисти рук. Вроде тоже ничего… Отряхнул испачканный в пыли плащ.

– Вы целы?

Старушка перестала ойкать и попытался сфокусировать взгляд на моем лице. Я понял, что пришло время представиться.

– Альбина Антоновна, вы меня узнаете? – спросил я.

Беклемишева прищурилась, пытаясь рассмотреть меня получше. Но я чувствовал, что идентификация пока не случилась.

– Я – Леша! Леша Кораблев. Ваш сосед. Друг Антона. Я тут у сестры был…

Нет, не надо про сестру. Слишком много информации сразу. Надо повторить свое имя.

– Я – Леша Кораблев! Узнаете меня?

Тиньк! Альбина Антоновна включилась.

– Лешенька, здравствуй! – произнесла она и протянула ко мне сухонькую старческую ручку. – Как я рада тебя видеть! Спасибо тебе, родной! А я вот такая старуха неуклюжая, растянулась тут посреди дороги…

Говорила она неплохо. И улыбалась так приятно. Я осторожно пожал ее руку.

– Альбина Антоновна, вы постойте пока, не ходите никуда. А я ваши покупки соберу.

Беклемишева оглянулась и увидела рассыпавшиеся по земле продукты.

– Ой! – вскрикнула она. – Яйца! Яйца-то, наверное, побились!

«Будет жить», – подумал я.

Я быстро собрал разлетевшиеся во все стороны продукты питания и побросал их в пакеты.

– Альбина Антоновна, я вас провожу.

– Ой, да что ты, Лешенька! Не надо! Я сама справлюсь.

– Надо! Мне это совсем нетрудно.

– Ну спасибо тебе!

Я галантно отставил левый локоть, Беклемишева оперлась на мою руку, и мы двинулись к дому. Благополучно добрались до подъезда и поднялись на лифте на второй этаж. Перед дверью вышла заминка, Беклемишева долго рылась в карманах в поисках ключей. Она даже высказала предположение, не выпали ли они, когда она шлепнулась. Но я со всей серьезностью заверил ее, что никаких ключей на месте происшествия не видел. Наконец ключи были найдены, и мы вошли.

В беклемишевской квартире мало что изменилось с тех пор, как я был там в последний раз. Даже запах, казалось, остался прежним – запах старой мебели, книг с примесью какого-то старого, давно вышедшего из моды парфюма.

Я помог Альбине Антоновне снять плащ и проводил ее в кухню. Потом принес из прихожей пакеты и стал выкладывать их содержимое на стол. Беклемишева снова было попыталась отказаться от моих услуг, но я заглянул в один из пакетов и обнаружил, что разбилась маленькая баночка с джемом и некоторое количество содержимого вытекло на помидоры и пачку сливочного масла.

– Альбина Антоновна, давайте я тут все аккуратно выну, а то, не дай бог, порежетесь.

Старушке мое предложение показалось разумным. И некоторое время она спокойно сидела, наблюдая, как я разгружаю пакеты, и лишь изредка давала указания, что и куда положить. Кроме банки с джемом разбилось еще только два яйца. Урон был определен как приемлемый, и Беклемишева сразу повеселела.

– Лешенька, ведь все так дорого, так дорого! – начала жаловаться она. – Выйдешь в магазин, половины пенсии как не бывало. Спасибо, Сева с Антошей помогают, а так и не знаю, как жила бы.

Сева, сын Альбины Антоновны от первого брака, был сильно старше нас с Антоном, и мы с ним почти не общались. Про его отца, первого мужа Беклемишевой, мне ничего не было известно. «А ведь Антон, получается, поздний ребенок, – подумал я. – Сколько ей было, когда она его родила? Под сорок?» Почему-то в детстве я над этим не задумывался, хотя разница в возрасте между моей мамой и Антошкиной была заметной.

– Леша, давай я тебе чаю налью, – предложила